Так что как он ни старался, но делать было нечего. Смирившись с этой мыслью, он сидел на траве и задумчиво, как ребенок, сосал палец. Хорошо еще, что он был по натуре сильным человеком, другой в такой ситуации давно бы уже руки опустил. У Сторма тоже на душе было хуже некуда, но виду он не подавал, только тихонько ругался сквозь зубы. Что же касается поваров, то они вовсе не разделяли недовольства своего начальника и были страшно рады такому повороту событий. Да и кого могла обрадовать эта идиотская затея их сержанта? Плохо им в лагере было, что ли? Нет, надо мчаться сломя голову куда-то черту в зубы, голову под пули подставлять. Сам не сидит и людей тащит. Кормить ему, видите ли, надо! А подумал он про то, что у них нет ни одного солдата в расчете, который бы грязную работу мог делать? Обычно для этого выделялся суточный наряд по кухне. А вот в такой обстановке как быть? Самим, что ли, помои таскать да посуду грязную мыть? Поэтому радоваться надо, что так получилось. А этот дурень сидит себе пригорюнившись, расстроился, видите ли! И чего ему только надо? Может, хоть теперь одумается, назад прикажет возвращаться…
В конце концов один из поваров набрался храбрости и сунулся к Сторму с вопросом. В ответ сержант нанес ему справа такой страшный удар, что бедняга еле на ногах устоял, в голове у него звенело потом чуть не целый день, все время, пока он тут работал. А Сторм их всех заставил потрудиться как следует.
Если бы его спросили, он вряд ли сказал бы, откуда к нему пришла эта мысль. Все было очень просто — вон сколько вокруг народу, и все они бог знает сколько времени не имеют горячей пищи. А у него и кухня здесь, и припасов всяких вдоволь. Вот он и принял решение развернуть свое хозяйство прямо на вершине высоты, метрах в десяти от перевала. Быстро разгрузили имущество, растопили плиты, поваров он расставил по сменам, и пошла работа! К тому времени, как Уитт оказался на этой высоте и встретил Сторма, тот успел уже накормить две роты второго батальона, которые оставались вторым эшелоном на высоте «Морской огурец», да еще роту соседнего полка, подошедшую к ним на подмогу.
Правда, время от времени он вспоминал о своей роте и всех тех парнях, которые, в общем-то, прежде других были вправе ожидать от него горячей пищи, но он отгонял от себя эти пустые мысли, уверяя себя, что все это ерунда, и не имеет значения, в конце концов, кого он кормит, лишь бы кормил и тем самым исполнял свой долг. Да и что там раздумывать особенно? Только голову себе забивать, все равно ведь ничем не поможешь. Его лицо отражало все его мысли — на нем попеременно появлялось выражение ожесточения, отчаяния, вины или злобного упрямства. Будь она проклята, эта война! Все зло от нее! Потом он успокаивался и снова принимался за работу — кричал на поваров, подгонял жевавших тут же солдат, громко хлопая в ладоши, будто стрелял из винтовки, метался туда-сюда по площадке.
В таком Биде и застал его Уитт, когда, уставший, ссутулившийся под тяжестью винтовки, пулеметной ленты с патронами и всего прочего, еле видный из-под слишком большой для него каски, он добрался наконец до гребня высоты. Сверля всех, будто буравчики, его маленькие глазки по-звериному выглядывали из-под похожей на огромный орех каски.
Они обрадовались друг другу, принялись трясти руки, хлопать один другого по плечам и спине. Подошли повара, тоже стали хлопать Уитта, потом начали угощать его всякой всячиной, накормили до отвала. Нашлась, конечно, и кварта виски, чтобы отпраздновать встречу.
— Это какого же черта тебя сюда занесло, парень? Куда идешь? Да еще один-одинешенек…
— Как куда? В роту свою, куда же еще. — Уитт сыто рыгнул, вытирая рот тыльной стороной ладони.
— Че-его?
— Да что слышали. Назад возвращаюсь. Небось знаете, что Толл повышение получил. Вот я и решил назад вернуться.
— Да ты совсем, видать, спятил, парень.
Уитт медленно повернулся к Сторму, поглядел в упор:
— И ничего не спятил…
— Как же не спятил… Да ты сам посуди — ну где ты их сейчас разыщешь? Сам господь бог не знает, куда их занесло. Говорят, даже на «Креветке» их уже нет.
— А это не имеет значения… Поищу, может, и отыщутся.
— И еще болтают, будто они вообще теперь на свой страх и риск действуют. Вроде бы как самостоятельное подразделение.
— Ага. В отрыве, стало быть.
— Вот именно. А ты разыскать их думаешь. Спятил, это уж точно…
— Ничего не спятил, говорю тебе. Не может же рота бесследно исчезнуть. Зацепочка какая-то всегда найдется. И потом, я же толкую тебе, что Толла повысили… Соображаешь?
Сторм долго смотрел ему в глаза, потом пробурчал:
— Еще выпьем?
— А почему не выпить? Это я с удовольствием. — Уитт вдруг стал непривычно вежливым. — С превеликим удовольствием, дружище! И до чего же я рад снова с тобой встретиться, Стормик, дорогой ты мой. Только ты ответь мне, пожалуйста, чего это ты тут вселенский продпункт вдруг организовал?
— Так уж получилось. От своих, видишь, отстал, так решил хоть других подкормить немного. Кому-то пользу принести…
— Что ж, и это дело… Мне вон хоть повезло маленько.
— Ага. — Сторму вдруг стало снова как-то не по себе, он огляделся, передернул плечами. — По правде сказать, я бы тоже с тобой пошел, если бы можно было…
— А почему же нельзя? — Уитт сразу поднялся на ноги. — Пошли, да и дело с концом.
— Нет… Мне никак, брат, нельзя. На кого я вот этих всех оставлю? Они без меня тут такого натворят, потом мне голову снимут…
— А то здорово бы было… Вдвоем-то…
— Чего уж там здорового? Я тебе по правде скажу, парень, очень я не люблю, когда по мне кто-то стрелять начинает.
— Ну что ж, кому что нравится. — Уитт понимающе ухмыльнулся. — Мне на это все просто наплевать. Главное, до старых дружков бы добраться. Вот тогда повеселимся как следует.
На этом они и закончили беседу. Уитт был очень доволен собой и тем впечатлением, которое он произвел на Сторма и его команду. Он еще немного повертелся около кухни, между делом пропустил пару стаканчиков и после этого снова отправился в путь. Солнце к тому времени уже пошло на убыль. Третья рота в эти часы успешно преодолела еще одну, третью, высоту из тех, что маячили перед ней на пути к главной цели.
Стоя на перевале, Сторм долго смотрел вслед Уитту, весело шагавшему вниз по склону за группой туземцев-носильщиков, двигавшихся в сторону зеленевших вдали зарослей леса. Уитт этого не знал — он был слишком горд и доволен собой, чтобы оборачиваться, хотя в душе и полагал, что, наверное, эти трусы все же смотрят ему вслед. Он долго бродил по высоте «Большая вареная креветка», расспрашивая повсюду, не видел ли кто третью роту, но так и не добился путного ответа. Да и кому там было дело до чьих-то рот или каких-то дружков-приятелей? Только к вечеру следующего дня, часов около семнадцати, Уитт добрался до «головы» этой самой «Креветки», и там ему кто-то сказал, где, скорее всего, следует искать первый батальон. Это было как раз то время, когда третья рота начала атаку высоты 279 — четвертого на ее пути холма, на котором, в отличие от предыдущих, оказался противник — до взвода японской пехоты.
Бой был довольно напряженным и в то же время каким-то нудным почти для всех его участников. Единственным исключением явился Файф, тот самый, который всего лишь пару дней назад попал во второе отделение третьего взвода. Дело в том, что в этом бою Файф убил своего первого японца.
Наверное, никто в роте не смог бы сказать, сколько холмов и высоток они перевалили за этот бесконечный поход. Все они слились в одну сплошную цепь, в казавшуюся бесконечной дорогу, по которой устало брели, спотыкаясь, обливаясь потом, задыхаясь от жары, измученные до предела солдаты, в безбрежный путь сквозь ядовито-зеленые заросли с похожими на канаты лианами, а потом снова по открытому месту, разогретому, словно пекло, по высокой, ужасно жесткой траве кунаи, по пыли, кустам и снова по джунглям. Где-то на этом пути их застала ночь, потом снова пришел день, а они все брели и брели. Бэнд беспощадно гнал их вперед, уверенный в том, что ему, и никому другому, выпадет удача первому выйти к этой самой «Була-Була» (теперь уже и он так называл деревню). В своем эгоистическом стремлении он не мог думать ни о ком другом, кроме себя и своего шанса, подгонял без устали еле двигавшихся людей и ужасно измотал их. Когда они в то утро добрались до третьего холма, оказалось, что они уже метров на шестьсот обогнали вторую роту. Все, и командир роты в том числе, двигались в состоянии полнейшего отупения, и это было вовсе не потому, что накануне, отправляясь в путь, многие крепко поднабрались спиртного, остававшегося во флягах, — пьяные пары давно уже выветрились в этой дикой жаре и духоте. Дважды у них кончались запасы воды, и им приходилось сходить с курса и, пользуясь картой, искать источники. В первый раз это оказалось сравнительно легко, а вот во второй не повезло — их обстрелял японский пулемет, в результате чего оказался убитым капрал Кэш. Так что если холмы и высоты никто не запомнил, то источник этот надолго остался у всех в памяти.