— Позовите на помощь, милорд, ведь вам грозит опасность, — сказал я. — Позовите своих друзей за дверью, чтобы они смогли вовремя вмешаться. И кричите погромче, как подобает солдату и джентльмену.
Он в ярости выругался, нагнулся, поднял перчатку, потом вырвал шпагу из моей протянутой руки.
— Эй, ты, отодвинь скамью, она мешает, — крикнул он Дикону, затем, задыхаясь от ненависти, обратился ко мне: — К бою, сэр! Здесь нет губернаторов, встревающих в то, что их не касается, и на этот раз нас рассудит смерть!
— Она готова, — едва слышно пробормотал Спэрроу.
Снаружи послышался топот и возбужденные возгласы. В следующий миг дверь с треском распахнулась, и в каюту просунулась чья-то зверская огненно-красная рожа.
— Корабль! — заорало незваное видение и исчезло. Гомон усиливался, все голоса громко звали капитана и его первого помощника, в дверь заглянуло еще несколько пиратов, чтобы с веселой руганью сообщить мне добрую весть. Они требовали Керби, и мне не оставалось ничего другого, как немедля выйти к ним.
Я поклонился Карнэлу.
— Вам придется подождать, пока я освобожусь, сэр, — сказал я угрюмо. — Но ни минутой дольше.
— Будьте уверены, сэр, любая отсрочка покажется мне слишком долгой, — ответил он так же угрюмо.
Поднявшись на полуют, мы увидели, что плотным белый туман, окутывавший корабль, рассеялся и солнце льет свой горячий свет на неспокойное темно-синее море. По левому борту, милях в двух, виднелся берег — бесконечная кайма песка, такого же ослепительно белого, как пена набегающих на него волн, дальше тянулись густые ярко-зеленые заросли.
— Это Флорида, — сказал стоявший рядом со мною Пэрдайс. — Между нами и берегом полно отмелей и рифов. Хорошо, что туман вовремя растаял, не иначе как благодаря легендарному везению Керби. А вот к тому кораблю Фортуна была менее благосклонна.
Корабль, о котором шла речь, находился между нами и берегом: по-видимому, он угодил на мелководье. Ему тоже пришлось сражаться с бурей, и она его изрядно потрепала. Его фок-мачта и носовой кубрик были смыты за борт, бушприт[115] обломился, корпус так глубоко погрузился в воду, что волны плескались всего в нескольких дюймах от орудийных портов[116]. Позднее мы узнали, что большая часть его орудий была сброшена в море, чтобы уменьшить осадку. Развернув немногие уцелевшие паруса, искалеченное судно пыталось выбраться с опасного мелководья и снова выйти в открытое море.
— Где прошли они, там пройдем и мы! — прогнусил кто-то из пиратов, теснившихся на шкафуте. — Это добыча легкая! И уж на этот-то раз мы никому не дадим пощады! — Остальные ответили свирепыми рукоплесканиями, не предвещавшими ничего хорошего многим морякам на обоих кораблях.
— Господи, помилуй наши бедные души, — тихо проговорил пастор, потом с надеждой воскликнул: — Да ведь мот корабль вовсе не похож на испанский! Может быть, он флибустьерский, как и наш?
— Это английский торговый корабль, — сказал Пэрдайс. — Взгляните на его флаг. Думаю, он принадлежит Виргинской компании и везет в Виргинию пассажиров: кабальных работников, обедневших дворян, ссыльных, детей, отданных в учение, торговцев, французских виноградарей, итальянских стеклодувов, да еще членов Совета колонии и старост поселков, возвращающихся из Англии, а сверх того — их жен, дочерей, слуг и служанок Я знаю, о чем говорю, капитан, я сам плавал в Виргинию именно на таком корабле.
Я не ответил. Я тоже видел красные кресты британского флага и не сомневался, что на втором, нижнем флаге выткан герб Виргинской компании. Корабль был большой, водоизмещением тонн двести, и очень походил на «Джордж», хорошо знакомый всем жителям Джеймстауна.
Мои чувства выразил Спэрроу.
— Английский корабль! Тогда им нечего опасаться! — вскричал он в простоте душевной. — Пожалуй, нам стоит просигналить им, что мы свои, что мы тоже англичане! Может быть… — тут он запнулся и с надеждой посмотрел на меня.
— Может быть, вам будет позволено отправиться туда на лодке? — сухо докончил Пэрдайс. — Нет, мастер Спэрроу, вряд ли.
— Они отправят туда других гонцов, — пробормотал Дикон. — Слышите, сэр, они расчехляют пушки.
Все эти канальи, за исключением одного, были по рождению англичане, все они знали, что изувеченный корабль — английский и что на нем плывет множество мирных беззащитных людей, но это знание ничуть не изменило их планы.
Вокруг стоял гвалт: слышались довольные выкрики, ругань, грубый смех, лязг заряжаемых пушек и раздаваемых пик и абордажных сабель. И никто не возразил против готовящегося убийства. Я отвел взгляд от обреченного корабля, где уже поднялась отчаянная суматоха, посмотрел на возбужденную толпу на шкафуте и понял, что призывать их к милосердию так же бесполезно, как увещевать голодных волков.
Рулевой у меня за спиной, не дожидаясь приказа, переложил руль, и наше судно устремилось к искалеченному барку. Впереди по левому борту светлела отмель, чуть дальше море пенилось и бурлило над скрытым под водою рифом. С полдюжины голосов крикнули рулевому, чтобы он поостерегся. У руля стоял тот самый молодчик в женской накидке, которому я продырявил плечо во время схватки на острове. Он плавал с настоящим Керби от Маракайбо до Форт-Кэролайн и был у него лоцманом.
— Под нами достаточная глубина и впереди есть глубокий проход! — крикнул он и, цветисто выругавшись, добавил: — Я тут уже плавал и сумею провести вас мимо рифа, пусть бы даже это были бы не скалы, а врата ада!
Остальные головорезы встретили это уверение восторженной божбой и тотчас думать забыли про подстерегающий их риф. Врата ада их не пугали: в погоне за добычей они вошли в них уже давным-давно. Взывать к их совести было делом безнадежным, но я все же попытался.
— Ребята, это же английский корабль! — закричал я. — С испанцами мы будем драться, пока у них есть в Вест-Индии хотя бы один флаг, но мы не станем нападать на своих!
Нестройный хор возгласов и проклятий враз смолк, и снова стали слышны свист ветра в снастях, плеск рассекаемой форштевнем воды и гул прибоя. В наступившей тишине с обреченного барка донеслись вопли ужаса и пронзительный женский визг.
На лицах нескольких пиратов изобразилось сомнение, но длилось оно недолго, а большинство и вовсе не колебалось ни секунды. Они всколыхнулись и стали приближаться к капитанскому мостику, выкрикивая ругательства и угрозы, стараясь распалить себя, довести до такого неистовства, которому были бы нипочем и моя шпага, и абордажная сабля Спэрроу, и пика Дикона. Один, мнивший себя остряком, крикнул что-то насчет капитана Керби и его методов. Двое или трое рассмеялись.
— Роль Керби наскучила мне, — сказал я громко. — Я английский дворянин и не стану стрелять по английскому кораблю.
Словно отвечая мне, наши носовые орудия грохнули и изрыгнули огонь. Канониры не теряли времени даром и, едва оказавшись на расстоянии выстрела от терпящего бедствие корабля, разрядили в него все три носовые кулеврины. Картечь перерезала его снасти, и английский флаг соскользнул вниз. Пираты разразились торжествующим ревом. В ответ с палуб атакованного барка послышались крики, и его немногие уцелевшие пушки с вызовом рявкнули.
Я выхватил шпагу. Спэрроу и Дикон придвинулись ко мне. Моя жена с самого начала стояла рядом, бледная, спокойная, отважней любого мужчины. Толпа пиратов разом вздохнула — это было похоже на первый порыв ветра перед бурей. Внезапно вперед протиснулся Испанец, тощий, одетый во все черное, он напоминал ворона, явившегося каркать над мертвецом. Его тяжелый взгляд вперился в милорда Карнэла.
Тот, бледный как мел, встретился с ним глазами, потом вздернул подбородок, размеренным шагом пересек капитанский мостик и присоединился к нам. Мгновение спустя за ним последовал Пэрдайс.
— Видите ли, капитан, я никогда не рассчитывал умереть в своей постели, — обронил он небрежно. — А раньше или позже — не все ли равно? И я хочу, чтобы вы знали: до того, как стать пиратом, я был джентльменом.