Сеньку тянуло — хоть теперь и с прямо противоположной целью. Но чтобы не вдаваться в подробности и не путать приятеля, она лишь коротко кивнула:

— Я в порядке.

Калиф торопливо сместился, открывая доступ воздуха в сдавленные его весом легкие.

Царевна глубоко вдохнула, захлебнулась воздушным изобилием, закашлялась и перевернулась на живот, переводя дыхание.

— Масдай, возвращаемся скорей, — Ахмет торопливо похлопал по пыльной спине ковра.

— Уже, — прошелестел он и заложил вираж на разворот.

Густая синева прямо по курсу озарилась вдруг пронзительно-лимонной вспышкой.

— Адалет жив!!! — радостно взвизгнула царевна. — Он сражается!!!

— Скорей, Масдай, скорей!!! — подскочил теперь и калиф.

Ковер, хоть и искренне недоумевая, какое влияние они могут оказать на исход битвы полубога и мага, кроме как очень недолго послужить отвлекающей мишенью, ходу все ж прибавил. И уже через несколько секунд картина боя проступила из темноты.

Черный круг не был больше кругом в обычном понимании этого слова: из ровного и плоского он превратился во вздувшееся подобие нарыва, в жерле которого копошилось нечто черное и живое. Разглядев его, Масдай остановился, калиф охнул, а Серафима с первого взгляда поняла, что готова отдать сейчас всё, что угодно, лишь бы не встречаться с этим лицом к лицу[218].

Всё, кроме Ивана.

И Олафа.

И Эссельте с Адалетом.

И Кириана.

И Белого Света.

— Масдай, туда!!!..

И ковер сначала нерешительно, потом чуть быстрее снова пошел на сближение.

Покрытые слизью твари, похожие на все ночные кошмары разом, кишели в жерле нарыва, оглашая окрестности утробным рычанием, но на поверхность не выходили. То ли отверстие было слишком мало, то ли они — слишком нетерпеливы или слишком недисциплинированы, но мерзкие существа толкались, рычали, хватали друг друга тем, что у них было для этой цели предназначено — и оставались внутри.

Гаурдак — ибо больше было некому — стоял рядом, взирая на сотворенных им чудищ с таким же сосредоточенным видом, как и раньше. Одна рука его была протянута к ним, и с тонких чутких пальцев ее изливалось, как струя воды, голубое сияние. И там, где оно попадало на черных, слизь высыхала, уступая место чему-то, похожему на светлые перья.

Вторая рука с выставленной вперед ладонью была отведена в сторону. В полуметре от нее, чуть колыхаясь, то покрываясь трещинами, то снова выравниваясь, висела полупрозрачная желтоватая стена. За ней с видом абсолютно огорошенным, упершись лбами в преграду, переминались Иванушка, Кириан и Олаф, словно не оставляли попыток сквозь эту стену пройти.

— Он не пускает их к себе? — озадаченно нахмурилась царевна, вытягивая на всякий случай из-за голенища арсенал метательных ножей.

— Не он!!! — радостно воскликнул Ахмет и ткнул пальцем чуть в сторону, туда, где на грани света и тьмы покоился валун размером с медведя.

И за которым, вцепившись одной рукой в посох и опершись на колено, стоял Адалет.

— Эта гадина пытается их к себе подтащить, как меня!!! — с холодной яростью выдохнула царевна.

— Масдай, забираем!!! — радостно возгласил калиф, но ковер, не дожидаясь указаний, уже пикировал на бестолково топчущуюся троицу.

— Держитесь и держите!!!

— А остальные?.. — спохватилась Серафима, и вдруг голос ее сорвался.

В нескольких метрах от нарыва, распластавшись на камнях лицом вверх, головой в луже чего-то темного, неподвижно лежала принцесса. Шагах в десяти от нее, согнувшись пополам, замер на боку Анчар.

Комочек льда, зародившийся в центре желудка царевны, мгновенно вырос и заполнил все ее существо.

Они не пошли к Гаурдаку потому что…

— Эссельте!!!.. Рябая вишапова задница!!!.. — истошный рев Ахмета, тоже увидевшего недвижимое тело гвентянки, вырвал Сеньку из оглушающего забытья, и в следующую секунду ковер впритирку проскользнул вдоль эфемерной стены, роняя на себя и пассажиров троих зачарованных Наследников.

— Держите их!!! — гаркнул Масдай и взмыл ввысь на полной скорости, врезаясь в тучу и унося экипаж от вновь оставшегося без ужина Пожирателя Душ.

Сзади желтая стена взорвалась дождем раскаленных золотых искр. Несколько с шипением разъяренной кошки упали на корму и кисти Масдая, но испарились, не оставив следа.

— Держи Ивана и барда! — сдавленно выкрикнул Ахмет, прижимая к жесткому ворсу по мере сил и веса упрямо двигающего ногами Олафа.

Но битва была неравная: полторы сотни килограммов изнеженного калифа против почти такой же массы накачанных мускулов отряжского конунга не имели ни единого шанса.

— Масдай, быстрей отсюда!.. — прохрипел шатт-аль-шейхец, чувствуя, что еще немного — и пешком к Гаурдаку с высоты в два десятка метров они отправятся на пару.

Сенька тем временем сшибла попавшегося под руку Кириана, ткнула его локтем под дых[219], кинулась на поднявшегося Иванушку и повалила на Олафа.

Придавленный тройным грузом, тот если и не сдался, то барахтанье замедлил.

— Очнись, очнись, очнись!!! — высунув кисть руки из-под сплетенья лукоморских рук и ног, калиф несколько раз с силой ударил по тому, что ближе лежало.

— Я… не сплю… — недовольно просипел царевич.

— И не надо бить моего мужа! — тут же вторил ему возмущенный голос Сеньки. — Я и сама могу!

— Кто… Ивана… бьет?..

Олаф присел рывком, и куча-мала рассыпалась по ковру.

— Все в порядке? — облегченно выдохнул Масдай.

— Все… — неуверенно пробормотал Иванушка.

— А Кириан где?

— В нирване… — раздраженно прорычал из-под Ахмета миннезингер.

— Ой… А я-то думал, что у меня такое под спиной мешается… — поспешно откатился в сторону калиф. — Прости.

— Да что вы вообще все понимаете!!! — неожиданно тонко и резко вскричал менестрель, вскочил на четвереньки и ринулся к краю ковра.

— Стой!!! — Олаф выбросил вперед руку, в последний момент успел ухватить барда за лодыжку и рывком втянул обратно. — Лежи!!!

Иван и Ахмет бросились на гвентянина и притиснули к шерстяной спине Масдая.

— Так стоять или лежать?.. — слабо простонал бард, но тут же, будто очнувшись, снова принялся вырываться. — Пустите меня! Пустите! Пустите!!!..

— Киречка, миленький, тихо, спокойно, лежать, не стоять, не дергаться, это гаурдакова муть, тьфу на нее, сейчас пройдет, — схватила его за запястье царевна.

— Не пройдет… — словно испытывая невыносимую боль, всхлипнул Кириан. — Не пройдет… Если бы вы знали… Он…

— Спокойно, спокойно… — гладила его по покрытому холодным потом лбу Серафима. — Обязательно пройдет… Ты же сильный… вредн… изобретательный… хитрый… ты его обдуришь, и всё пройдет…

— Нет… нет… нет… — то ли отрицая, то ли отбрасывая сенькину руку, менестрель яростно замотал головой. — Вы не знаете… я… я… я не могу… и сказать не могу… Убейте меня!!! Пожалуйста!!!

— Да ты чего несешь?! — взъярился отряг.

— Пожалуйста?.. — прошептал Кириан, и в далеком слабом свете глаза его влажно блеснули.

— Всё пройдет, — успокаивающе сжал его пальцы Иван. — Вот отлетим подальше — и всё пройдет. Обязательно.

— Ну так что, подальше или назад? — прошелестел под ними Масдай.

Пассажиры замешкались с ответом, переглянулись, отыскивая в темноте глаза и лица друг друга, и не увидели, как слева и справа от них почти одновременно из ткани тучи вынырнули три белые фигуры.

— Бронвены… — нерешительно протянул Кириан, глядя слегка расфокусированным взглядом то ли за плечи товарищей, то ли в вечность. — А говорили — рыба, рыба…

— Бредит? — нахмурился Олаф.

— Где рыба? — уточнил Ахмет под аккомпанемент желудка, совсем некстати вспомнившего о пропущенном ужине[220].

Иван вспомнил о читанных когда-то приметах конца света — дожде из рыбы и ветре из сгущенного молока, и принялся буравить подозрительным взглядом тучу над головой в ожидании подвоха.