Спотыкаясь в темноте о корни сосен, добрел до парашютной вышки, чуть не налетев на нее лбом. И замер, озаренный гениальной идеей! Так. Только бы никому эта идея, кроме меня, в голову раньше не пришла… И Рустам, скинув сапоги, чтобы не громыхать по железным ступеням, бесшумно взлетел на самую верхнюю площадку вышки. Площадка была пуста! Рустам сел на теплые доски, прислушался и тихо засмеялся от счастья. Ни одного комара не звенело над ухом! Только сильный и теплый ночной ветер мягко гудел в опорах вышки, да шумел внизу кронами сосен. Изможденный, Рустам блаженно улегся на спину. Рассохшиеся доски настила давили сучками на истертые лопатки, но все равно, это было счастье! Рустам раскинул руки, словно старался обнять черное небо, нависшее над ним гроздьями пушистых звезд. Окутанная лунным дымом, Земля плыла сквозь безбрежный океан сиявшей алмазными россыпями ночи. Вселенная тихо баюкала Рустама на своих ладонях…

Ангел в берете

Каждому знакомо странное чувство, часто возникающее при ожидании скорой разлуки с близким человеком: к горечи расставания и жаждой продлить эти последние минуты непонятно как примешивается подсознательное желание, чтобы все это поскорее закончилось. И возникает тягостное молчание, изредка прерываемое ничего не значащими фразами — так всегда бывает, когда говоришь одно, а думаешь совсем о другом.

Но — благословенная юность! — в этот вечер ничего подобного не возникало. Рустам с Маргусом плечом к плечу сидели на склоне за учебным корпусом и не могли наговориться. На следующий день был назначен выпуск лейтенантов, окончивших училище. Вместе со вторым взводом выпускался и Маргус, и для того, чтобы проводить друга, Рустам пожертвовал тремя днями отпуска, вернувшись в училище раньше времени. Может быть, поэтому и не молчалось — друзья наперебой рассказывали друг другу о том, как прошел сентябрь. Рустам провел его в дома, в отпуске, Маргус — в учебном центре, сдавая госэкзамены.

— Макс на экзамене по ТСП корку отмочил, — улыбаясь, вспоминал Маргус, — прикинь: вторым вопросом выпала ему РХБР.[17] А Макс чего-то затормозил так — ну не в зуб ногой! Ну, препод уже сам старается его как-то вытянуть: ну не бывает же так, чтобы выпускник на госе банан получил! Это что ж выходит — его ничему не научили за четыре года? И задает дополнительный вопрос: ну расскажите хотя бы приблизительно, как работает прибор ДП-5В? Макс: приблизительно? Препод: ну да, хотя бы приблизительно! Макс: ну, приблизительно, так: пстык-пстык-пстык! Ох, что было!..

— И чего — вклепали банан? — покатился Рустам.

— Да ну, что ты… Но Митрофанову потом всю ночь квасить с комиссией пришлось…

— Ну, а у тебя как — нормально все прошло?

— Нормально… Дмитрий Олегович даже приехал за меня поболеть, вместе с Вией Карловной…

— А, это та красивая тетка — она, да?

— Ага… Они, честно говоря, волновались — дадут мне диплом, или нет?

— А чего волноваться-то? Ты что, плохо экзамены сдал?

— Да нет, с этим-то как раз все в порядке. Но знаешь… Вдруг упрутся: не положено, мол, раз в порядке эксперимента я здесь учился… Бюрократы-то везде есть. Ну, он к начальнику учебного отдела: так и так — будут ли проблемы с этим вопросом? Так Ашихмин даже обиделся: какие проблемы могут быть? Мы что, по-вашему, неучей тут выпускаем? Раз уж мы человека взяли, так будьте спокойны: мы из него офицера сделаем!

— Дед — молодец… Фронтовик, одно слово…

— Ага… А как он нас драл — помнишь?

— Ну, так за дело же! Подумаешь — никто и не обижался. Деда все уважают.

— А ты что в отпуске делал?

— Да как обычно — дома был. Сейчас в хозяйстве скучать некогда: урожай убирать, скотине на зиму хавчик заготавливать — крутился, в общем. И отдохнул нормально: у нас же еще вовсю лето стоит, до ноября купаться можно.

— Машу видел?

— Конечно! Завтра, кстати, обещала приехать на выпуск. Вот и познакомим их с Лилей. Как она?

— Ну, как… Так-то ничего, а иногда ревет: говорит, уедешь ты и меня забудешь… Балда, — тепло улыбнулся Маргус.

— А с тобой ехать не хочет?

— Еще как хочет! Так в институте последний курс остался — как бросишь? И маманя у нее прихварывает… Ничего, подождем годик. А я там пока обустроюсь, с жильем разберусь — чтобы вместе с мамой она приехать смогла.

— Слушай, а чего тебя на Дальний восток посылают? Тебя же, вроде, с самого начала на Европу ориентировали?

— Да кто их знает. На распределении спрашивают: где желаете служить? Ну, я отвечаю, как все: где Родина скажет! А мне и говорят: ну, тогда начнем с Уссурийска. А что, нормально. Красивые края, говорят: тайга, сопки, море… А в Европе что интересного?

— Ну. Замки старые… Архитектура…

— Ну, это, наверное, только тебе интересно. Остальные, по-моему, только барахлом там интересуются. А мне оно и на фиг не нужно. Слушай, а ты с Машей у нее в деревне виделся? Как там парни местные — не цеплялись?

— Не! Нормальные пацаны — семечек насыпали, на мотике до автобуса подвезли. Тебе привет передавали… Ты с ними подружился, видать?

— Ну, не знаю. Но познакомиться — познакомились…

На свидание к Маше Рустам удрал из лагеря через три дня после возвращения с учений. Маргус, как и обещал, вызвался сопровождать его в этом небезопасном мероприятии: кто их знает, этих парней местных, что у них на уме. И, как оказалось, мера эта не была излишней — на уме у местных парней было то же самое, что и у всех: накидать банок всяким фраерам заезжим, чтоб неповадно было наших девок кадрить. И неважно, что заезжий фраер ни у кого девку не отбивал — а вот из принципа!

Маргусу это стало ясно еще до того, как они с Рустамом разыскали Машин дом: проходя по деревенской улице, он отметил, какими многообещающими взглядами проводили их трое парней, возившихся у хлипкого забора с полуразобранным обшарпанным мотоциклом. Рустам же, понятное дело, ничего вокруг не видел и не слышал, охваченный трепетом от предстоящего первого в жизни свидания — только нервно тискал букетик полевых ромашек, сорванных по дороге.

— Так, Рустам, — оценил обстановку Маргус, — Кажется, мы уже почти пришли. Топай дальше сам, а я тебя здесь подожду. Если что — свистни.

— Ага… Блин, волнуюсь я, Марик!

— Ничего, все нормально будет. Удачи! — и Ауриньш присел на скамеечку у ближайшего дома, обнесенного кривоватым плетнем.

Из-за плетня торчали лохматые и голенастые подсолнухи, похожие на хулиганистых подростков. Из дырки в плетне выбрался рыжий котенок. Хрипло мявкнул и доверчиво полез к Маргусу на колени, цепляясь растопыренными коготками за штанину синей «олимпийки». Вскарабкался, повозился, устраиваясь поудобнее, подсунул ушастую головешку под ладонь Маргусу: погладь! — и заурчал умиротворенно, легонько царапаясь острыми коготками. Для полной деревенской идиллии не хватало, пожалуй, лишь балалайки, да доброго кулька семечек.

Семечки, впрочем вскоре появились — в сопровождении троицы аборигенов, которых Маргус приметил совсем недавно. Аборигены были похожи друг на друга, словно родные братья: мордатые, губатые и лохматые. Видно было, что здоровы они от природы, как новенькие трактора, и ни черта на их крестьянское здоровье не влияло — даже впитанные чуть ли не с мамкиным молоком противозачаточный самосадный дым и термоядерная самогонка. Щедро устилая свой путь подсолнуховой лузгой, аборигены лениво проследовали по улице и остановились перед Ауриньшем, разглядывая пришельца, словно троица бравых егерей, словивших городского лопуха-браконьера в своих угодьях. Разглядывая, они держали классическую паузу «по Станиславскому», давая возможность противнику как следует перетрухнуть и запаниковать.

Ауриньш поудобнее устроился на скамейке и безмятежно продолжал поглаживать урчащего котенка.

— Э, фраер! — не выдержал, наконец, такой наглости самый мордатый, — Ты чо это чужих котов цапаешь?