– Ну, конечно, – Он кивнул, но я не думал, что мне удалось его успокоить.

Молодой человек поднялся и показал рукой на упакованную картину. Я подошел и проверил; все было сделано достаточно неплохо.

– Если вы меня извините, – сказал Фаджи, – я скажу Альфредо, как напечатать адрес.

Они вышли. Я принялся засовывать картину в чемодан донны Маргариты. Мне показалось, что было значительно удобнее сунуть туда и пистолет Вогдона, но тогда могло не возникнуть возможности вынуть его оттуда, прежде чем я передам чемодан.

Все это продолжалось не слишком долго. Потом я встал, закурил сигару и подумал, что было бы неплохо порыться в личных бумагах старого негодника. Однако не сделал этого. Дело в том, что большинство из них были на итальянском языке.

Он вернулся с перепечатанной распиской и я вновь тщательно прочитал ее. На этот раз все было сделано правильно. Я подписал его копию от имени мисс Уитли, он подписал мою. Теперь все. Сделка стоимостью в четверть миллиона долларов была подписана, скреплена печатью и наполовину выполнена.

– Ну, – сказал я, – кажется, все закончено до следующего раза.

– В следующий раз я буду мертв. Но это не имеет значения. Вызвать вам такси?

– В такой туман вы никого не заставите сюда приехать. Я дойду сам.

– Вам следует быть особенно осторожным с такой дорогостоящей картиной. Понимаете, banditti[35].

Я взвесил сверток, он был не очень тяжелым.

– Только между нами, вы действительно думаете, что это портрет Кордобы?

Он пожал плечами.

– Я никогда с ним не встречался.

– Простите, совершенно забыл.

Он сам проводил меня до двери.

Теперь туман леденил те места, которых касался. Меня передернуло, я поднял воротник плаща, взял чемодан в левую руку и двинулся вниз под гору в сторону ближнего пятна неяркого света.

На следующем углу я остановился в нерешительности. Потом понял, что как бы я не стал спускаться с холма, то это все равно приведет меня на основную дорогу, так что не имеет значения, где я спущусь. Я мог бы даже устроиться в кафе, пока не подойдет такси.

Неожиданно что-то обвилось вокруг моего горла и что-то еще, холодное и твердое, уперлось в правое ухо. Чей-то голос приказал:

– Поставь чемодан.

– Почему? – спросил я. Это было достаточно глупо, но нужно же было сказать хотя бы что-то.

Мое горло стиснули еще сильнее.

– Поставь чемодан и подними руки. – Человек обхватил мою шею левой рукой и прижал пистолет, это мог быть только пистолет, еще крепче к моему уху.

Как же должен был поступить Джон Уэйн в такой ситуации? Вероятнее всего, переписать сценарий. Но у меня по сравнению с ним было одно преимущество: мой пистолет – настоящий – был не так высоко на бедре и не так на виду.

– Хорошо, поставлю, – сказал я и наклонился вперед, чтобы сделать это, однако пистолет у меня под ухом не шелохнулся. Я снова выпрямился.

Бандит несколько ослабил хватку и его рука начала шарить по мне, ощупывая грудь, видимо в поисках пистолета. Он наткнулся на пистолет Вогдона и рванул мой плащ, распахивая его. Пистолет у моего уха соскользнул в сторону.

Я резко качнулся вправо и ударил его плечом. Возле моего уха взорвалась водородная бомба, но к этому моменту я уже откатился от него и сунул руку в карман.

Когда я вскочил с браунингом в руках, в неясном свете уличного фонаря он выглядел скорчившимся силуэтом, но в руке у него отчетливо был виден пистолет. И размеры того не уступали издаваемому им шуму.

Я нажал на курок. Пуля пошла вниз и влево, и в тот же момент я понял, что нужно делать. Поэтому следующие пули – две, три, четыре – я послал чуть повыше, целясь ему в колени.

Возможно, что он смог снова выстрелить, но я этого не заметил. Все мои чувства были сосредоточены на кончике ствола маленького пистолета, выплевывавшего пули калибра.22 с такой скоростью, с какой я успевал следить за целью.

В пятый раз выстрелить я не успел: он упал. Рухнув на землю, он вскрикнул. Я быстро отступил в сторону под прикрытие стены, но отчетливо видел, что пистолет выпал у него из руки. Осторожно продвинувшись вперед, я подобрал его. Это был автоматический кольт калибра.45. Да, действительно, серьезный пистолет. И он явно был предназначен не для развлечения, и уж конечно не для того, чтобы пугать невинных контрабандистов. Я сунул пистолет в карман, наклонился и перевернул его на спину.

Ну конечно, это был паренек Фаджи, которого звали Альфредо. Мерзкий негодяй! Сколько же прибыли он собирался извлечь из одной сделки?

Парень застонал и я увидел блестящую влажную полосу на его правом колене. Видимо, его настигла моя третья пуля, четвертая прошла у него между ног, а пятая не добралась до его коленной чашечки. Я поднял его, закинул одну руку себе на шею и наполовину повел, наполовину потащил вверх по склону.

Когда я вновь добрался до входа в дом Фаджи, то дышал, как лошадь на финише скачек в Дерби; даже мой палец устал, нажимая на кнопку звонка. Однако, должно быть, хозяин ждал где-то неподалеку, потому что дверь немедленно открылась и я, шатаясь, ввалился мимо него внутрь.

Я оттащил парня в кабинет и положил на старый красный плюшевый диван, он перевернулся на бок и снова начал стонать. Все правильно, у него болела простреленная коленная чашечка.

Фаджи наклонился над моим плечом так близко, что я почувствовал его дыхание.

– Что вы наделали?

Я помахал маленьким пистолетом с перламутровой рукояткой и подумал, что мог бы многое сказать, но ограничился одной фразой:

– Он стрелял первым.

Уэйн наверняка мог бы мной гордиться.

Растерявшийся старик в ужасе отшатнулся.

– Но… вы же его искалечили!

– Что же я должен был делать?

– Он никогда больше не будет прежним! Он был таким хорошим помощником. И вы его искалечили!

Из под стекол его очков потекли слезы. Неожиданно у меня прорезался голос; он был не похож на мой, но на тот момент вполне годился.

– Вы – старый и мерзкий негодяй, – зарычал я. – Вызовите врача, причем такого, который не донесет в полицию.

Слово «полиция» привело ему на ум новую мысль.

– За это вы отправитесь в тюрьму – на всю жизнь!

– Вызовите врача! – закричал я и толкнул его к письменному столу и телефону. Но когда он поднял трубку, я схватил его за руку. – И если полиция окажется замешанной в это дело, вам придется объяснить, почему он напал на меня на улице, размахивая чертовски большим пистолетом калибра.45. Я хочу сказать, они не поверят, что именно я начал стрелять первым в тот момент, когда нес картину стоимостью в сто тысяч долларов.

Он уныло посмотрел на меня.

– У вас не должно было быть пистолета.

– Да, вот именно. Ни у него, ни у меня не должно было быть пистолетов.

Парень на диване зашевелился и пронзительно закричал. Слезы еще сильнее покатились по лицу Фаджи. Я убрал руку.

– А теперь вызывайте врача.

Пока он набирал номер, я разорвал на парне брюки и осмотрел колено. Я мог сказать, что по крайней мере пули внутри не было; не прошла она и насквозь. Она, должно быть ударила под углом, раздробила кость и полетела дальше. Даже крови было не слишком много; накладывать жгут нужды не было. Но перевязать следовало профессионально. И он будет вспоминать обо мне каждый раз, когда станет ступать на правую ногу.

Фаджи пересек комнату.

– Врач приедет. Что я ему скажу?

– Все что угодно, во что он поверит, если он вообще должен во что-то поверить. Скажите, что вы баловались с пистолетом, что на него напала мафия – все что угодно. Просто забудьте о том, что он участвовал в перестрелке, вот и все.

Маленькие влажные глазки внимательно посмотрели на меня.

– Некоторых вещей я никогда не забуду.

– Хорошо. Только не забывайте, что меня вообще бы здесь не было, не будь у меня богатых друзей.

Альфредо снова застонал, Фаджи взглянул на него и пробормотал:

– Но вы его искалечили.