Однако настоящий, которого хорошо знают и любят члены команды Ferrari и прочие приближенные, — душевный и тонко чувствующий человек, разительно отличающийся от сложившегося стереотипа. Он всегда держал в узде эмоции, так как не желал обнажать душу перед соперниками и на публике. Кажется, он и сам не знал наверняка, что произойдет, ослабь он узду и дай волю эмоциям.
Поэтому, как и в других областях своей жизни, строго себя контролировал. После того как Шумахер выиграл свой второй титул за Benetton, он сидел на торжественном ужине с членами команды и литрами пил яблочный сок. Когда кто-то спросил его, зачем он это делает, Михаэль ответил, что чуть позже собирается выпить много спиртного, а сок поможет его организму справиться с алкоголем. «Ты хотя бы иногда можешь не думать?» – спросили его. «Не могу», — честно ответил Михаэль.
С годами Шумахер немного расслабился и иногда стал позволять себе оттягиваться с друзьями. Он устраивал поистине эпические вечеринки. Пел караоке, пока у него не пропадал голос. На следующий день Михаэль искупал свою вину тем, что забирался пешком на лыжный склон, вместо того чтобы подняться в фуникулере.
Нижеприведенный инцидент иллюстрирует то, что творится у Шумахера внутри, и показывает, насколько хорошо он обычно это скрывает. Это произошло в 1998 году, в дождливой гонке на Гран-при Бельгии в Спа-Франкоршам, когда Михаэль врезался в Дэвида Култхарда. Шумахер лидировал в гонке с отрывом тридцать семь секунд, когда догнал шотландца, отстающего на круг. Шумахер боролся с Хаккиненом за чемпионат мира, и после того как Мика сошел с дистанции, немец имел все шансы впервые в сезоне возглавить личный зачет.
У Култхарда было много возможностей пропустить Шумахера, самый простой вариант – шпилька «Ля Суре», которая проходится на скорости 48 км/ч, там Шумахер даже на мгновение поравнялся с шотландцем. Но Култхард остался впереди, а Михаэлю оставалось лишь гадать, что за игру тот ведет. Выйдя из левого поворота, уходящего под гору к повороту «Пуон», Култхард не стал набирать скорость, переключаясь со второй на третью передачу. На самом деле он использовал газ лишь на пятьдесят шесть процентов по сравнению с Шумахером. За долю секунды разница в скорости между ними стала громадной: 160 км/ч у Култхарда, 220 км/ч у Шумахера. Шотландец взял вправо, но все еще оставался на траектории. Шумахер не прочитал его намерений, слишком поздно осознав, что туча брызг перед ним – это и есть машина Култхарда. Он врезался в McLaren, повредив тому заднее антикрыло и сорвав себе переднее правое колесо. Колесо взмыло в воздух и перелетело через ограждение трассы. Вместе с ним вылетели в трубу десять очков и возможность стать лидером в чемпионате перед следующей гонкой в Монце.
Вернувшись в боксы, Шумахер выскочил из кокпита и в ярости устремился к гаражам McLaren. Он расталкивал механиков, пытаясь добраться до Култхарда. Те держали его, а он кричал шотландцу: «Ты пытался меня убить!»
Шумахер позже признал, что это был единственный раз в его жизни, когда он полностью потерял над собой контроль, и сей факт его потряс. Култхард отрицал, что его действия были намеренными, но, без сомнения, вина по большей части лежит на нем. Дальнейшее на многое проливает свет. Култхард рассказывает:
«На следующей неделе были тесты в Монце перед Гран-при Италии. Тиффози [фанаты Ferrari] болели со всей своей страстью. Толпа свистела всякий раз, когда я выходил из гаража. Это еще ничего, но когда я увидел растяжки со словами «Убийца Култхард», я почувствовал угрозу, исходящую от этих безумных болельщиков.
У нас с Михаэлем была договоренность, что мы встретимся на нейтральной территории и поговорим. Только мы двое, больше никого. Поначалу я ощущал себя неуютно. Я объяснил ему свои действия и извинился за происшедшее. Затем разговор перешел к тому, кто прав и кто виноват.
Я сказал: «Ты должен признать, что тоже не прав. В случившемся виноват не только я, ведь ты въехал прямо в меня».
Михаэль ответил: «Нет, это твоя вина, я обходил тебя на круг. Ты несешь за это ответственность».
Я сказал: «Будь объективен. Иногда и ты ошибаешься, — и добавил: — Например, дома, ведь бывает же, что ты не прав, а жена права». Он ответил: «Нет, я никогда не бываю неправ». Он просто не понимал, о чем я.
Я зашел в тупик. Что я мог поделать? С трудом верится, что кто-то всегда прав. В обычной ситуации я не стал бы и спорить – человек явно не в себе.
Но этот эпизод заставил меня задуматься: «Не потому ли он так хорош, что отметает все обвинения и в любой ситуации, даже когда все ясно как белый день, считает себя правым?»
Я подумал: «Может, это и есть то самое качество, которого недостает мне, — неумение отличать хорошее от плохого, признавать свои ошибки? Это и отличает меня от Михаэля?»
Он, бесспорно, самый успешный гонщик за все времена, один из двух или трех лучших пилотов за всю историю, поэтому какая разница? А ведь разница есть – мы говорим не только о победе, мы говорим о соревнованиях, о честной борьбе».
Технический директор Росс Браун, что неудивительно, придерживается другой точки зрения. Англичанину довелось работать с Шумахером в более тесной упряжке, чем кому бы то ни было, — сначала в Benetton, а затем в Ferrari. Эти двое были разлучены лишь в 1996 году, первом для Шумахера сезоне в Скудерии («конюшня» по-итальянски).
Когда Брауну пересказали тираду Култхарда в Монце 1998 года, тот рассмеялся и сочувственно покачал головой.
«Существует два Михаэля Шумахера. Один сражается с остальными пилотами, он жесткий и агрессивный, не выдает слабости и не уступает ни на йоту, потому что именно это он и должен показывать другим.
И есть Шумахер в команде, который любит работать с людьми, демонстрирует командный дух, умеет сопереживать, подбадривать людей и обсуждать с ними их проблемы. И эти два Шумахера почти вступают в конфликт друг с другом, потому что, выходя на трассу, Михаэль-в-команде становится Михаэлем-который-не-может-расслабиться. Затем он возвращается в команду, и он опять отличный парень, командный игрок, которого беспокоят проблемы других, который пытается помочь им эти проблемы решить. Он всегда рад помочь. Шумахер – это Джекилл и Хайд, потому как ни за что не станет показывать свои уязвимые стороны сопернику.
Ему не составит труда признать собственную неправоту перед командой. Он очень целеустремленный человек, с очень сильным характером, и это необходимо для того, чтобы добиться успеха в своем деле. Но я всегда обнаруживал, что, если сесть с ним и объяснить ему что-то с логической точки зрения, он не станет отрицать логику. Я миллион раз доказывал ему его неправоту».
Непримиримость Шумахера по отношению к соперникам происходит от инстинктивного желания не уступать. Парадоксально, но в частной жизни, в общении с близкими ему людьми, он кажется невероятно щедрым. Сабина Кем работала журналисткой в ведущей немецкой газете Die Welt в Берлине, перед тем как Шумахер обратился к ней с предложением стать его ассистенткой. Она заняла этот пост в январе 2000 года и, став свидетелем многочисленных триумфов Шумахера и Ferrari, начала понимать этого человека. Она считает, что Михаэль необыкновенно великодушен. Она с улыбкой говорит о нем:
«Он любит дарить подарки, любит радовать людей. Он помнит все дни рождения и делает подарки на Рождество. Это огромный труд. Порой он подолгу ломает голову над тем, кому что подарить, просит у меня совета. Бывало, ему делали массаж после тестов или важных заездов, а я сидела рядом с блокнотом, составляя гигантский список. Он спрашивал меня: «Думаешь, это хороший подарок для такого-то?» Иногда мне хотелось сказать: «Тебе что, подумать больше не о чем?»
В дни рождения работниц завода Ferrari Михаэль шлет им цветы, даже если не знаком с ними лично. Он хочет, чтобы они знали, что их труд ценят. Хочет, чтобы окружающие его люди были счастливы, потому что тогда он тоже будет счастлив. Люди приходят к нему в хорошем настроении, и лишь в этом случае у него возникает ощущение, что он никому ничем не обязан. Если Михаэль замечает, что у вас какая-то проблема, он пытается помочь, потому что хочет, чтобы вы были счастливы. Вот почему в команде так его любят. Если у кого-то рождается ребенок, он просит показать ему фотографии, тем самым располагая к себе людей, создавая теплую атмосферу. Для него это очень важно. То же самое с футболом – он всегда играл с механиками по четвергам перед гоночным уик-эндом, а потом они все вместе садились ужинать. Он не хотел от них отделяться».