Несколько лет эта банда разоряла и грабила города, фактории и караванные стоянки на границах Турана — сначала под руководством бессердечного запоросканского бандита Ольгерда Владислава; затем, чуть больше года тому назад, его заменил Конан. Наконец, туранским шпионам в дружелюбных к преступной банде деревнях удалось найти подкупить разбойника из этой банды — некоего Варданеса, не зуагирца, а заморийца. Варданес был кровным братом Ольгерда, которого сверг Конан, и горел желанием отомстить пришельцу, который узурпировал власть в банде.

Бохра задумчиво почесал свою бороду. Заморский предатель, улыбчивый негодяй, нравился туранцу. Невысокий, худой, гибкий, расхаживающий с важным видом, изящный и дерзкий как юный бог, Варданес был великолепным компаньоном по выпивке и дьявольским бойцом, но в то же время хладнокровным и коварным как змея.

Зуагирцы продвигались сейчас по узкому ущелью. И там, во главе всадников, на черной гарцующей кобыле скакал Варданес. Бохра Хан поднял руку, чтобы его люди приготовились. Он хотел, чтобы зуагирцы вошли как можно дальше в проход перед тем, как ловушка закроется. Только Варданес должен ее избежать. В тот момент, когда он был за стенами песчаника, Бохра резко махнул рукой.

— Убить этих собак, — прогремел он поднимаясь.

Свистящие стрелы пронеслись в солнечном свете, словно смертельный дождь. Через секунду зуагирцы превратились в толпу беспорядочно стреляющих людей и брыкающихся лошадей. Залп за залпом стрелы сметали их. Люди падали, хватаясь за стрелы, которые словно по волшебству вырастали на их телах. Лошади пронзительно ржали, когда острые зубцы наконечников врезались в их пыльные бока.

Пыль поднялась душным облаком, скрыв лежащий внизу проход. Оно стало таким большим, что Бохра остановил на мгновенье своих лучников, чтобы те не тратили понапрасну стрел, стреляя наугад. И этот минутный порыв бережливости свел на нет все достигнутое. Сквозь шумные крики поднялся один глубокий ревущий голос, перекрывающий хаос.

— По склонам наверх, к ним!

Это был голос Конана. А через мгновение появилась гигантская фигура самого киммерийца, атакующего крутой склон на огромном огненном жеребце. Можно было подумать, что только глупец или безумец решится атаковать крутой склон из сыпящегося песка и катящихся камней прямо навстречу неприятелю, но Конан не был ни тем, ни другим. Действительно, свирепая жажда мести заполнила его, но за этим мрачным, темным лицом и глазами, горящими двумя голубыми огоньками под хмурящимися бровями, острый ум бойца делал свою работу. Он знал, что часто единственным спасением из засады бывает неожиданность.

В изумлении, увидев это, туранские воины опустили свои луки. Карабкаясь на крутые склоны со стороны прохода, из пыльного облака над ущельем прямо на них надвигалась воющая толпа взбешенных зуагирцев, пеших и конных. Через секунду пустынные воины — более многочисленные, чем мог ожидать эмир — с ревом перевалили через гребень, сверкая кривыми саблями, оглашая все вокруг проклятиями и пронзительными, кровожадными криками войны.

Впереди всех двигалась гигантская фигура Конана. Стрелы рвали его белый халат, из под которого выглядывала блестящая кольчуга, защищавшая его львиный торс. Его дикарская нестриженая грива выбивалась из под стального шлема, словно клочки знамени; какая-то стрела порвала его развевающуюся каффию. На своем диком жеребце он был похож на демона из мифа. Конан был вооружен не кривой саблей, которую обычно используют жители пустыни, а большим западным палашом — его любимым из всех видов оружия, которыми он мастерски владел. В его кулаке, на котором был виден глубокий шрам, эта полоска вертящейся сверкающей стали прорезала красный путь сквозь туранцев. Она поднималась и падала, разбрызгивая алые капельки в пустынный воздух. С каждым ударом она крушила доспехи, тела и кости, раскалывая череп там, отрезая конечности здесь, швыряя третью жертву на землю с разрубленными ребрами.

Через каких-то полчаса все было кончено. Туранцы погибли почти все, кроме нескольких человек и их начальника. В разорванной одежде, с окровавленным лицом, хромающего и растрепанного, эмира привели к Конану, который сидел на своем запыхавшемся коне, вытирая запекшуюся кровь со своего стального оружия об халат одного из трупов.

Конан остановил на поникшем командире презрительный взгляд, не без примеси сардонического юмора.

— Значит мы снова встретились, Бохра — произнес он.

Эмир замигал, не веря своим глазам.

— Ты! — выдавил он с трудом.

Конан засмеялся. Десять лет тому назад киммериец служил в туранских наемниках. Бросил свою службу он достаточно поспешно из-за небольшого приключения с женой одного офицера. Настолько поспешно, что не заплатил за проигранное пари тому самому эмиру, который сейчас стоял изумленный перед ним. Теперь, спустя годы, тот же самый Бохра разгромлен в бою своим старым товарищем, чье имя никогда не связывалось у него с именем ужасного главаря пустынных разбойников.

Конан наклонился к нему с прищуренными глазами.

— Вы ждали нас здесь, не так ли? — спросил он.

Эмир опустил голову. Ему не хотелось давать информацию главарю разбойников, даже если они раньше и пьянствовали вместе. Но он слышал слишком много мрачных историй о кровавых методах зуагирцев по вытягиванию сведений из пленников. Толстый и мягкий от многих лет роскошной жизни, туранский офицер боялся, что не сможет долго хранить молчание под пыткой.

К удивлению его сотрудничество не потребовалось. Конан видел Варданеса, который предупредил передовой пост разведчиков этим утром, мчащегося к дальнему концу прохода как раз перед тем, как ловушка захлопнулась.

— Сколько ты заплатил Варданесу? — неожиданно спросил Конан.

— Двести серебряных шекелей… — пробормотал туранец. Затем вдруг замолчал, удивленный своим собственным поступком. Конан засмеялся.

— Роскошная взятка, а? Этот улыбающийся жулик — предатель в глубине своего гнилого черного сердца, как и каждый замориец. Он никогда не простит мне смещения Ольгерда! — Конан замолчал, бросая насмешливый взгляд на поникшую голову эмира. Он ухмыльнулся. — Не нужно ругать себя, Бохра. Ты не выдал военной тайны; я обманул тебя. Ты можешь ехать в Аграпур со спокойной совестью.

Бохра в удивлении поднял голову.

— Ты оставляешь мне жизнь? — произнес он.

Конан кивнул.

— Почему бы и нет? Я все еще должен тебе мешок золота за то старое пари, так что позволь мне вернуть долг таким способом. Но в следующий раз, Бохра, когда будешь ставить ловушки на волков, будь осторожней. Иногда ты можешь поймать тигра!

2. ЗЕМЛЯ ПРИЗРАКОВ

Два дня скачки по красным пескам Шан-е-Сорк, а пустынные разбойники все еще не поймали предателя. Желая побыстрее увидеть кровь Варданеса, Конан подгонял своих людей. Суровый кодекс пустыни требовал Смерти на Пяти Столбах для человека, который предал своих друзей, и Конан должен увидеть, как замориец заплатит эту цену.

Под вечер второго дня они разбили лагерь у небольшого холмика из выгоревшего песчаника, который торчал на рыжем песке, словно обрубок старой разрушенной башни. На суровом, морщинистом лице Конана, загорелом почти до черноты проглядывала усталость. Его жеребец еле дышал от изнеможения, пуская слюну сквозь вспенившиеся губы, когда перед мордой животного поставили мех с водой. Позади люди вытягивали уставшие ноги и ноющие руки. Они напоили лошадей и развели костер, чтобы отпугивать диких пустынных собак. Конан услышал шорох веревок, когда из вьючных мешков доставали палатки и необходимое снаряжение.

Песок захрустел под сандалиями за его спиной. Он повернулся и увидел морщинистое, усатое лицо одного из своих заместителей. Это был Гомер, шемит с терновыми глазами, крючковатым носом и сальными, черно-голубыми локонами, выбивавшимися из-под складок головного убора.

— Все в порядке? — спросил Конан, после того как вытер уставшего жеребца длинными, медленными скребками жесткой кисти.