— Обида, Василий Мефодиевич, обида в вас говорит, — недовольно остановил помощника Туманов, — А это для нас непозволительная роскошь: обида мешает делать правильные выводы. Но — к делу! Допустим, Астахов, прослышав о сергеевском документе, сумел убедить Лукомского, что обладает таковым. И допустим, что он отважился шантажировать нас… Но это же все равно, что примеривать, стоя на ходулях, петлю! Астахов не производит впечатление человека, способного на это. Нет, Василий Мефодиевич, не производит!

Недовольство начальника контрразведки было напускным: ему не хотелось, чтобы Савин понял, какое значение придает он высказанным в адрес Астахова подозрениям. Ему вдруг представились перспективы, открывшиеся лично перед ним в случае, если сергеевского документа у совладельца константинопольского банкирского дома действительно нет…

Возня вокруг судов флота, затеянная генералами из окружения Врангеля, не нравилась Туманову с самого начала. И не потому, что полковник усматривал в замышляемой распродаже что-то предосудительное. Выгода не только для казны Врангеля, но и для всех, кто непосредственно в этом деле участвует, была очевидной. Однако его не допустили в круг избранных. И если теперь окажется, что генералы опять попали впросак, пробьет его, Туманова, час! Останется лишь информировать барона о случившемся, а уж тот и сам поймет, с какой легкостью ставят приближенные под удар его репутацию, поймет, на кого ему следует опираться в дальнейшем!..

Подойдя к притихшему Савину, спокойно, едва ли не равнодушно Туманов спросил:

— У вас ко мне все, Василий Мефодиевич?

— А разве мы закончили с Астаховым? — недоуменно вскинулся капитан.

— Пока — да. Конечно, здесь есть над чем подумать, но… Посмотрим, как будут развиваться события…

Савин все-таки понял: его шеф замышляет что-то, но пытается скрыть это. Сухо сказал:

— Вы приказывали вызвать в Севастополь Акима. Он здесь. Хочу обратить ваше внимание на одно его сообщение. Подполье получило указание своего Центра оказывать всяческое содействие и помощь человеку по прозвищу Петрович, который должен появиться в Крыму.

Сообщение было действительно очень важным, и полковник, заставляя себя не думать пока об Астахове, быстро спросил:

— Что еще вы знаете об этом человеке?

— У меня есть предположение…

— Говорите!

— Я подумал: не его ли наши коллеги упустили на симферопольской явке красных?

— Уверен, что нет! Судя по словесному портрету, на явке был человек молодой, если не сказать — юный. Мог ли большевистский Центр наделить его широкими полномочиями? Нет, Василий Мефодиевич, на явке был кто-то другой…

— Молодость — это еще не аргумент, — пожал плечами Савин. — Разве у красных юнцы не командуют полками, а то и дивизиями?

— Там — фронт, там, чтобы выдвинуться, иногда достаточно личной храбрости. А здесь — разведка… Вот вы, Василий Мефодиевич, доверили бы юнцу функции резидента? — Туманов, увидев, что слова его мало в чем убедили Савина, подчеркнул: — Мне думается, Петрович не станет отсиживаться на конспиративных квартирах. Он если и появится в Крыму, то обязательно снадежной легендой.

— Что ж, не буду отстаивать свою точку зрения, — жмурясь сказал Савин. — Но почему — появится? Быть может, он давным давно здесь!

— Сомнение справедливое, однако… лишь на первый взгляд! — усмехнулся Туманов. — Если бы Петрович уже был здесь, он неизбежно вошел бы в контакт с подпольем. И нам не пришлось бы тогда гадать на кофейной гуще, кто он. Аким, надо отдать ему должное, умеет работать!

Туманов задумался. «Петрович… — повторял он мысленно. — Петрович…» С чем-то это имя было определенно связано, но он не мог вспомнить с чем. Начальник контрразведки гордился своей памятью и не без оснований: однажды увиденное, услышанное или прочитанное, он запоминал навсегда. Однако на этот раз память молчала, и полковник обескураженно подумал: «О, господи, неужто старею? Или переутомился?..»

Заметил, что Савин, выжидательно на него поглядывая, вертит в руках серебряный портсигар с монограммой, невнимательно кивнул:

— Да-да, Василий Мефодиевич, курите. — Сам полковник старался с утра не курить.

«Петрович… — опять повторил про себя. — Да что за черт!..» Быстро просматривал в мыслях год за годом, мгновенно охватывая время, имена и лица, выделяя все главное, что могло иметь хотя бы какое-то отношение к ускользающему воспоминанию. Дойдя до девятьсот четвертого, насторожился… «Подпольная типография большевиков в Москве на Лесной… Ну и что? Ее устраивал Красин…»

Полковник Туманов с облегчением вздохнул и засмеялся: вспомнил!

— Красин! — вслух повторил начальник контрразведки, — Красин, он же — Никитич… — Взглянул на Са-вина и опять рассмеялся: — Ради бога, Василий Мефодиевич, не смотрите вы на меня такими глазами!

— Меня удивило, что вы вдруг заговорили о Красине: он в Москве, член правительственного кабинета красных…

— У них это называется Совнарком, — поправил Туманов. — Ну а к чему я вспомнил об этом человеке?

Контрразведчик должен уметь проводить аналогии: называя фамилию, я назвал и подпольную кличку… В свое время мне пришлось долго и, к сожалению, безуспешно охотиться за Красиным, который имел кличку Никитич. В тысяча девятьсот четвертом я искал его в Петербурге, не догадываясь, что он в это время организовывал подпольную типографию в Москве… Разговор, впрочем, не о том. Я заметил когда-то закономерность: чем крупнее подпольный деятель, тем бесцветнее его кличка. «Никитич», «Петрович» — похоже, не правда ли?

— Извините, Александр Густавович, — развел руками Савин, — но я не в силах понять, к чему вы ведете…

— Сейчас поймете, — успокоил ого Туманов. — Помните, я высказал предположение, что разведка красных предельно активизирует свою работу в нашем тылу? Мы готовимся к наступлению — такое скрыть невозможно. Естественно, противник постарается узнать о наших планах как можно больше. Первым для нас сигналом был случай на симферопольской явке. Теперь — Петрович… Не знаю, какая связь между ними, но, что она существует, не сомневаюсь. Надо искать симферопольского беглеца — именно он приведет нас к Петровичу… — Выдержав паузу, Туманов твердо продолжал: — Мне нужен этот человек, капитан! Не следует забывать, что иногда умелый разведчик способен предопределить судьбу наступления целой армии… — И добавил: — Пожалуй, организуйте мне встречу с Акимом. Хочу поговорить с ним сам.

— Когда? — спросил Савин.

Резкий телефонный звонок помешал полковнику ответить, он снял трубку.

— Слушаю. Доброе утро, пяте превосходительство!..

Разговор был недолгим. Туманов осторожно положил на рычаг трубку и зло посмотрел на Савина.

— Поздравляю вас, капитан!

— Что случилось, господин полковник?

— Звонил генерал Артифексов — к нему обратился Астахов с просьбой немедленно устроить встречу с вер-ховным. Утверждал, что контрразведка не дает возможности заниматься делом, ради которого он здесь. Настаивает, что вчера ночью на него было совершенно нападение, организованное именно контрразведкой.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом Савин неуверенно сказал:

— У него нет никаких доказательств!

— Это несерьезно, капитан.

И вдруг Савина обожгла догадка. Подавшись вперед, он сдавленным от волнения голосом, сказал:

— Это блеф, Александр Густавович! Понимаете: это грандиозный блеф! Я понял, почему Астахов добивается встречи с главнокомандующим и почему он прямо указывает на нас! Он решил убедить верховного, что мы похитили у него сергеевский документ. Вы понимаете? Это тонкий расчет афериста!

Вот теперь пришло время полковнику Туманову забыть о задуманной игре — ему стало по-настоящему страшно. «И сам барон, и его окружение считают, что документ у Астахова, — думал он. — Если этот коммерсант скажет, что мы его ограбили… Ему поверят, не нам! И тогда…»

Туманов тихо проговорил:

— Не дай бог, чтобы Астахов додумался до того, что придумали за него вы! Если такое случится… — Ту-манов нервно дернул ворот кителя, — то от меня останется разве что этот хорошо сшитый мундир, а от вас…