По обеим сторонам ворот стояли квадратные сторожевые башни, тяжелые створки с железными запорами были открыты. Въезд в город охраняли около десятка головорезов с кинжалами за кушаками. Они щелкнули затворами немецких винтовок и нахально прицелились, как будто только и ждали удобного момента, чтобы пустить их в ход по живой мишени.

Отряд остановился. Начальник стражи с важным видом выступил вперед. Это был высокий человек с могучим торсом. Его выкрашенная хной борода отливала красной медью в лучах закатного солнца.

— Ваши имена и занятие! — рявкнул он.

— Мое имя ты знаешь так же хорошо, как свое собственное, — проворчал Мухаммед ас-Захир. — Я везу пленника в город по приказу Абд аль-Хафида.

— Проходи, Мухаммед ас-Захир, — разрешил начальник стражи. — А кто этот курд?

Мухаммед по-волчьи усмехнулся, как будто тайной шутке.

— Он надеется, что его примут… Ширкух из Джебель-Джавар.

Во время их разговора из ворот выехал богато одетый, мощного сложения человек на белой кобыле и остановился, незамеченный, рядом со стражниками. Великан с крашеной бородой повернулся к Ширкуху, который спешился и держал на поводу своего жеребца, беспокойно бьющего копытами по щебенке.

— Ты состоишь в клане? — требовательно спросил он. — Знаешь тайный знак?

— Я еще не принят, — ответил, повернувшись к нему, Ширкух. — Мне сказали, что я должен предстать перед советом имамов.

— Ну, если ты доберешься до него! Кто в городе может за тебя поручиться?

— Я чужестранец, — коротко ответил Ширкух.

— Мы в Руб-аль-Харами не любим чужаков, — заявил начальник стражи. — Чужестранец может войти в город тремя способами: в качестве пленника, как вон тот неверный, или если за него поручится какой-нибудь вождь, или… — Желтые зубы его оскалились в злобной усмешке, — ногами вперед, после того как его убьет один из воинов города.

Он поднял винтовку. Окружавшие их люди разразились грубым издевательским смехом. Они знали, что в борьбе между чужестранцем и жителем города допускалось любое нарушение правил. Для новичка, не имеющего покровителя в городе, единоборство с Черным Тигром означало верную смерть. Брент понял это по их злобному хохоту.

Однако Ширкух не смутился.

— Это древний обычай? — спросил он наивно, опуская руку на пояс.

— Древний, как ислам, — заверил огромный стражник, возвышаясь над ним, как гора. — Опытный воин с оружием в руках, ты должен умереть!

— Ну, тогда…

Ширкух засмеялся и нанес удар. Его движение было молниеносным, как смертельный бросок кобры. Мгновенно выхватив из-за пояса кинжал, он вонзил его под бородатым подбородком стражника.

Афганец не успел защитить себя и упал прежде, чем понял намерение Ширкуха. Струя крови хлынула через перерезанную яремную вену.

Молчание, возникшее на мгновение, взорвалось диким хохотом. Такая шутка пришлась по душе горячим горцам. Они высоко ее оценили, хохоча над комичной, с их точки зрения, ситуацией. Однако стражники злобно закричали и бросились вперед, щелкая затворами винтовок. Ширкух стремительно выхватил винтовку из седельного чехла. Мухаммед и его люди равнодушно наблюдали, чем кончится дело.

Все это их не касалось. Они повеселились над жестокой шуткой Ширкуха и точно так же готовы были посмеяться над тем, как его прикончат товарищи убитого. Однако прежде чем стражники успели нажать курки, человек на белой кобыле выехал вперед и ударил кнутом по стволам винтовок.

— Стойте! — приказал он. — Курд прав. Он убил по всем правилам. Ваш начальник опытный воин и в руках у него было оружие.

— Но его убили без предупреждения! — закричали они.

— Значит, он еще больший дурак! — последовал бессердечный ответ. — Я ручаюсь за курда. Я, Алафдаль-хан из Вазиристана.

— Да, мы знаем тебя, господин! — Стражники низко поклонились.

— Аллах любит храбрых, — засмеялся Ширкух, запрыгивая в седло.

Мухаммед ас-Захир въехал под арку ворот, и отряд с пленником посередине последовал за ним. Они двинулись по короткой узкой улице, тянувшейся между глинобитными и деревянными стенами, где нависающие над грязной дорогой балконы почти касались друг друга. Брент увидел женщин, смотревших на них через решетки. Кавалькада въехала на площадь, точно такую же, как площадь других горных городов. Вдоль нее тянулись открытые лавки, возле которых толпился народ. Площадь была заполнена красочной толпой, у которой было одно отличие — выставленное напоказ богатство. Золото и шелк, сверкавшие на босоногих головорезах, которым пристало носить лохмотья, казались безмолвными свидетелями убийства и разбоя. Это был действительно город воров.

Толпа, беззаконная и буйная, слонялась по площади; ее настроение менялось, как порывы ветра. На врытых в землю кольях висели человеческие черепа, а в железной клетке, приделанной к стене, Брент увидел скелет. Он почувствовал, как холод пробежал по телу. Его собственная судьба могла быть такой же… медленно умирать от голода в железной клетке под взглядами глумящейся толпы. Тошнотворный ужас и ненависть к этому городу охватили его.

Алафдаль-хан сразу после въезда в город направил свою белую кобылу рядом с жеребцом Ширкуха. Вазир[6] был крупным и широкоплечим человеком.

— Ты мне нравишься, курд, — сказал он. — Ты настоящий горный лев. Иди ко мне служить. Человек без хозяина в Руб-аль-Харами запросто может пропасть.

— Я думал, что в Руб-аль-Харами хозяин Абд аль-Хафид, — заметил Ширкух.

— Да, но город разделен на клики, и каждый человек следует за тем или иным вождем. Только немногие избранные составляют собственное войско Абд аль-Хафида. Остальные служат своим господам, и каждый вождь несет за них ответственность перед эмиром.

— Я сам по себе! — гордо заявил Ширкух. — Но ты поручился за меня у ворот, и я тебе обязан. Скажи, что это за дьявольский обычай, когда чужестранец должен убить человека, чтобы войти в город?

— Он был установлен в старые времена, чтобы проверить мужество чужестранца и убедиться, что каждый человек, который приходит в Руб-аль-Харами, опытный воин, — объяснил Алафдаль. — Но со временем этот обычай превратился в предлог для убийства новичков, ведь многие приходят сюда без приглашения. Ты должен был заручиться покровительством какого-нибудь вождя, прежде чем прийти сюда. Тогда ты мог бы мирно войти в город.

— Я не знаю ни одного человека из клана, — тихо произнес Ширкух. — В Джебель-Джавар нет Черных Тигров. Но мне сказали, что общество пробуждается после спячки…

Волнение на площади заставило его прервать разговор. Люди столпились вокруг отряда, замедляя его продвижение, и угрожающе ворчали при виде Брента. Они выкрикивали ругательства, швыряли в него чем попало, а какой-то шинвари[7] выбежал вперед и бросил в ненавистного белого человека камень, который слегка задел ему ухо. У Брента потекла кровь.

Ширкух с проклятием направил коня на дерзкого горца и ударил его кнутом. Глухой ропот раздался в толпе, и она угрожающе надвинулась. Ширкух вытащил свою винтовку из чехла, но Алафдаль-хан схватил его за руку.

— Нет, брат! Не стреляй. Оставь этих собак мне. Он усилил свой голос до бычьего рева, который заполнил всю площадь:

— Мир, дети мои! Это Ширкух из Джебель-Джавар. Он пришел, чтобы стать одним из нас. Я ручаюсь за него… Я, Алафдаль-хан!

Одобрительные восклицания послышались из толпы, чей дух был таким же изменчивым и свободным, как лист, сорванный ветром. Очевидно, вазир был популярен в Руб-аль-Харами. Брент понял — почему, когда увидел, как Алафдаль запустил руку в кошель, который держал за поясом. Но прежде чем вождь успокоил толпу пригоршней монет, на противоположной стороне площади показался человек, при виде которого все пришли в волнение.

Он направил своего коня в сторону Алафдаль-хана. Это был стройный, но высокий и широкоплечий гилзаи.[8] На голове у него красовался розовый тюрбан, богатый пояс перетягивал тонкую талию, кафтан блестел золотой вышивкой. За ним следовал конный отряд его сторонников.