Больше всего на свете Глинский дорожил привязанностью к нему жены и на все смотрел сквозь призму этого чувства. Наташа не говорила ему «люблю». Раньше она принимала его любовь и отвечала ему спокойной нежностью. И только теперь в городе, занятом врагами, Наташе показалось, что она любит его по-настоящему.

Сергей Александрович прекрасно понимал: это чувство краденое — Наташа тянулась всем своим существом к созданному ею образу героя подпольщика.

— Что будет, если она узнает правду? — Холодок полз по спине Глинского. Теперь, когда неизвестно, жив ли Степа, он любил жену с еще большей силой. Наташа для него единственный родной человек во всем огромном неустойчивом и враждебном ему мире. Он болезненно дорожил каждой минутой, проведенной с ней.

Присутствие на квартире офицеров гестапо раздражало Глинского все больше и больше. Ему казалось, что они становятся между ним и женой. Из-за них у Наташи временами возникает некоторая настороженность и даже отчужденность.

Глинский не ошибался. У Наташи снова проснулись сомнения:

«Если Сергей только маскируется, то почему же так искренне прозвучали его слова, когда он восхищался гитлеровской стратегией? Может быть, стремление выполнить задание Родины дает ему силы артистически блестяще играть свою роль перед фашистскими офицерами?»

Работа в больнице отнимала у Наташи много сил. Домой она приходила обычно вся разбитая, и ей хотелось верить, что все ее подозрения только результат нервного переутомления.

Как-то поздно вечером Глинский сидел у себя в комнате и перелистывал немецкий авиационный журнал. Вошла Наташа. Сегодня она задержалась дольше обычного: у одного из тяжело раненных началось опасное осложнение. Весь день вместе с Тасей Наташа боролась за жизнь угасающего на глазах человека. К вечеру он умер.

Безразличная ко всему, измученная до предела, Наташа молча опустилась на стул. Сергей Александрович, чем-то сильно увлеченный, не обратил внимания на состояние жены. С торжествующей улыбкой он протянул ей журнал:

— Вот, прочти этот абзац! Видишь, я был прав: никуда не годятся родченковские моторы. Сколько машин из-за них разбилось, сколько людей погибло! И он еще думает тягаться с первоклассными немецкими конструкторами!

Наташе показалось, что где-то рядом произошел оглушительный взрыв, и на какое-то мгновение она потеряла сознание. Но тут же с предельной ясностью возникло каждое из только что сказанных слов, будто кто-то повторял их с беспощадной жестокостью.

Выпрямившись во весь рост, Наташа бросила в продолжающее улыбаться лицо мужа:

— Ты — враг! Только враг может так говорить! Сергей Александрович сразу понял все, и страх сковал его язык. С трудом он выдавил:

— Мне страшно, Наташа, до чего меня довела любовь к тебе и ревность. Да, ревность. Я никогда в этом не признавался. Ревную тебя к Родченко. Хотел унизить его в твоих глазах. Увлекся и не подумал о главном: о наших людях, о наших машинах…

Глинский говорил так искренне, что Наташа поверила ему. Но как он был омерзителен!

С этого дня Наташа ясно почувствовала, что обрывается тоненькая ниточка созданного воображением чувства. Остается брезгливая жалость, и все.

Но она старалась быть к мужу внимательной. Какое имеет она право отказать в моральной поддержке человеку, выполняющему ответственное боевое задание?! Ее обязанность поддержать, помочь ему.

На прямой Наташин вопрос: скоро ли он собирается выполнить задание? — Глинский смущенно сказал:

— Не могу ответить тебе точно. Все уже подготовлено. Жду подходящего момента.

«Возможно, он и прав», — мелькнуло в сознании Наташи.

* * *

Взрыв раздался перед рассветом. Сначала дрогнул морозный февральский воздух, следом рухнули стены испытательной станции и сборочного цеха. В близлежащих городских кварталах задребезжали, а кое-где со звоном вылетели оконные стекла.

Наташу разбудил донесшийся грохот. Сергея Александровича не было дома, он теперь часто работал на заводе по ночам.

Наташа ни секунды не сомневалась, что взрыв произошел именно на заводе. Она бросилась к телефону, набрала номер дежурного по заводоуправлению и попросила позвать инженера Глинского. Незнакомый голос поинтересовался, кто говорит, и, узнав, что это жена Сергея Александровича, любезно сообщил, что несколько минут назад ее муж уехал с немецким офицером. Расспрашивать дальше она не решилась, да и что мог знать дежурный?

«Где же сейчас Сергей? — мучительно думала Наташа. — Он в гестапо. Его арестовали и пытают! А она еще подозревала!..»

Пора было идти в больницу. Наташа с трудом оделась и вышла из дома, еле передвигая ноги. Не успела сделать несколько шагов, как неожиданно столкнулась с мужем. Она смотрела на него, не веря своим глазам. Жив!.. Свободен!..

— Ну, теперь ты довольна? — тихо спросил Глинский и прижался лицом к ее ладоням.

После взрыва заводских цехов в городе усилились аресты, обыски. Наташа не могла спокойно спать. Каждую ночь ей казалось: Сергея схватили и отправили в застенок. Она теперь виделась с мужем редко. Глинский днями и ночами пропадал на заводе. Ему поручили восстановительные работы, и инженер старался закончить их как можно скорее. Заботился он и о высоком качестве ремонта здания и оборудования.

Оккупанты были довольны. Инженеру Глинскому увеличили жалованье, пообещали крупную денежную награду и дали понять, что, если он будет стараться и впредь, — ему будут предоставлены все условия для обеспеченной и счастливой жизни.

Как отнесется к этому Наташа? Глинский успокаивал себя, что надо проявить выдержку, действовать осторожно, с тактом. Жена незаметно для себя пойдет на уступки, втянется в новую жизнь. Если бы найти Степика! Тогда легче было бы примирить Наташу с жизнью в оккупации. О сыне Сергей Александрович сильно тосковал. В его памяти часто всплывал первый разговор с гитлеровскими офицерами. Ему пообещали вернуть жену.

«Наша армия двигается вперед быстрее, чем отступают русские», — сказал тогда капитан Ауэ.

Фашистские бомбы действительно преградили Наташе путь… Что если бы вернули Степу…

Сергей Александрович поделился с квартирантами своим растущим беспокойством за судьбу сына.

— Продолжайте работать так, как вы работаете сейчас, и мы скоро вернем вам вашего сына, — уверенно заявил капитан.

— Его увезли очень далеко, за Урал, — печально сказал Глинский.

Ауэ улыбнулся:

— Для нас не существует «далеко»!

…Инженер Глинский находился в своем служебном кабинете, когда к нему без доклада вошел молодой немец в штатском платье, но с военной выправкой.

Сергей Александрович поморщился, его отрывали от срочного дела, но все же любезно спросил:

— Чем могу быть полезным?

Немец не спеша уселся в кресло около письменного стола и только тогда заявил:

— Я здесь по вашему личному делу, господин Глинский. Мне нужны сведения о вашем ребенке: с кем, куда и когда вы отправили его?

Сергей Александрович недоумевающе посмотрел на немца.

Тот пояснил невозмутимо спокойно:

— Я получил распоряжение от господина коменданта разыскать и привезти сюда вашего сына.

Возбужденный вернулся Глинский домой. Он старался сдерживать себя, чтобы Наташа не обратила внимания на его необычное настроение. И все же не смог не спросить:

— Родная моя! Если б Степа вдруг оказался с нами? Правда, хорошо бы было?

— Ты с ума сошел, Сергей! — возмутилась Наташа. — Зачем нам здесь Степа? Мы сами висим на волоске!

— Какая ты, Наташа, стала нервная, раздражительная, — успокаивающе сказал Глинский. — Мне так хочется, хоть на минутку, взглянуть на нашего малыша. Что же дурного, хотя бы помечтать об этом?

Сергей Александрович был безгранично рад. Ему и в голову не приходило, что перед ним разыграли гнусный фарс.

…Сегодня утром капитан Ауэ доложил коменданту просьбу инженера Глинского найти его сына.

Фон Роттермель выслушал и спросил: