Лошади ордынцев опасливо косились на Семена, неспокойно переминались и раздували ноздри. К счастью смрад, распространяемый Паньком, забивал все прочие запахи, — а к нему кони уже успели привыкнуть.

Шаг за шагом казак приближался к спасительному краю оврага, а в татарском лагере по-прежнему царил безмятежный покой, и исчезновение шайтана оставалось незамеченным.

Лис остановился под самым обрывом, опустил увесистую ношу на землю, перевел дух и стал прикидывать: как ему взобраться на крутой склон. Но это уже было пустячной проблемой. Самое сложное осталось позади. Теперь Панька могли хватиться не раньше утра. Да и то вряд ли. Каким бы важным и нужным союзником он не был, а все ж не свой. А значит, никому из татар и в голову не придет искать пропажу. Даже если сам хан его хватится. Мало ли куда чужак подевался?.. Может, струсил и решил сбежать не попрощавшись? Ну и пес с ним, — не велика потеря. Неужто воины аллаха не обойдутся без помощи какого-то вшивого гяура? Хоть и беса…

Пока Семен думал, Байбуз подполз к самому обрыву и, свесившись вниз, протянул руки.

— Подавай…

Лис поднатужился и приподнял пленника над головой. Остап ухватил того покрепче за воротник и пояс.

— Держу. Сам вылезай…

Без неудобного груза Лис взобрался наверх ловчее хоря. Потом взял товарища за ноги и тихонько, по вершку, по пяди поволок вместе с добычей дальше от буерака…

— А ведь не зря, Семен, тебя братчики Лисом прозвали, — одобрительно проворчал Байбуз. — Ну, прям, как курицу из курятника утащил беса. Даже не пикнул вражина. Может, правду сказывают, что ты из цыганского племени? Странно только что рыжий.

— Да, какой из него бес, — презрительно хмыкнул Семен, оставив подначку о своем родстве без ответа. — Дитя из люльки труднее вынуть, чтоб не расплакалось… — и обеспокоенно прибавил. — Слышь, Остап, глянь внимательнее: не пришиб ли я его совсем, не ровен час? Я ж его, как мужика бил. Взаправду…

— Сопит… — успокоил товарища Байбуз. — Сомлел надежно, но живой.

— Это главное. А что сомлел, не страшно… Ножичком пощекочу, враз буркала свои откроет. И не только… — Лис нагнулся и ухватил Панька за руки. — Еще просить придется, чтоб помолчал. Давай, берись за ноги, потащили его к лошадям. Отъедем чуток, прежде чем дружескую беседу начинать… А то он, на радостях, на всю степь орать начнет, как нас вновь узрит.

Несмотря на кажущуюся тщедушность, весил Панько изрядно. Теперь, когда опасность не была столь явной и азарт немного схлынул, казаки почувствовали это в полной мере. И, пока донесли пленника до лошадей, даже запыхались.

— Тяжелый, песий сын, — немного отдышавшись, заметил Остап. — А с виду не скажешь. И где этот вес в нем прячется? Вот бесовское отродье.

— Видимо, слишком много в нем дерьма, — нашел подходящее объяснение Лис.

— Не, — не согласился с товарищем Байбуз. — Дерьмо легкое, оно даже не тонет. Наверное, грехи ему весу придают.

— О! А вот это правильно… — оживился Семен, добывая из-за голенища острый нож. — Вот мы сейчас его и исповедуем. Облегчим душу, поганцу…

— Доброе дело и богоугодное, — опять возразил Остап. — Но только давай, все же отъедем подальше. Как и собирались. Не ровен час, не уследим: заорет, — мигом ордынцы примчатся. Хочешь сам в путах оказаться? На его месте? Зачем судьбу опять испытывать? Или мало тебе вчерашних приключений? Эй, Пайда! Уснул ты, что ли? Подгони лошадей.

Доводы товарища были резонны, а потому пришлось Семену смирить нетерпение. Негромко чертыхнувшись, он спрятал нож обратно и нагнулся над Паньком, собираясь подхватить бесчувственное тело и погрузить его на лошадь, которую уже пригнал гепард.

— Бог в помощь, панове казаки. Избу где-то неподалеку строить затеяли или плот, что прямо отсюда бревно кантуете?

Сколь бы неожиданно не прозвучал тихий и чуть насмешливый голос, но оба запорожца, мгновенно выдернули сабли из ножен и, мягко пружиня на полусогнутых ногах, развернулись в его сторону, хищно поводя клинками. И только Пайда даже усом не шевельнул. Гепарду все объяснил знакомый запах. А что человек наконец-то сбросил перья, так и давно пора. Не дитя малое играться.

Видя такое безразличие зверя, немного успокоились и казаки. Шагах в пяти от них стоял молодой мужчина, — совершенно нагой, а худобой тела имеющий все шансы переспорить даже покойного Гарбуза.

— Бог в помощь, говорю… — повторил он чуть громче, демонстрируя по очереди пустые ладони.

— Спасибо, помоги Господь и тебе, — привычно ответил Лис. — Ты откуда тут такой… красивый? Купался, а русалки тем временем одежку сперли? Так я что-то речки неподалеку не заметил. А ты, Остап?

— Погодь ты, с речкой, — отмахнулся настороженно тот. — Какая тебе разница? Первый раз голого мужика видишь? Может, нравится ему так. Хоть комары заедают, так зато не жарко… Ты, мил человек, лучше поведай: о каком сейчас бревне упомянул?

— Ну, так вот же оно… — незнакомец ткнул пальцем в беса, неподвижно лежащего у ног Семена. — Или вы что-то другое вместо бревна видите?

Услыхав такое, Байбуз сплюнул и перекрестился. А потом быстро забормотал 'Верую'. Лис тоже перекрестился и присоединился к молитве. И как только казаки один за другим произнесли 'аминь', полуда спала с их глаз, и оба узрели то же, что и, принявший человеческий облик, Василий Орлов, — обычное десятивершковое бревно, чуть длиннее косой сажени* (*стар., - примерно 2,5 метра).

— Обдурил черт! Отвел глаза! — топнул в сердцах ногой Лис, хватаясь руками за голову. — Как сосунка провел. Засмеют хлопцы…

— Не засмеют… — успокоил его Остап. — Кто, кроме святых отцов, у нас безгрешен настолько, чтоб на бесовскую уловку не поддаться? Вопрос в ином: если ему известно, что мы тут, тогда почему Панько поиграть решил, вместо того, чтоб басурман предупредить? И схватить тебя, когда ты в лагерь залез? Странно, нет?

— Странно, — согласился Лис. — И что ты об этом думаешь? Есть догадка?

— Есть, — кивнул Остап. — Но сперва с гостем познакомиться не мешает. И поблагодарить. А то мучились бы мы с тобой сейчас, бревно допрашивая. Ты кто будешь, человек перехожий обшитый кожей? И с какого резону нагишом по степи бродишь? Харцызы ограбили, что ли? Али отшельник какой, что бесовские козни узрел? Токмо для отшельника ты больно телом бел и гладок…

— Все объяснять слишком долго, а если кратко: то я Василий Орлов, друг Тараса Куницы и тот самый орел-беркут, который вас на татарский лагерь вывел.

— Беркут?.. Ты?..

— Ну да. Вы что никогда про оборотней не слышали?

— Вообще-то…

— Чему ж тогда удивляетесь? Дали б лучше, чем прикрыться. Зябко в степи ночью становится. Скоро осень…

— Держи, Василь, — сбросил с плеч безрукавку Лис. — Остап, у тебя шаровары старые были…

— Сейчас, — Байбуз вернулся к лошадям и полез в седельную суму.

— Спасибо, — от души поблагодарил казаков царский опричник. — А что до беса, думаю: он просто не знает, что вам о нем все ведомо. Как и то — пойдете вы его следом дальше, или нет. Но, зная упорство и казацкий нрав, предполагает: что запорожцы, коль уж уцелели, захотят поквитаться с обидчиком. Вот и подготовил им, то есть вам, сюрприз. Решил поиграть в кошки-мышки. Отплатить за то, что планы его сорвали. Заодно и унизить, продемонстрировав, что не считает вас опасными противниками.

— Это хорошо, что не считает… — дернул себя за ус Семен. — Значит, таиться не станет. А мы не торопимся, подождем: куда он нас выведет. Там и поглядим, кто чего стоит! А ты, орел степной, что делать будешь? С нами останешься, или к Павычу полетишь?

— Да вот думаю, — Василий принял от Байбуза латанные-перелатанные шаровары. Зато целые, чистые и сухие. — Слетаю, наверно. Погляжу, может, и там на что пригожусь. Судя по всему, вам за ними еще долго плестись. В том направлении, куда басурмане скачут, на полторы мили никакого жилья не видел. Да и вообще, пустынная тут местность. Одно слово, Дикое Поле. Так что успею обернуться. Дня через два-три ждите. Кстати, я там зайчишку поймал… Вы как, не прочь отужинать? Вернее — пополуночничать?.. Я бы не отказался слегка перекусить на дорожку. А там и полечу, покуда гроза не разгулялась… Чувствуете, как в воздухе сыро становится? Примета верная.