Диди, все время почти не слушавшая, казалось, внезапно на что-то решилась и, выступив вперед, остановилась перед обоими мужчинами. Лицо ее было бледно, но решительно, и Пламенный, глядя на нее, вспомнил тот день, когда она впервые села на Боба.

— Подождите, — сказала она. — Мне нужно кое-что сказать. Элем, если вы совершите этот безумный поступок, я не выйду за вас замуж. Я отказываюсь выйти.

Хегэн, несмотря на свое отчаяние, бросил ей благодарный взгляд.

— А я все-таки рискну… — начал Пламенный.

— Подождите, — снова перебила она. — А если вы этого не сделаете, я выйду за вас.

— Давайте выясним это положение. — Пламенный говорил раздражающе медленно и рассудительно. — Так ли я понял: если я буду продолжать игру, вы за меня выйдете? Вы выйдете за меня, если я в такой работе по-прежнему буду расшибать себе голову и пить коктейль?

После каждого вопроса он останавливался, а она утвердительно кивала головой.

— И вы за меня выйдете без всяких промедлений?

— Да.

— Сегодня? Сейчас?

— Да.

Он на секунду задумался.

— Нет, малютка, я этого не сделаю. Это дело не пойдет, вы сами знаете. Мне нужны вы — вы вся, а чтобы вас получить, я должен отдать вам всего себя, а от меня чертовски мало останется, если я буду продолжать эту деловую игру. Диди, я уверен в вас и в себе — там, вместе с вами на ранчо. И сейчас я в вас уверен. Вы можете говорить — хочу или не хочу — как вам угодно, но все-таки вы наверняка за меня выйдете. А теперь, Ларри, лучше вы уходите. Я скоро вернусь в отель, а так как ноги моей больше в конторе не будет, то вы принесите мне на квартиру все бумаги для подписи и все остальное. По телефону вы можете обращаться ко мне туда в любое время. Этот крах неизбежен. Поняли? Я вышел из игры.

Он встал, давая понять, что Хегэну пора уходить. Тот был совершенно подавлен. Он тоже поднялся и стоял, беспомощно озираясь вокруг.

— Прямое, явное, абсолютное безумие, — бормотал он.

Пламенный опустил руку на его плечо.

— Встряхнитесь, Ларри. Вы всегда говорите о чудесах человеческой природы, и вот я вам даю новый образчик, а вы не умеете его оценить. Я еще больший мечтатель, чем вы, я мечтаю о том, что наверняка сбудется. Это моя самая чудесная мечта, я гонюсь за ней, чтобы ее поймать.

— Теряя все, что у вас есть, — выпалил Хегэн.

— Верно, — теряя все, что у меня есть и что мне не нужно. Но сто сорок волосяных уздечек я все-таки не отдам. А теперь вы лучше проваливайте к Энвину и Гаррисону и поезжайте в город. Я буду в отеле, и вы можете зайти ко мне в любое время.

Как только Хегэн вышел, Пламенный повернулся к Диди и взял ее за руку.

— А теперь, малютка, вам больше не нужно приходить в контору. Считайте себя уволенной. И не забудьте, я был вашим хозяином, так что вам придется обращаться ко мне за рекомендацией, и если вы не будете паинькой, я вам ее не дам. А теперь вы отдохните и подумайте, какие вещи вы хотите уложить, потому что нам придется меблировать дом вашими вещами — во всяком случае, парадную часть дома.

— Но, Элем, я не хочу, не хочу! Если вы совершите это безумие, я никогда за вас не выйду.

Девушка попыталась отнять свою руку, но он бережно удержал ее в своей.

— Хотите быть прямой и честной? Отлично, начнем. Чего вам больше хочется — меня и деньги или — меня и ранчо?

— Но… — начала она.

— Без «но»! Меня или деньги?

Она не отвечала.

— Меня и ранчо?

Снова она ничего не ответила ему, и снова он остался невозмутимым.

— Видите ли, я знаю ваш ответ, Диди, и не о чем больше говорить. Мы с вами выходим из игры и едем в Сонома. Вы подумайте, что бы вам хотелось с собой взять, я через пару дней пришлю людей, которые упакуют вещи. Это будет последняя работа, какую другие за нас сделают. Распаковывать и устраиваться мы будем сами.

Она сделала последнюю попытку:

— Элем, будьте же благоразумны. Есть еще время передумать. Я могу протелефонировать и застать мистера Хегэна, как только он придет в контору…

— Да ведь я сейчас единственный разумный человек во всей компании, — возразил он. — Посмотрите на меня — спокоен и счастлив, как король, а они все суетятся вокруг, словно всполошившиеся куры, которым собираются отрезать головы.

— Я бы заплакала, если бы думала, что это поможет, — пригрозила она.

— В таком случае, думаю, мне пришлось бы еще раз вас обнять и постараться успокоить, — пригрозил он в свою очередь. — А теперь я ухожу. Досадно, что вы продали Мэб. Вы могли бы послать ее туда, на ферму. Но я позабочусь, чтобы у вас была какая-нибудь лошадь для верховой езды.

Когда Пламенный стоял на площадке, собираясь уходить, она сказала:

— Вам не нужно присылать этих людей. Никакой упаковки не будет, потому что я не собираюсь выходить за вас замуж.

— А я ни капельки не боюсь! — ответил он и спустился вниз по лестнице.

Глава XXIV

Три дня спустя Пламенный ехал в Беркли в своем красном автомобиле. Это было в последний раз, так как на следующий день машина должна была перейти к новому владельцу. Тяжелы были эти три дня, ибо такого крупного краха Калифорния еще не знала. Газеты были полны этим, и отовсюду несся негодующий вопль. Кричали те самые люди, которые впоследствии убедились, что Пламенный полностью обеспечил их интересы. Мало-помалу эти факты стали известны и дали повод разнесшемуся повсюду слуху, что Пламенный сошел с ума. Все дельцы единодушно стояли на том, что ни один нормальный человек не может поступить подобным образом. С другой стороны, его длительное и упорное пьянство и история с Диди избежали огласки, и единственный возможный вывод был тот, что дикий финансист с Аляски сошел с ума. А Пламенный усмехался и подтверждал это подозрение, отказываясь видеть репортеров.

Он остановил автомобиль перед дверью Диди и встретил ее стремительно, по своему обыкновению, схватив ее в объятия, прежде чем она могла выговорить слово. И только после того, как она высвободилась из его объятий и усадила его, он начал говорить.

— Дело сделано, — объявил он. — Вы, конечно, видели газеты. Я начисто разорен. Я к вам заехал, чтобы узнать, когда вы хотите отправиться в Глен Эллен. Придется поскорее, потому что теперь ужасно дорогая жизнь в Окленде. У меня уплачено за комнаты в отеле до конца недели, а после этого я уже не могу позволить себе там остаться. И с завтрашнего дня придется ездить в трамвае, а они обойдутся недешево.

Он остановился, ждал и смотрел на нее. У нее был вид нерешительный и встревоженный. Потом улыбка, которую он знал так хорошо, появилась на губах, загорелась в глазах, и наконец она откинула голову и по-старому расхохоталась своим мальчишеским смехом.

— Когда эти люди придут укладывать вещи? — спросила она.

И снова расхохоталась, делая вид, будто хочет ускользнуть от его медвежьих объятий.

— Дорогой Элем, — прошептала она, — дорогой Элем! — И в первый раз она сама поцеловала его.

Ее рука, лаская, пробежала по его волосам.

— Твои глаза сейчас совсем золотые, — сказал он. — Я могу глядеть в них и говорить, как сильно ты меня любишь.

— Они давно уже были для тебя золотыми, Элем. Думаю, на нашем маленьком ранчо они всегда будут золотыми.

— И в волосах твоих золото, огненное золото. — Он вдруг повернул ее лицо, сжал его своими ладонями и долго вглядывался в глаза. — И в твоих глазах были золотые искры в тот день, когда ты сказала, что не выйдешь за меня.

Она кивнула головой и засмеялась.

— Ты все равно настоял бы на своем, — призналась она. — Но я не хотела принимать участия в таком безумном поступке. Все эти деньги были твои, а не мои. Но я любила тебя все это время, Элем, потому что ты — большой ребенок и разбиваешь тридцатимиллионную игрушку, с которой тебе надоело играть. А когда я говорила «нет», я все время думала «да». И я уверена, что мои глаза были тогда золотыми. Я боялась только одного — что тебе не удастся потерять все. Потому что, дорогой, я знала, что все равно выйду за тебя замуж, а мне нужны были только ты и ранчо, и Боб, и Волк, и эти волосяные уздечки. Сказать тебе секрет? Как только ты ушел, я позвонила по телефону тому человеку, которому продала Мэб.