- Все, перестал. Как скажешь.

 Димка многозначительно посмотрел мне в глаза, остановился на лестнице, вздохнул:

 - Сашка нас должен ждать на верху, хотя не знаю, успел ли он за такой короткий срок. А ты напрасно так, потом пожалеешь, вот вспомнишь меня и пожалеешь.

 Мы до часа ночи вдумчиво и не спеша играли в американку и пили горячий чай.. Вернулись по очереди, вначале я, а через 20 минут вернулся Димка, бродивший все это время вокруг дома. Ольга приподняла голову от подушки и зло произнесла:

 - Звонила декан, она просила, чтобы ты ровно в 9 утра зашла к ней, по какому вопросу она мне не сказала.

 - Спасибо. - Шепотом поблагодарила я и пошла на цыпочках в ванну, все так же шатаясь от температуры. Утром к 9 я уже стояла у кабинета, открытого настежь.

 - Заходи, что стоишь, подняла всех на уши, неужели у тебя действительно температура? Врешь ведь! - И, приложив руку к моему лбу отпрянула. - Ты что, сказать не могла раньше, что тебе так плохо? Мы же медвуз, мы бы тебе обследование устроили в клинике, что у тебя?

 - Не знаю.

 - Я так понимаю, церемонию вручения ты вести не будешь?

 - Я не могу, Ольга сможет, она очень хотела это сделать, пусть сделает. - Опустив глаза, сказала я.

 - Ладно, где твое разрешение от проректора, я же должна отчитаться потом. - Ехидно проговорила она.

 - Вот. - Протянула сложенный вчетверо листок я.

 - Подписывай здесь, здесь и здесь, время не забудь проставить. - Указала она мне в огромные книги с методично записанными номерами дипломов. - Вот тебе диплом, вкладыш и значок.

 - Спасибо. Я пойду?

 - Подожди, а как мы будем улаживать дело с газетой? Надо же, додумалась, меня просто через час нашли уже дома, как будто кто-то умер, звонили.

 - Покажите время, во сколько выдавали мне диплом в этих книгах, я проставила, и разрешение от проректора, без него я могла получить диплом только на торжественной церемонии.

 - Ну да, все правильно. Хотя, дай я наберу редакцию, подтверди в трубку, что диплом тебе мы выдали досрочно как ты и хотела. Это же тебя надолго не задержит?

 - Хорошо.

 Разговор был коротким, вопросом уже владел редактор газеты, расстроенный отсутствием сенсации. Пожелал мне счастливого пути и удачи в жизни, а так же поменьше вот таких черствостей. Уточнил, извинились ли в вузе передо мной за данный инцидент и, услышав, что нет, попросил прощения за них и все-таки потер руки думая о черствости медиков, по всей видимости. Я поблагодарила его за оперативность, и разговор на этом был закончен.

 Через час я уже ехала на такси вместе с Димой, вызвавшимся меня проводить на вокзал, а еще через 30 минут домой, в то время, когда все только начали собираться в актовом зале для торжественной церемонии вручения. Я не хотела и не могла уже ни с кем прощаться, по крайней мере, в таком состоянии. И неважно это уже было, совсем не важно, для меня не важно. Через пару дней, с уже похороненной на дне надежной, я фотографировалась в своем любимом месте в лесу, а на пятый день ехала с мамой в Москву, чтобы получить сертификат на полученный диплом после месячных курсов. Первый звонок вечером в день приезда моей подруге, уже живущей в Москве и двухчасовая беседа с рассказом, что произошло за время, пока мы не общались три месяца.

 - Представляешь, приехал через два часа чернее тучи и, не думая ни секунды с порога заявил "нам нужно расстаться", а потом через две недели позвонил мне и начал со слов "ты готова стать хозяйкой персидского серого котенка".... Я даже предположить в момент разговора не могла о чем он говорит, я клянусь. Я пыталась помочь в его разгоревшемся скандале с женой, пыталась остановить от ее обвинений в подслушивании. Хотя и говорить-то в такой обстановке, когда вторая трубка постоянно снимается, я тоже не могла, я была как каменная. Ни поздравлений с новым годом, ни с днем рождения и потом вот медальон на цепочке и в стихах предложение редких встреч. Даш, понимаешь, больше всего меня поразило то, что Андрей так быстро отказался от меня, от счастья, которое могло сверкать нам всеми гранями как минимум лет 10-15, если он считает, что подводники не живут больше 50 лет. - Горько выдохнула я и опять слезы полись рекой. - Хотя я считаю, что в счастье живут вечно и никогда не умирают.

 - Ты все сделала правильно, у него был шанс и, судя по его действиям, ты ему не нужна, да приятная, да обаятельная, да умненькая, да интересная и много-много таких вот восторженных да, кто б сомневался, но... не нужна ты ему, пойми это, наконец....

 - А знаешь, завтра исполняется год, как мы с Андреем увидели друг друга в предпраздничный день.

 - Да успокойся ты, вот представь, что ты вляпалась в грязь, испачкала всю обувь. Представила?

 - Да.

 - Пришла домой и что ты сделаешь в первую очередь? Правильно, пойдешь ее отмывать. Вот ты это обувь, а он это грязь на ней, по стечению обстоятельств запачкавшая тебя. Отмыла, обувь блестит, а он где? Правильно, в канализации и заметь, это его выбор. Так что не плач, вот не жалей, что он не ответил на твои безумные чувства. Значит, так надо было.

 - Значит, так надо было. - Повторила я безразлично. - Да, представляешь, какая глупость, и самонадеянность предложить мне оставить все как есть - редко встречаться. Мне такое? - Возмущалась я сложившейся несправедливости. - Зачем мне редкие встречи с женатым мужчиной, ему понятно зачем, а мне? Мне муж нужен рядом, счастье быть рядом, восторг засыпать и просыпаться в его объятьях, смотреть в его глаза, вместе шутить и молчать, да просто любить и быть любимой рядом, а не редкие встречи и потом слезы в подушку. И уж если бы я вышла замуж, то, каким бы не был муж, я бы никогда на свете не изменила ему, потому что честность в отношениях это фундамент, а если его нет, все рухнет в душе, как много хорошо не было бы отстроено. - Плескала через край слезами я, даже не вытирая их, потому что не спасали ни платки, ни салфетки в эти месяцы урагана и шторма, который как я думала уже начал укладываться, но как я ошибалась.

 - Согласна, при живом-то муже или жене искать новую пассию и иметь с ней связь это как соотносится в его голове глубоко верующего человека? Называется "не возжелай жены ближнего" или "не прелюбодействуй"? - Комментировала жестко Даша.

 - Да, крестик ему привезли из Израиля. - Грустно вставила я, всхлипывая на том конце.

 - Ах, крестик из святых мест, какая прелесть! А честность у него в кармане лежит, и он ей не пользуется. Значит, одной рукой мы крестимся, а второй похотливо шарим под юбкой соседки и это наши офицеры, элита страны. Вот позор, моральных-то устоев на кошку, а в погонах, какое там у него звание?

 - Говорил капитан какого-то там ранга, полковник в общем, мне все равно, если честно. - Грустно всхлипывала я.

 - Знаешь, я бы с ним в разведку не пошла, страшно, предаст. - Резко сказала Даша, резюмировав уже сказанное. - Человек ведет себя одинаково в разных ситуациях - рефлексы, знаешь ли. Если непорядочен в этом, то и во всем остальном он ведет себя так же. Внутренний прицел морали сбит, испорченное оружие, а значит очень опасное и оно либо не защитит в нужную минуту, либо само тебя покалечит или еще хуже убьет. - Забила последний гвоздь Даша пытаясь успокоить меня хотя бы этой аксиомой.

 - Ты знаешь, самое противное, что мне сейчас настолько плохо, что я не могу быть одна и одновременно не могу ни на кого смотреть. Я два месяца с субфебрилитетом, а последнюю неделю даже +39 держится все время, что со мной я не понимаю, горе зацепилось и никак не отпускает, мне кажется, внутри меня что-то умирает. - Тихо закончила я, глотая слезы. - Без него умирает. Но раз он так решил жить без меня пусть у него все будет хорошо....

 - Перестань, ты живая! Все будет хорошо у тебя, он не достоин твоих слез, вот ни одной твоей слезинки не достоин, поверь мне. - Констатировала Даша на противоположном конце Москвы. Все с теми же мыслями прошел еще один день ожидания старта сертификации и миновал год с момента нашего с Андреем знакомства, случившийся в прошлом году, а затем настал следующий день. В канун восьмого марта мы с мамой решили не позвонить отцу из дома наших хороших знакомых, у которых остановились, а поехать на центральный телеграф. Специально хотелось миновать уши всех присутствующих в наших разговорах, да и просто ехать, как процесс, как монотонность, чтобы заполнить пустоту, мою пустоту. Уже при выходе из метро напротив телеграфа я выдохнула с шумом и слезы полились сами. Я прислонилась к серой стене здания и заплакала, не скрывая это ни от кого....