В стане боевиков, которые не ожидали такого поворота событий, возникло явное замешательство. Выслушав очередные упреки Турка, Хасан был вынужден отрядить против пограничников свой последний резерв. На инструктаж командиров в сопровождении охраны — двух приставленных к нему боевиков — пришел иностранный телеоператор.

Хасан был краток:

— Вечерний намаз я должен совершить на земле моих предков. Такова воля Аллаха, которую он передает вам моими устами. Устами амира.

То, что из леса к кошаре подтянулся новый отряд, пограничники заметили сразу же.

— Ну что, братцы? Последний парад?

— Ты помирать что ль собрался? Для этого большого ума не требуется. Помнишь, что говорил старший лейтенант? Нужно уметь победить и выжить.

— Кто бы спорил! Будем живы… если повезет.

В разговор вмешался Горюнов:

— Солнце уже садится. Значит, часа два надо продержаться. Устоим!

На этот раз боевики пошли в атаку в полный рост. Шли не спеша, ровным шагом. Видно, рассчитывали устрашить пограничников своим количеством. Телеоператор, прикрываемый охраняющими его боевиками, время от времени останавливался, чтобы снять на камеру происходящее.

Но метров за полтораста боевики залегли и, открыв огонь, начали перебежки. Продвигались с таким упорством, словно не замечали встречного огня. Когда в дело пошли гранаты, старший лейтенант отдал команду связисту:

— Вызывай огонь по перевалу. — И сразу же приказал остальным пограничникам отходить вниз. Сам же остался у пулемета.

Не оставил свою позицию и сержант Османов — сделал вид, что не расслышал приказа.

Через несколько минут боевики ворвались на перевал. Под градом их пуль сначала умолк пулемет Османова, а затем — и Меркульева. Закрепившись на перевале, моджахеды начали обстреливать лес, в котором укрылись пограничники. Остальные торопливо уносили убитых и раненых. Как оказалось, настигла пуля и телеоператора. Двое боевиков, тащивших его к кошаре, не забыли прихватить с собой и видеокамеру.

Но перегруппироваться для преследования отступивших пограничников боевики не успели. Раздался один взрыв, потом второй, третий… Всех словно ветром сдуло с перевала.

После того как связист передал на заставу команду «Отбой», пограничники, способные держать оружие — у всех были ранения, — стали возвращаться на прежние позиции. В укрытии оставили только тяжело раненных. Связист поднялся к старшему лейтенанту. Оттащил чуть в сторону пулемет и выпустил вдогонку убегающим боевикам длинную очередь. Продолжал стрелять, пока не закончились патроны в коробке. Только после этого припал к груди командира. Дышит! Приподнявшись, радостно махнул рукой своим товарищам:

— Жив наш батя!

Те, у кого еще оставались силы, начали подниматься по скалам, чтобы отнести командира в безопасное место. Следом за ним принесли Османова. Сержант, как и Меркульев, дышал, но тоже был без сознания. Затем отправились за убитыми: еще трое ребят погибли в бою за перевал. И, лишь исполнив свой скорбный солдатский долг, в изнеможении повалились на каменистую почву. Только связист поднялся на перевал и лег за валуном наблюдать за лагерем боевиков.

Немного погодя к связисту с трудом приковылял Горюнов — младший сержант был ранен в руку и плечо.

— Давай к рации. Доложи обстановку и сиди там, не высовываясь. Твое дело — связь. Понял?

— Но ты же, Миша, истечешь здесь кровью!

— Не перечь, дуй к рации.

Спустившись вниз, связист стал вызывать заставу. И в это же время к перевалу подъехали машины мотоманевренной группы, направленной из отряда. Более сотни пограничников, а вместе с ними — врач и медицинская сестра. Оказав первую помощь раненым, доктор распорядился:

— Всех в машину. В отряд. Медсестра остается здесь. Я — с ранеными.

Первыми в машине разместили старшего лейтенанта и сержанта. Младший сержант Горюнов попытался остаться, но командир прибывшего отряда был неумолим:

— Сказано: всем в машину. Остается один радист — для связи с заставой.

Прибывшие пограничники занимали оборону уже в полной темноте.

Убедившись, что перевал перекрыт надежно, командир предупредил:

— Не терять бдительности! Возможна ночная атака.

Несколько человек, сменяя друг друга, всю ночь провели в дозоре. Но всё вокруг было спокойно. А перед самым рассветом к перевалу вышел отряд спецназа ГРУ.

И почти сразу же боевики пошли в атаку. Их было на удивление мало, пожалуй, менее сотни. Общими усилиями пограничники и «грушники» отразили нападение, уничтожив почти всех атакующих.

Как только скоротечный бой стих, несколько пограничников стали донимать связиста язвительными вопросами:

— Ну, и где же ваши пятьсот боевиков?

— Не зря говорят, у страха глаза велики.

Неуместные разговоры прервал подошедший командир мангруппы. Оказалось, что пограничники понесли тяжелые потери: пятеро убитых, несколько раненых, причем двое из них были в тяжелом состоянии.

— Выходит, неумело дрались, — угрюмо заключил командир грушников. — Мы же по вашей милости оставили Змеиное ущелье, где, по нашим сведениям, готовится прорыв.

— Не иначе деза.

— Да нет, источники серьезные.

— Но ведь пошли боевики здесь.

— А где же тогда они?

— Видно, встретив сопротивление, двинулись тропами. Объявятся.

— Это уж точно. Вот только где?

Вопрос завис в воздухе.

К утру машина с ранеными и убитыми прибыла в отряд. Там их ожидал вертолет, на котором прилетел руководитель регионального пограничного управления Герой Советского Союза генерал-майор Протасов. Высокого звания Алексей Михайлович был удостоен за героизм, проявленный во время боевых действий в Афганистане. Он стоял у вертолета, чтобы лично поблагодарить пограничников за мужество, склонить голову перед теми, кто отдал свои жизни при исполнении воинского долга.

Когда двое бойцов поднесли к вертолету лежащего на носилках старшего лейтенанта Меркульева, генерал жестом попросил их остановиться. Низко наклонился, вглядываясь в казавшееся безжизненным, бледное лицо Прова, и что-то прошептал. За шумом винта никто не расслышал слов генерала, который в эту минуту просил своего боевого друга держаться за жизнь, не уходить, вернуться в строй…

Судьба свела Протасова и Меркульева в Афганистане.

4

Горы. Кругом горы. Они давили на психику своим величием, настораживали безмолвием. В их морщинах, меж редких пучков выгоревшей травы, напоминавшей космы седовласого старца, гнездились птицы. Горы стояли как бессмертные часовые на боевом посту, всем своим видом выражая непокорность.

По узкой горной тропке двигалась группа пограничников-разведчиков в камуфлированной форме. Они шли, рассредоточившись, принимая все меры предосторожности: вперед был выслан дозор во главе со старшиной Меркульевым, каждый внимательно наблюдал за местностью, определяя для себя, откуда может грозить опасность. Шли устало, смахивая с лица соленые струйки пота, которые стекали из-под пятнистых панам и заливали глаза.

— Достал меня этот солнцепек, — вяло возмутился пограничник из группы Меркульева.

— Теперь ты понял, для чего старшина велел по две фляжки взять? А ты еще возмущался, — с упреком напомнил идущий рядом боец.

— Понял. Без чая скисли бы давно.

С этими словами солдат снял с ремня фляжку и сделал несколько глотков.

— Интересно, куда делись вертушки, что поднялись в воздух следом за нами?

— Кто их знает.

— А поднимались они, похоже, порожняком.

— Может, для имитации нашей высадки в другом районе?

— Вполне…

Солдат осекся: старшина Меркульев, подняв руку, остановился.

Пограничники быстро приблизились к командиру и остановились, увидев растяжку, — тонкая, как струна гитары, проволока пересекала тропу, а к ней была прикреплена замаскированная пучком сухой травы граната Ф-1.

— Вовремя ты ее заметил, — похвалил Меркульев передового дозорного.

— Мне и разруливать. Разрешите?

— Давай. Только аккуратно!