Видимо, она поклялась жрецу, что немедленно убьет его, как только киргизы высунутся из пещеры, и Йогок, вне себя от страха, визгливым голосом подгонял туркмен двигаться как можно быстрее. Гордон усмехнулся и тоже прикрикнул на плетущихся в хвосте туркмен.

Они уже прошли почти с полмили, и, когда свернули с хребта, Гордон задержался, оставшись один. Он увидел, как на пространство каньона из пещеры выскочили киргизы, и, вскинув ружье, дал по ним первый залп. Расстояние было слишком большим, и он промахнулся, что бывало с ним крайне редко: попал в лошадь вместо седока. Бедное животное взвилось на дыбы, огласив горы диким ржанием; еще несколько коней киргизов тоже вздыбились и в панике начали теснить друг друга.

Горный кряж был слишком узким, и кони вместе с всадниками один за другим начали падать в пропасть. Остальные киргизы тут же поспешили укрыться обратно в пещеру, выжидая более подходящий момент. Через некоторое время один из них осмелился выглянуть наружу, но выстрел из ружья Гордона сразу же пресек эту попытку.

Оглянувшись, Гордон увидел, что его люди уже преодолели узкий хребет вдоль каньона и поднялись по тропе на выступ. Он пришпорил коня и помчался вслед за ними. Это было очень рискованно, но у Гордона не было выбора — если бы он ехал медленнее, у киргизов было бы время высунуться из укрытия и обнаружить, что никто им больше не препятствует. Получить пулю в спину американец не хотел и гнал своего коня во весь опор, рискуя каждый миг свалиться в пропасть. Но конь его не подвел — он чувствовал себя в горах не хуже горных овец, безо всякого страха уверенно преодолевающих самые головокружительные переходы.

Большинство туркмен шли пешком, ведя коней под уздцы. Они то и дело огладывались на Гордона, стремительно приближавшегося к ним, со страхом ожидая, что он вот-вот свалится с обрыва в бездну. Но Аль-Борак, несмотря на то что глаза его закрывались от смертельной усталости и недостатка сна, быстро преодолев опасную тропу, подъехал к ним живой и невредимый, а киргизы за это время так и не успели еще выглянуть из пещеры.

Ясмина стояла неподвижно, не отрывая глаз от Гордона и судорожно сжимая кулаки. Он улыбнулся ей, и она ответила ему слабой улыбкой. Гордон окинул взглядом своих туркмен и увидел, что многие из них едва держатся на ногах от голода и усталости. Он и сам устал не меньше их, но усилием воли заставлял себя двигаться дальше, не давая ни себе, ни другим ни малейшей передышки.

Они продвигались все дальше и дальше, слыша позади себя приглушенные расстоянием крики, — киргизы наконец осмелились выйти из укрытия и пуститься в погоню за своими врагами. Но они не были столь безрассудны и отчаянны, как Гордон и его люди, и рисковать жизнью понапрасну не хотели, поэтому двигались черепашьим шагом, стараясь все же не упускать врага из виду.

Заснеженная вершина горы Эрлик-хана становилась все ближе, величественно возвышаясь над остальными горами, и Йогок, когда Гордон спросил его о дальнейшем направлении, ответил, что путь к спасению лежит именно через эту гору. Больше он из себя выдавить не мог — серый от страха, он думал лишь о том, как спасти свою жизнь. Он в равной степени боялся и Гордона с его свирепыми туркменами, и монахов с киргизами, которые если догонят их, то узнают, что жрец предал богиню.

Люди и кони едва брели, шатаясь от изнеможения и стараясь удержаться на ногах под сильными порывами ветра, едва не сносившего их в пропасть. Теперь они уже спускались вниз по извилистой тропе, прямо к подножию горы Эрлик-хана. Надвигалась вечерняя мгла, и ехать становилось все труднее, но цель уже была близка.

Гора казалась невероятно огромной, и остальные горы в сравнении с ней выглядели просто карликовыми. Преодолев последний отрезок пути, отряд Гордона остановился у массивной бронзовой двери, которую украшали вырезанные на ней непонятные надписи. Дверь была столь мощная, что спокойно могла выдержать даже натиск тяжелой артиллерии.

— Это святилище Эрлик-хана, — сказал Йогок и принялся кланяться, как мусульманин. — Толкните дверь. Не бойтесь. Клянусь жизнью, здесь нет никакой ловушки.

— Посмотрим, Йогок, насколько ты ценишь свою жизнь, — мрачно отозвался Гордон и, подъехав вплотную к двери, навалился на нее плечом, едва не вывалившись из седла.

Огромная дверь открылась внутрь так легко, что стало ясно: древние петли недавно смазывали. Горевший у входа факел освещал длинный туннель, вырубленный в камне.

— Этот туннель ведет прямо через гору, — пояснил Йогок. — К рассвету мы уже далеко оторвемся от преследователей, и если даже они найдут через гору самую короткую дорогу, то им придется идти пешком, и на это у них уйдет вся ночь и весь следующий день. Если же они решат обогнуть гору и поедут по окружающим склонам и горным тропам, то затратят еще больше времени; а ведь их кони уже устали, да и они сами тоже. Я собирался вести Ормонда тоже кружным путем, путь через гору я не хотел ему показывать. Но сейчас это единственный путь к спасению. Здесь есть еда, так что вы сможете подкрепиться. Здесь периодически работают монахи, поэтому вы сможете найти все необходимое. Вон в той келье есть лампы, чтобы освещать дорогу.

Йогок указал на маленькую комнату неподалеку от входа. Взяв несколько масляных ламп, Гордон зажег их и отдал туркменам. Он не хотел вести своих людей наугад в незнакомое место и уже собирался было произвести разведку в одиночку, чтобы изучить обстановку. Но преследователи нагоняли их, поэтому медлить было нельзя, и, взглянув на Йогока, все еще дрожавшего от страха, Гордон решил, что жрец не предполагал такого развития событий и вряд ли приготовил здесь ловушку.

Йогок объяснил, как запирать дверь изнутри, указав на огромные замки — каждый величиной с человеческую ногу. Чтобы поднять хоть один из них, потребовались усилия шестерых человек, но, зато когда замки оказались на месте, Гордон убедился, что дверь заперта надежно и сможет выдержать любую осаду.

Велев Йогоку ехать между ним и Орханом, Гордон двинулся вперед. Он все еще не доверял жрецу, несмотря на его клятвы. Слишком хорошо было известно коварство Йогока, ненависть которого к Ясмине не только не остыла, но и еще усилилась. Гордон несколько раз замечал его полные ядовитой злобы взгляды, брошенные на богиню.

Они молча двигались по огромному туннелю, и американец, при всей своей усталости, все же находил силы изумляться тому, что видел вокруг. Он никогда даже и не подозревал о существовании подобного места. Туннель был настолько широким, что по нему могли проехать в ряд не менее тридцати всадников, а потолок поднимался так высоко, что иногда его просто не было видно. Во многих местах с потолка свисали сталактиты, и свет от лампы, которую держал в руках Орхан, отражался в них тысячами переливающихся сверкающих искр.

Стены были отполированы до зеркального блеска, и Гордон поражался, сколько веков потребовалось, чтобы проделать всю эту работу. По обе стороны туннеля располагались монашеские кельи, но все они были пусты. И тут наконец американец увидел сначала следы кирки на стенах, а затем и тусклые желтые отблески.

Легенда о горе Эрлик-хана оказалась правдой. То тут, то там вдоль стен тянулись золотые прожилки, и достаточно было поковырять ножом стену, чтобы достать золота, сколько угодно.

Туркмены, чуявшие добычу, как грифы падаль, внезапно встрепенулись, и от их усталого вида не осталось и следа. Раздувая ноздри и цокая языком, они пожирали глазами стены, готовые вгрызться в них зубами.

— Так вот где монахи берут золото! — не в силах сдерживаться, воскликнул Орхан. — Аль-Борак, позволь мне потрясти старикашку за ноги, чтобы он показал мне, где они прячут то, что выудили из стен!

Но «старикашку» трясти не потребовалось. Он указал на довольно большую прямоугольную комнату, где лежали груды необычной формы предметов, оказавшихся слитками чистого золота. В других, еще больших по размеру комнатах стояли приспособления и печи, в которых золото плавили и отливали в различные изделия.