Изменить стиль страницы

— Мастер ауспика, как много вражеских кораблей?

— Двенадцать, господин. Судя по обломкам, четыре уже уничтожены.

Талос впился взглядом в горящий «Завет».

— Разогнаться до скорости атаки и открыть вокс-канал с «Заветом».

Вознесенный играл в опасную игру. Сам демон не владел искусством космической войны. Он был хищником, охотником, убийцей, не знающим равных и не ведающим сомнений. Но он не был воином пустоты.

Командовать кораблем во время космического сражения означало полностью погрузиться в поток поступающих данных. Бинарные коды и числа, которые выкрикивали офицеры мостика, были расстояниями от и до вражеских кораблей. Эти цифры содержали детальную информацию о крене, тангаже и рыскании каждого судна, а также все тонкости и капризы их потенциальных траекторий в трехмерном пространстве. Вознесенный настроился на это состояние абсолютной концентрации так же, как и всегда прежде: он проник в глубину порабощенного им разума и слой за слоем обнажил притаившееся там человеческое сознание, пока не добрался до нужных сведений.

Воспоминания. Воспоминания Вандреда.Хотя сам Вознесенный ничего не понимал в смертельных головоломках звездных танцев, с помощью воспоминаний он мог вскрыть мозг бывшего владельца этого тела и вволю порыться в его сознании. Когда демон оказывался внутри, у него уходило не больше секунды на то, чтобы овладеть памятью и знаниями Повелителя Ночи — так, словно они всегда принадлежали только ему.

Вандред обладал неисчерпаемыми запасами таких знаний. При жизни он был непревзойденным космическим воителем. Именно это позволило ему стать капитаном Десятой в первые месяцы после кончины Малкариона.

Вознесенный потрошил разум Вандреда с не меньшим рвением, чем владения Империума. Между двумя этими действиями не было никакой разницы. Сильный отнимал имущество слабого — так уж устроен мир.

Но, отступая все дальше и дальше в глубину их общего сознания, Вандред забирал с собой и воспоминания. Теперь их почти не осталось.

Поначалу это не беспокоило Вознесенного. Повелитель Ночи потрепал демону немало нервов, но его разум можно было по-прежнему безнаказанно грабить. Проблемы начались тогда, когда у тусклой искорки, оставшейся от человеческой души, появилась мерзкая привычка хитрить. Вместо того чтобы безмолвно и жалко кричать, взывая к братьям о помощи, Вандред молчал. Он уворачивался и прятался от ментальных щупалец, которые Вознесенный запускал в их общий мозг. Он скрывал самые ценные и нужные воспоминания, закапывал их вглубь и защищал с утомительным упорством.

Но и тогда Вознесенный отнесся к этому спокойно. Демон полагал, что в мозгу Вандреда остался достаточно сильный отпечаток личности носителя. Даже если душа Повелителя Ночи исчезнет навсегда, его воспоминания все равно можно будет извлечь и использовать.

Этот ненавистный им обоим симбиоз с уклоном в паразитизм проработал — хотя и сходя постепенно на нет — больше столетия…

…до того момента, пока шестнадцать судов Красных Корсаров не вырвались в реальное пространство и не навели орудия на «Завет крови».

Взгляд Вознесенного был прикован к гололиту с постоянно обновляющимся потоком данных. Хотя демон и понимал их значение, мерцающие руны очень мало говорили ему и не давали никакой пищи для выводов и прогнозов. Теперь, когда сознание Вандреда не облекало собственный разум демона, бессмысленные поступки низших существ — этих жалких созданий из плоти — практически не поддавались расшифровке.

Атаковать. Уничтожить. Ограбить. Эти слова Вознесенный понимал. Базовые принципы космической войны были ему ясны. Однако демону недоставало знания логистики и стратегии, искусства делать прогнозы и принимать тактические решения, определявшие исход любого сражения.

Вражеские корабли приближались.

Вознесенный привычно погрузился в разум Вандреда… и не обнаружил ничего.

Смертные офицеры начали засыпать его вопросами и требовать приказов. Вознесенный заткнул команду гневным рычанием и вновь обыскал их общий с Вандредом мозг. Ничего. Ни одного воспоминания. Повелитель Ночи все еще прятался — или пропал навсегда.

В материальном мире прошло несколько секунд. В собственном сознании демона на это потребовалось куда больше времени, однако в конце концов когти Вознесенного сомкнулись вокруг истаявшей души Вандреда. Повелитель Ночи почти не сопротивлялся — его личность уже была на грани исчезновения, и у него просто-напросто не осталось сил.

Не важно. Вознесенный извлек из умирающего сознания необходимые ему сведения, слив собственный разум с чужой памятью. Это был давно установившийся ритуал между полумертвой жертвой и падальщиком — даже на Крите, где атака «Завета» произвела впечатление на самого магистра войны.

И, как всегда, тонкие ручейки жизненного опыта Вандреда потекли в широко распахнутую пасть Вознесенного.

Битва будет проиграна.

Вознесенный погибнет — здесь и сейчас, и его душа вновь отправится в бурлящий водоворот варпа. Ему придется влачить дни в небытии, пока не подвернется другой подходящий носитель.

Демон впился в угасающую душу, высасывая из нее последние соки в тщетных поисках ответов.

Угольки сознания Вандреда насмешливо замерцали. Против шестнадцати кораблей «Завету» не выстоять. Даже четыре вражеских крейсера — это гарантированное взаимоуничтожение. Корабли сопровождения сдвигают баланс в их пользу.

Ложь!

Вознесенный не собирался умирать. Он не умрет!

Чего ты хочешь от меня, демон? «Завет» — принц среди кораблей, рожденный в лучшую эпоху. Но и он не является неуязвимым. Ты десятилетиями разрушал этот корабль, одну систему за другой, лишь для того, чтобы окончательно потерять его всего через несколько дней после воскрешения.

Теперь Вознесенный запаниковал. Игнорируя вопросы команды, он истошно рылся в воспоминаниях, пытаясь найти хоть что-то, хоть мельчайшую зацепку, чтобы спасти собственную шкуру. Впервые за столетие демон дал слабину. И тут, на какой-то краткий и ужасный миг, он почувствовал, как Повелитель Ночи улыбается.

Вандред вложил в удар все, что старательно прятал эти годы. Воспоминания о братстве, о битвах под пылающими небесами, о победах в космических дуэлях во имя легиона, за который он был готов умереть в любую секунду. Все богатство человеческих эмоций и опыта, от полузабытых детских страхов до гордости убийцы, обагрившего кровью бледную плоть.

Воспоминание за воспоминанием, ощущение за ощущением хлынули в их общий разум. И ни одно из них не принадлежало Вознесенному.

Вандред закричал. Крик зародился в его сознании…

…и ревом вырвался из чудовищной пасти.

Первым, что поразило его, была необходимость дышать. Боль. Легкие жгло огнем. Ощущения захлестнули его, словно он только что вырвался из тесноты материнского лона на простор яркого и холодного мира. Он снова взревел, но на сей раз рев перешел в торжествующий смех.

Корабль вокруг него содрогался, уже получив повреждения. Корсары были хитрыми ублюдками: они знали, куда целиться. Не пройдет и пары минут, как вражеский огонь превратит варп-двигатели «Завета» в кучу бесполезного хлама.

Если Вандред попытается бежать, он лишь ускорит собственную смерть и станет легкой добычей.

Второй вариант был на самом деле единственным. Держаться. Дать бой.

— Комендор-офицер Джован! — прорычал он сквозь львиную усмешку.

Услышав такое обращение, человек вздрогнул.

— Господин?

Вандред махнул рукой в сторону гололита, стараясь не обращать внимания на когтистый кошмар, в который превратилась его правая кисть.

— Мы начнем с крейсера типа «Убийство», Джован. Готовь лазерные излучатели.

«Завет» горел, но продолжал бой.

Орудийные порты в его бортах превратились в черные уродливые шрамы, протянувшиеся вдоль корпуса. Охладительные системы двух основных двигателей расплавились, окутав огнем инженерные палубы и послужив причиной безвестной гибели множества рабов. Зубчатые укрепления и башни верхней части корабля снесло массированным огнем противника. Та же судьба постигла и кормовые бастионы. На обшивке вряд ли остался хоть один квадратный метр брони, не превратившейся в обгорелое, испещренное пробоинами месиво. Большая часть судна была окутана призрачным, теряющимся в вакууме пламенем, а из разломов в корпусе в космос утекали вода и воздух. Первая замерзала, превращаясь в потоки ледяных кристаллов, а второй рассеивался, исчезая в безвоздушной пустоте.