Король опустил голову, зябко обнял себя за плечи и снова, будто тайком, бросил непонятный блуждающий взгляд на Агафона.
— А еще запомни, — тихо проговорил он, — что как бы ты ни поступил, я все равно буду метить в него. Так что, перед тем, как нарушить правила, подумай, сможешь ли ты прожить вечность с его смертью на своей совести. Ну, что ты на это скажешь?
И Агафон, к своему изумлению, внезапно прочувствовал, что действительно снова может говорить.
— Я… — старательно, словно с непривычки, прошевелил он непослушными затекшими губами, — не собираюсь… жить вечно.
Великий снова рассмеялся, будто забавному анекдоту.
— В этом городе, малыш, смерть как естественное избавление от старости к людям не приходит. Впрочем, как и сама старость.
— Я… убегу… — набычился маг.
Король нахмурился и покривил уголки рта в недовольной гримасе.
— Это невозможно, мальчик. Отсюда назад пути нет.
— Ну, это мы еще… поглядим…
— Еще раз? — усмехнулся хозяин. — Думаете, вы случайно вернулись назад? Ну, что ж. Желаю успехов. Но, вообще-то, упорствование в ошибке — признак дурака… Ну, так что, мальчуган? Мы играем? Ты — играешь?
— А если я… откажусь? — настороженно, словно боец, оценивающий перед схваткой противника, медленно, с расстановкой проговорил чародей.
— Тогда, пожалуй… я начну убивать твоих приятелей одного за другим просто так, — любезно отозвался король, щелкнул пальцами, и перед глазами Агафона вместо разряженного придворного пижона предстал скелет в полуистлевших пурпурных одеяниях. — Пока ты не согласишься.
«Псих… придурок… клоун… кадавр…» — с тихой, сдавленно бурлящей под спудом остатков благоразумия ненавистью подумал чародей, предусмотрительно приняв самое нейтральное выражение лица, стиснув зубы и потупив взор, но король, казалось, прочел его мысли.
Он издевательски расхохотался, запрокинув голову, и костяной смех его неожиданно гулким эхом разлетелся на мелкие осколки под мраморными сводами дворца.
— Я готов, — волшебник угрюмо ожег тяжелым взглядом беззаботно ухмыляющийся во все тридцать два зуба остов. — Заводи… свою шарманку.
— Как прикажешь, мой дорогой, как прикажешь… — склонился в насмешливом поклоне король, поправил залихватски съехавшую набекрень корону, повернул ключ в выгнутом бочке шкатулки несколько раз и осторожно поставил ее на край Масдая. — Время пошло. Пошли и мы.
Дзинь-дондондон-дзинь-дондон-дзень-дзень-дзень…
Агафон от неожиданности ахнул и покачнулся: словно стокилограммовые гири свалились с его плеч, рук и ног, и удивительная, внезапная легкость во всем теле заставила его на секунду поверить, что взмахни он сейчас руками, оттолкнись носочками сапог от пола — и взлетит к потолку словно воробушек, только голову от люстры береги…
— Ну, что же ты, давай-давай, время идет, — привел его в чувство сиплый, будто чуть ржавый голос скелета, и чародей, вдохнув поглубже, послушно пустился в нелепый хоровод вокруг неподвижно таращащего черные, полные беспомощного ужаса глаза Абуджалиля.
Первая же попытка применить самое крошечное, простенькое заклинаньице — вырастить и запутать шнурки на яловых сапожках короля окончилась пшиком — с таким же успехом он и впрямь мог попытаться взлететь.
Значит, Проклятый не обманул — он и впрямь может меня заблокировать…
К-кабуча…
Кабуча габата апача дрендец…
Дзинь-дондондондондон-дзень-дзень-дзень…
Негромкая плоская музычка разукрашенной коробочки ритмично позванивала, побрякивала и подзенькивала в почти полной тишине громадного зала, наполненной лишь звуком осторожных шагов двух пар ног и тяжелого рваного дыхания — одной груди. Две крошечные куколки кружились ей в такт под открытой крышечкой на перламутровом полу в неизвестном танце, равнодушно обняв друг друга за талии. Скелет плавно и ловко, словно еще один танцор, переступал обутыми в щегольские желтые сапожки ногами по границе расчищенного круга, не сводя с соперника холодных бездонных провалов глазниц…
Агафон поймал себя на том, что пытается угадать замысел неизвестного композитора — если только у таких перезвонов имелся композитор — когда же закончится пьеска?
А когда закончится, тогда что?..
Дзинь-дондон-дон-дондон-дзень-дзень…
Попытаться достать короля? Щита, вроде, вокруг него нет… пока… Но поставить наполовину готовый щит, выкрикнув одно недостающее слово или сделав один последний пасс — дело даже не секунды… И тогда его шанс — его единственный шанс избавиться от этой гадины пойдет прахом.
Вместе с Абу.
Дзень-дондондондондон-дзинь-дзинь-дзинь…
Потому что он всё равно ударит по нему.
Дзень-дондондон-дон-дон-дзень-дзинь-дзень…
Он так сказал.
Дзинь-дон-дон-дондондон-дзинь-дзень…
К-кабуча!!!..
Дзинь-дон-дон-дзень-дзинь-дзинь…
Но если защитить Абу, а щит пробьется… Какой, к якорному бабаю, щит можно поставить за секунду, да даже за две, без подготовки!.. Картонка была бы надежней и прочнее!.. Бумажка, сложенная в два слоя! В один!!! Паутина!!!..
Кабуча, кабуча, кабуча, кабуча!!!..
Дзинь-дон-дондондон-дзень-дзень…
Если бы не этот треклятый кооб, если бы у меня был посох, если бы только у меня сейчас был мой посох, я бы ему евойный дворец…
И тут сердце чародея сбилось с такта.
Он понял.
Он понял, что ему нужно делать, чтобы хоть немного уравнять шансы.
Для начала.
Если только ему повезет, если только ему повезет, если только ему хоть чуть-чуть, хоть самую малость, хоть капельку, хоть самую крохотную крошечку повезет…
Лишь бы не думать о своем положении, об Иване, о друзьях, о Гаурдаке — потому что не только заплакать или закричать, но даже испустить самый слабый и невнятный стон она не могла, а, значит, рецепт против невыносимо-тоскливого, разрывающего душу отчаяния был один: не думать, не думать, не думать…
Дзень-дондондондон-дзинь-дзинь…
Хоть он и ждал, готовился и настраивался на этот момент, немудрящая жестяная музыка оборвалась неожиданно, и Агафон едва не потерял драгоценные доли секунды.
…дзинь.
Ему повезло.
Ощутив в себе мощным горным потоком выпущенную на волю магическую силу, он выдохнул, смеясь, выкинул вверх руку и радостно выкрикнул самое короткое из подходящих моменту заклинаний.
Многоярусная золотая с ажурными хрустальными подвесками люстра вдруг обнаружила, что связывающий ее с потолком стержень куда-то подевался, спохватилась, вспомнила про закон всемирного тяготения, и с нездешним звоном рушащихся небесных сфер нетерпеливо устремилась к полу.
Заодно накрыв собой вопросительно задравшего на перезвон голову хозяина дворца.
Но торжествовать было еще не время.
Вторая секунда — и, зажмурившись, маг рванулся всем существом своим к скованному чарами Абуджалилю, исступленно и отчаянно пытаясь растопить, разбить, разнести, расколотить сковывающий его кокон…
Напрасно.
Еще усилие, страстное желание защитить друга, стать с ним единым целым, чтобы вместе, вдвоем справиться с неподдающимся заклятьем, хоть чуть-чуть истончить, истощить, растопить его…
Нет.
— К-кабуча…
Люстра взорвалась на миллионы осколков, разя все мягкое и живое на своем пути.
— К-кабуча!!!..
Громадный черный ифрит вырос там, где только что бесформенной грудой лежала куча хрусталя, короля и золота, сверкнул черной яростью, и лиловые молнии из его груди, раскалывая свет, воздух и, казалось, саму ткань бытия, ринулись к обидчику…
Но вмиг вспыхнувший на их пути жесткий щит, выставленный Агафоном, выдержал.
Щит, выставленный силой двух магов, и силой двух магов превратившийся в щит упругий.
И теперь спешно сооружать защиту от собственных же молний пришлось уже королю.
У его премудрия на то, чтобы радоваться или торжествовать, эмоций не оставалось — всё ушло в глубочайшее и ошеломительное изумление.
Этого ведь не может быть!..