— Но Фикус, миленький, пойми, что это не наша прихоть, мы понимаем, что теперь все кровные родственники прервавшейся династии в смертельной опасности, но мы ищем Вишню не ради любопытства, и не для того, чтобы предать ее в руки Тиса! — пылко подалась вперед принцесса и схватила за руку отступившего еще на шаг атлана. — Гаурдак восстанет через пять-шесть дней, и если все Наследники Выживших не соберутся вместе…

— Простите, ваше высочество, — мягко, но решительно вытянул куцые пальцы из ладошки Эссельте врач. — Я не знаю, для чего вы ищете покойницу, но позвольте сообщить, что ни в какого Гаурдака я не верю уже лет пятьдесят, равно как и в бубу подкроватного, и в подземного стрекалу, ворующего непослушных детей, и в тихогрыза, который прячется за раскиданными игрушками и поедает их… Если у вас имеются иные мотивы, которые вы не хотите раскрывать ничтожному костоправу — дело ваше, я не могу и не хочу претендовать на знание тайн сильных мира сего, долгая жизнь и крепкий сон мне еще дороги… Но и ради них я не могу сказать, что мертвый человек жив. И оживить его мне тоже не под силу.

— Но если Вишня так мертва, как ты пытаешься это представить, — вкрадчиво заглянула ему в глаза Серафима, — то отчего ты смутился и улизнул из комнаты, когда мы про нее спросили?

— Я?.. — Фикус вздрогнул и побледнел, и казалось, что еще секунда — и он снова побежит от них прочь…

— Да, — терпеливо кивнула Сенька. — Ты.

— Я… — лекарь замялся, бросая на лестницу музея панические взгляды, точно оттуда должно было появиться — и никак не появлялось — его спасение. — Я… Да, я смутился. Потому что я знал ее. Вишню. При жизни.

— Так ты, наверное, знаешь и про ее отца? — загорелись надеждой очи принцессы.

— Нет, не знаю, — снова замкнулся и попятился знахарь. — Всякое болтают глупые языки. Болтать не запретишь.

— И ты ее совершенно точно опознал? — лекарь не заметил, как Сенька оказалась рядом с ним и нежно, но крепко подхватила его под руку, пресекая на корню возможные демарши допрашиваемого. — Без сомнений?

— Без единого сомнения, — убежденно произнес атлан. — Это была она.

— Мы тебе не верим, — тихо, но твердо проговорила Серафима. — Ни единому твоему слову.

— Воля ваша, — нахохлился знахарь и сосредоточенно уставился на свои стиснутые в замок пальцы. — Я не могу указывать особам королевской крови, что им думать и кому верить.

— Ты знаешь, мастер Фикус, — задумчиво продолжала царевна, точно не слыша его, — у меня бабушка — колдунья. И я от нее кое-чему научилась.

— Не мне указывать… — снова начал было медик, но голос его на этот раз еле уловимо дрогнул.

— Например, я научилась от нее распознавать, когда мне говорят правду, а когда врут.

— Я — королевский лекарь. Я не имею права лгать… — монотонно и упрямо бубнил Фикус, не поднимая глаз.

Щеки его покрылись рваными красными пятнами, на лбу выступила испарина, пальцы беспокойно шевелились, словно он пытался помыть руки или стереть с них что-то невидимое…

Серафиме его стало жалко.

Наверное, эта Вишня была… или до сих пор… ему дорога.

Наверное, если кто-то узнает, что она не умерла, ей и впрямь грозит смертельная опасность.

Но если они не узнают, жива она или нет, и где находится, то смертельная опасность грозить будет уже всем — и не наверное, а точно.

Буба подколодный… или как он там… надо же такое придумать… Бедные маленькие атланчики…

Она хмыкнула, но тут же взяла себя в руки, отбросила шевельнувшееся с новой силой сочувствие и безжалостно продолжала, ощущая на себе и на лекаре смятенный и сострадательный взгляд принцессы, чувствующей и понимающей то же, что и она.

— Так вот, когда человек обманывает, колдунья… или ее ученица… — холодным ровным голосом выговаривала царевна, пристально глядя куда-то мимо его левого уха, — видят, как на его левое плечо садится брехун.

У Фикуса перехватило дыхание, голова его дернулась налево, словно выполняя армейскую команду…

Выдавая его с головой.

— Мастер Фикус. Мы клянемся, что никто из рода или придворных Тиса не узнает о Вишне ничего, — тихо, но твердо произнесла Серафима и заглянула врачу в опущенные глаза. — А еще мы клянемся, что Гаурдак — не шутка и не страшилка для детей. Дуба убили те, кто хочет возвращения Пожирателя душ на Белый Свет. Мы встречали их, они пытались покончить и с нами, но наш маг спас нас. Ваш Бересклет не смог сделать того же для своего короля и для себя. Но когда Гаурдак восстанет, то уже все чародеи вместе взятые не смогут его усмирить.

— Я не знаю, кто убил короля. Я не знаю, кто убил Вишню. Я не знаю, жива она или нет… — почти не соображая, что говорит, припертый к стене знахарь дрожал, но не сдавался.

Сенька мысленно взвыла, сжала кулаки, чтобы пальцы невзначай не сомкнулись на горле непреклонного медика, вскинула голову, лихорадочно отыскивая взглядом маячившее на юге черное облако, чтобы предъявить его в качестве доказательства, но высокие дома скрывали горизонт.

Кабуча… как нарочно!..

— Мастер Фикус, умоляем вас, скажите!!! — взмолилась гвентянка, чуя, что момент истины ускользает на глазах. — Это вопрос жизни и смерти! Нас всех! Мы не причиним ей вреда! Пока не поздно, мы заберем ее, и если она пожелает, то никогда не вернется сюда! Я могу предложить ей дом в королевстве моего отца, да любой из нас предоставит ей убежище в своей стране и скроет ее тайну, если она пожелает, я знаю! Пожалуйста!..

Борьба эмоций отразилась на одутловатом растерянном лице лекаря, и девушки затаили дыхание, боясь спугнуть удачу…

Но улетела она не от дыхания — от звука быстро приближающихся шагов и голосов.

— Ваши высочества, что происходит? — долетел до них удивленный вопрос Рододендрона.

Все трое обернулись, сознавая, какую странную группу они, должно быть, представляли сейчас для глаз возвращающихся из музея: царевна держит лекаря за одну руку, принцесса — за вторую, а цвет физиономии самого доброго медика наводит на мысли о хамелеоне, севшем на мухомор.

Понял ли сын Тиса, о чем шел разговор в его отсутствие или нет, но беспокойство на его лице сменилось в молниеносной последовательности настороженностью, подозрительностью и злорадством. Последнее — не иначе, как при виде кислых мин девушек.

— Вы… уже?.. — растерянно пробормотала Эссельте, отдергивая руки от доктора, словно тот превратился в горного демона.

— А вы? — ехидно улыбнулся принц.

Впрочем, и злорадство на его правильных чертах прогостило недолго, уступив место показному негодованию.

— Этот бездельник манкирует своими обязанностями? Хотел сбежать? Обидел вас? — грозно сошлись над переносицей брови принца, и он ткнул длинным тонким пальцем в пухлую грудь врача. — Не защищайте каналью, ваши высочества. Таких, как он, нужно держать в узде, чтобы знали свое место!

— Нет, что вы, ваше высочество, никто нас не обижал, мастер Фикус — душка!.. — растерянно защебетала гвентянка.

— Просто он настаивал, что должен привести сюда карету, чтобы Эссельте не возвращаться далеко, а мы его отговаривали — карете сюда не проехать через всё это нагромождение скульптур, фонтанов, скамеек и фонарей! — экспрессивно развела руками Сенька. — Моя подруга — не инвалид, она может самостоятельно пройти полсотни метров!

— Кто знает, кто знает… Неожиданности подстерегают нас на каждом шагу… Иногда даже падение с ковра может привести к демоны знают каким последствиям! — многозначительно глянул на гвентянку Рододендрон. — Не понимаю, ваше высочество, как ваш отец мог отпустить вас в такое опасное путешествие одну!

— Я не одна! — гордо выпятила нижнюю губу Эссельте. — Я с Кирианом!

— Ах, да… — понимающе закивал атлан. — Мне не пришло в голову, что на Белом Свете бывают вещи похуже одиночества…

И, не обращая внимания на барда, пытающего отобрать у отряга один из его топоров, продолжил:

— Но с молодым человеком, которому обещана рука и сердце вашего высочества, было бы надежнее, я полагаю.