— Ладно, хоть деда, лишь бы дочь, — с облегчением выдохнула Серафима и снова огляделась по сторонам, точно рассчитывая из расположения мебели и неубранной посуды на столе вычислить местонахождение неуловимой Наследницы. — И лишь бы найти…

— А заклинание она могла купить у Кизила, его мастерская всего в трех кварталах отсюда! — отметая остатки сомнений, предположил лекарь. — Правда, это недешево, совсем недешево, но он иногда дает их в рассрочку, если человек хороший знакомый и очень надо…

— Могла… — рассеянно кивнула Сенька, не отрывая глаз от корыта, доверху заваленного грязной посудой вперемешку с остатками еды.

— Груша жила не одна? — вслед за царевной принялся изучать комнату менестрель.

— Если бы у моей бабушки был такой кавардак, дед выгнал бы ее из дому, — разглядывая истоптанный пол и рассыпанную перед поддувалом плиты угольную крошку, неодобрительно произнес конунг.

— Нет, одна… Всегда… обычно… — впервые обратив внимание на беспорядок, неуверенно выдавил придворный врач. — Вишня приходила ее навещать… иногда… но… но…

— Может, старушка болела? — предположил Кириан.

— Соседи помогли бы ей! — не задумываясь, ответил атлан. — Очень добрые и внимательные люди, я сам когда-то, давно, правда, жил через два дома отсюда, я знаю! Они всегда так делали: если кому-то неможется, то принести воды, помыть пол, посуду или сварить обед их не надо было и просить!..

— Или покормить птичку… — продолжила ряд добрых дел Сенька.

— Да, конечно… — кивнул, обрадованный пониманием, знахарь, и замер. — Какую птичку?

— Голубую, — неопределенно мотнула головой куда-то вверх царевна. — Которая в клетке на чердаке.

Если бы она сама превратилась вдруг в птицу, изумление лекаря не было бы таким внезапным и полным.

— Птичку?! Голубую?! На чердаке?!

И, не дожидаясь пояснений, он с уверенностью человека, не однажды бывавшего в доме на правах близкого друга, стремительно проскользнул мимо конунга, юркнул в соседнюю комнату, из нее — в другую, откуда на крошечный чердак вела спиральная лестница, и грузно затопал по кованым ступеням наверх.

Когда маленький отряд добрался до лестницы, в проеме чердачного хода уже маячил встревоженный Фикус. В руке его была большая медная клетка. А в клетке — голубь необычного небесно-голубого цвета.

— Это он… он… он… — потрясенный до глубины души, бормотал без остановки лекарь, тряся головой, словно надеясь, что наваждение, каким бы оно ему не представлялось, от этого рассеется и сгинет.

Но, похоже, ни рассеиваться, ни пропадать морок не собирался, и потерянное бледное одутловатое лицо странным маятником качалось в полутьме чердака.

— Он — это кто? — не выдержала первой Сенька.

— Королевский… почтовый голубь… — точно всё еще не веря себе, медленно проговорил атлан. — Специально выведенная магами порода… очень малочисленная… Каждая птица стОит как взрослое дерево… Есть только у короля… Может отыскать любого человека в стране… даже если никогда его раньше не видел… и не знает места, где он живет…

— Как? — не понял отряг.

Фикус задумался.

— По запаху, может?

— Как собака? — недоверчиво выпятила губу царевна.

— А чем королевский голубь хуже какой-нибудь помоечной шавки? — обиделся лекарь. — В любой точке страны и даже за границей!

— С дуба падали листья ясеня… — присвистнул Кириан, и лютня его с тихим изумлением звякнула в такт словам хозяина.

— Но зачем королю присылать матери покойной кухарки волшебного голубя ценой в дуб? — в непонимании наморщил лоб Олаф.

— Которая после этого сбегает из дому, наложив на крыльцо заклятье?.. — продолжил менестрель.

Как не замедлил бы выразиться отсутствующий Ахмет, масло растерянности царевны можно было черпать ложкой оторопи и намазывать на лаваш недоумения.

— Вот бы знать… вот бы знать…

Голубая птица массового поражения была спущена с чердака в дом с приличествующей ее стоимости церемонностью.

Поискав глазами вокруг и не найдя, куда бы можно было поставить просторную клетку, незваные гости вернулись на кухню, она же прихожая, отодвинули на край стола тарелки с недоеденным то ли обедом, то ли завтраком, и водрузили птицу на усеянную крошками столешницу.

— А разговаривать, часом, он не умеет? — глянул с надеждой сначала на голубя, потом на атлана менестрель.

— Н-не думаю… — без особого убеждения пробормотал окончательно растерявшийся медик.

— Хотя при его цене мог бы не только говорить, но и пирожки жарить, и на скрипке играть, и крестиком вышивать, — заметила Сенька.

Птичка, похоже, соображений царевны не разделяла, потому что коротко буркнула что-то себе под клюв и демонстративно повернулась к честной компании тылом.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что к лапке голубя был прикреплен небольшой цилиндрический футлярчик — увы, пустой.

— Значит, он письмо сюда принес, — глубокомысленно почесал подбородок отряг. — Которое старушка достала, прочитала…

— И убежала, — снова добавил Кириан. — Предварительно превратившись в ведьму.

— А, может, ведьма уже была с ней? — Сенька кивнула на задвинутый к стене ассортимент тарелок. — Для одного человека — многовато.

— И они вместе убежали? — уточнил бард.

— Может, вместе. Может, по отдельности… — вздохнула царевна. — Главный вопрос теперь в том, вернется ли бабулька обратно…

— А если вернется, то когда, — резонно подытожил конунг. — Нам ждать недосуг.

— Хм-м-м… — хмуро скрестила руки на груди Серафима, обдумывая возможные варианты развития событий — один другого кислее.

Вдруг глаза Кириана зажглись.

— Слушай, Фикус!

— Да, музыкант? — настороженно покосился на него лекарь.

— А ты умеешь этими птичками пользоваться? — бард ткнул пальцем в голубя, апатично восседавшего на жердочке, словно происходящее вокруг его совсем не касалось.

— Нет, — покачал головой атлан. — Этим занимается исключительно королевский голубятник, волшебник, перенявший секреты ремесла у своего учителя лично. Да я и не думаю, чтобы почтовые голуби стали слушаться простого человека…

— Жалко, — поджав губы, хмыкнул менестрель. — Значит, отправить его с запиской к Вишне или Груше не удастся…

— И что теперь делать будем? — вопросительно пробасил отряг.

— Как всегда в таких случаях, — вздохнула Сенька, — поступим предельно тупо.

— Это как?

— Пойду, поговорю с соседями. Ждите меня… ну, скажем, на том же углу: в дом вернуться без наших переодеваний я все равно не смогу. Да и зачем?

— Осмелюсь предложить вашему величеству и вашему высочеству встретиться в трактире, — услужливо произнес знахарь. — Направо, в двух кварталах отсюда, на углу этой улицы и Большой Торговой. «Скелет в шкафу».

— Замечательное название! — хмыкнул Кириан, и глаза его впервые за весь день радостно заблестели[120].

Оживился и Олаф:

— А пирогами там кормят?

— Что закажете, ваше величество, тем и кормят.

— Первая хорошая новость за сутки! — расцвел было конунг, но почти сразу же осекся смущенно. — Слушай, Сим, если хочешь, мы можем пойти говорить с соседями вместе с тобой!

— Если они окажутся не слишком разговорчивыми, я намекну им, что ты тоже хотел заскочить пообщаться, — дрогнули губы Серафимы в шкодной улыбке, но тут же снова поджались и напряглись.

— Что случилось? — заметил и забеспокоился рыжий воин.

Но ее ответ был обращен к придворному знахарю.

— Мастер Фикус… а Груша когда-нибудь вообще держала в доме птиц?

— Что? — встрепенулся, точно испуганный селезень, доктор, вырванный обращением откуда-то из глубин своих мыслей. — Птиц?.. А-а, нет, что вы, ваше высочество. Собака у ней была, большая, рыжая такая, одноглазая, злющая… а птиц не было. А отчего вы спросили?

Царевна окинула критическим взором ажурное сооружение из медной проволоки, прикидывая, не могла ли строгая бабка помещать туда в качестве наказания разбушевавшуюся псину, но отмела это предположение как вивисекторское изначально и вздохнула.