И не имело значения, что в награду за выздоровление ведьма просила только одного — отпустить ее с миром. Само существование Даяны уже несло в себе доказательство несовершенства его учения.

Аймина пыталась примирить любимого и новую подругу, старалась вызвать у Кронхама чувство справедливой благодарности, но все напрасно. Отец ее ребенка не мог существовать с лесной ведьмой даже параллельно. Он отталкивал Даяну, не принимал ее, казалось, что одно присутствие колдуньи доставляло ему нестерпимую муку.

— Это ревность, Аймина, — утешала леди принцессу. — Обычная мужская ревность собственника. Вы слишком много времени проводите со мной…

Аймина вынужденно согласилась и оставила попытки объединить два лагеря — ведьму из далеких лесов и тесный круг придворных чародеев.

Едва восстановивший силы герцог почти не обращал внимания на странности, последовавшие за его выздоровлением. Он слишком долго был оторван от государственных дел и уделял им все возможное время. Вельможи и просители, генералы и бургомистры толпились в его покоях буквально с первого дня. Даяна уже жалела, что чересчур усердно подошла к лечению правителя — фармакологически очистила его организм от шлаков, напитала восстанавливающими препаратами, усилила защитные функции, — герцог понял, что слишком нуждается в колдунье. На третий день пребывания Даяны в замке герцог Урвата отдал приказ:

— Госпожа Гунхольд остается при дворе. Мы заинтересованы в ее присутствии и знаниях.

И точка.

Они нуждаются.

Даяна обещала возвращаться раз в сезон, но получила отказ. Как милости просила позволения уехать, ссылалась на неотложные дела и прежние обязательства, но герцог оставался непреклонен.

— Пожаловать госпоже Гунхольд дворянский титул!

Каприз судьбы. К Даяне снова обращались «миледи».

— Ваш долг, миледи, служить короне. Мы в вас нуждаемся.

Спасение от придворных обязанностей пришло неожиданно.

В честь выздоровления герцога в замке устроили пышное празднество. Великосветское общество заполнило парадный обеденный зал, сотни приглашенных вельмож расселись за богато уставленными столами, и герцог, объявляя о своем выздоровлении, закончил речь церемонным обращением:

— Миледи Гунхольд, перед собравшимися здесь скажите — какой награды вы просите за свои труды?

Вопрос был всего лишь проформой. Традицией, установленной еще далекими предками герцога Урвата, — лекарь прилюдно просил награды или милости.

Миледи, сидевшая по правую руку от принцессы, встала, поклонилась собранию и твердо произнесла:

— Прошу позволить мне уехать, ваше высочество.

Одна фраза — и тихий единый выдох толпы придворных разнес ее по дворцу: «Уехать, уехать, уехать!» Этот шепот добежал до самых подвалов, и последний поваренок, вытаскивающий из ледника головку масла, воскликнул: «Она просит разрешения уехать?!» Чумазая девчонка, ловившая на заднем дворе курицу, поймала отголосок и прошептала: «Ведьма просит уехать?!»

Это восклицание подхватили стражники у ворот и разнесли весть по округе: ведьма отказалась от награды и просит отпустить ее домой…

Правитель онемел от дерзости колдуньи. Все прежние разговоры велись приватно, сейчас владыка сам вложил судьбу колдуньи в ее руки и не мог нарушить данное обещание. Он сам сказал «проси награды», и ведьма выбрала свободу.

Насупившийся, недовольный герцог неопределенно мотнул головой, но Даяна так и осталась стоять, дожидаясь ответа.

— Вы уедете, миледи Гунхольд, — в полной тишине прозвучал уверенный голос наследного принца, — как только герцог сядет на коня. Ведь таковы традиции. Мужчина считается полностью выздоровевшим, когда способен без посторонней помощи оседлать коня. Не так ли, ваше высочество?

Наследник трона знал все законы и также изучил повадки строптивой лесной колдуньи. В отличие от своего отца, Ранвал — об этом говорила легкая усмешка, бродившая по губам принца, — был готов к такому повороту, и просьба Даяны не стала для него неожиданностью.

Его супруга принцесса Савьяна легонько закусила губу и опустила голову. Субтильная и нежная, как полураспустившийся бутон, она совсем не ревновала мужа, но слухи (а они порой бывали беспощадны!) могли заставить почувствовать себя униженной самую покорную из женщин. Еще вчера Савьяна мило улыбалась и уговаривала Даяну не противиться воле герцога, сегодня принц показал всему двору, кто именно заинтересован в том, чтобы лесная ведьма не покинула замок.

— Да будет так! — громко провозгласил правитель и высоко поднял чашу с вином. — Как только я смогу сесть на коня, леди Гунхольд свободна от обязательств!

Придворные шумно приветствовали решение герцога и, обмениваясь репликами, принялись за трапезу. Даяна застыла, возвышаясь над столом, и, не в силах согнуть ноги, неотрывно смотрела на принца. Ранвал не отвел глаза, в них леди видела приговор: «Мой отец никогда не сядет на коня, миледи, смирись».

Аймина тихо потянула колдунью за рукав, и Даяна, опомнившись, наконец-то села.

— Он обыграл меня, — сказала леди едва слышно. — Ваш брат, Аймина, достойный сын и истинный правитель.

— Ранвал не знает равных в чтении законов, — спокойно согласилась принцесса. — И я могу заранее уверить, что, даже если герцог сядет на коня, он никогда не сделает этого сам. Без поддержки. Так что традиции будут соблюдены.

— Он хочет, чтобы я навеки осталась в замке?!

— Мы все во власти прихотей судьбы, — пожала плечами «средневековая» принцесса. — Или, — она немного наклонилась и через головы, склоненные к тарелкам, взглянула на брата, — во власти правящих мужчин. Договоритесь с ним, Даяна.

— Как?!

— Не знаю. Но только он сможет помочь вам. Отец прислушивается к мнению Ранвала.

— А Савьяна? Она сможет мне помочь?

— Савьяна? — задумчиво отложив вилку в сторону, произнесла принцесса. — Вряд ли. Она давно посматривает в сторону монастырских стен, она сама почти что пленница законов. Ее удел — молитвы при свечах и келья… Ранвал меняет наложниц одну за другой, Савьяна, кажется, только рада отсутствию мужа в своей спальне. Она совсем не имеет на Ранвала влияния.

— А кто имеет? Шыгру? Кронхам?

— Никто, — ответила принцесса и вернулась к еде.

Что-то недосказанное Айминой застряло в мыслях Даяны, как застревает волокно жесткого мяса между зубов. Мучительно, надоедливо, ноюще. Не избавишься, и начнется воспаление: зуба, челюсти, щеки и мозга, наконец. Так и умрешь из-за недосказанного кусочка, в полной уверенности, что на все воля Божья.

А надо-то было — дожевать. Тщательно. Не оставлять ноющее, как больной зуб, сердце в недоумении, а исполнить все до конца.

— Аймина, чего он хочет от меня?

Принцесса отложила вилку в сторону, промокнула губы салфеткой и ответила:

— Всего. Чего только хочет мужчина получить от женщины. Покорности, преданности, уступок.

— Вы не включили сюда хотя бы приязнь…

— А зачем она властителю? Он и так обладает всем безоговорочно. — И усмехнулась: — Приязнь включена в ленный договор.

— Но это гадко!

— С вашей точки зрения, миледи. А мужчины по природе завоеватели, нам их не переделать…

Философия принцессы времен расцвета феодализма: мужчина — бог, царь, завоеватель. В этом мире намек на равноправие даже не зародился. И только колдуньи-островитянки имеют здесь власть, поскольку обладают силой. В этом мире имеет значение только могущество силы. Физической, законной или колдовской.

Интеллект пока не включен в этот список.

Даяна распрямила плечи и очень пожалела, что сидя не может видеть принца, они расположились за столом на одной линии. «Так бы и убила его взглядом! Сорвала с шеи тесемку с камнем и убила! Ненависть десятикратно увеличивает силу мысли…»

Но, встав из-за стола, леди Геспард отправила Ранвалу совсем другой взгляд. «Я жду, я согласна, ты победил», — говорили ее глаза.

И принц понял, опустил веки и кивнул. В играх мужчин и женщин не нужны слова. Достаточно лишь взгляда, брошенного вскользь, дрожания ресниц и сбитого дыхания…