— Ох, простите.

— Не (подскок, хлопок, наклон) страшно.

Мой собственный костюм был коротковат внизу и туговат сверху. Точнее сказать, немилосердно жал в груди, отчего я чувствовала себя то ли рыцарем в доспехах не по размеру, то ли пережитком прошлого века, когда монахини стягивали бюст веригами. К сожалению, выбирать не приходилось. Хорошо хоть какое-то спортивное облачение завалялось в раздевалке, в коробке с забытыми вещами. От страха, что над ухом вот-вот грянет вопль возмущенной владелицы, я пустилась в пляс так, что — надеюсь — только руки-ноги замелькали.

Стон справа, хрип слева, общий вздох… Дождем посыпались шпильки — мисс Шип, тряся мышиным пучком, наяривала церковную версию ресторанной шансонетки.

— Время! — Должно быть, этот клич Наяде достался в наследство от тетки, выпроваживающей посетителей из пивнушки "Свинья и Свисток".

Мелодия оборвалась на тоскливой ноте. Тишина в зале.

Я замерла… почти вся, если не считать сердца. Взяв разгон, оно не желало тормозить. Устремив глаза на Наяду, все прочие потенциальные роковухи тоже застыли ледяной группой работы неизвестного скульптора.

Наша предводительница вышагивала взад-вперед по помосту. Плечи развернуты, грудь вперед, живот, соответственно, назад. Микрофон в руке подобен зонтику ее светлости графини N., на досуге выскочившей прогуляться по Гайд-парку.

— Птички мои, я вами горжусь! Эта сцена мне нравится куда больше театральной, потому что здесь я чувствую себя миссионером. Точно знаю — в моих силах помочь вам изменить свою жизнь… если, конечно, не сломаю шею, споткнувшись об этот чертов провод. Самое время припомнить напутствие тетушки Эт в день моего венчания с Лайонелом. "Наяда, малышка, — сказала она, — не задирай свой хорошенький носик, чтобы птичка ненароком не наделала".

Смех в зале. Восторженный шепот:

— Она прелесть!

Благоговейные взоры и просветленные лица. Можно подумать, перед идолопоклонниками внезапно ожила статуя девы Марии, от напутствия которой зависит счастье наших потомков до седьмого колена.

Против Наяды я ничего не имею, она мне нравится, но зачем же хватать через край? Судя по тому, как ерзала на круглом стульчике мисс Шип, органистка единственная из всего зала разделяла мою неловкость. И доерзалась до того, что уронила локоток на клавиши, нарушив молитвенную тишину какофонией низких звуков.

"Ш-ш-ш!" — прошелестело по залу.

Прикажете не дышать?

— Милые дамы! — На сей раз микрофон в ухоженных пальчиках Наяды превратился в розу на длинной ножке. — Обещаю, ваша жизнь чудесным образом изменится, как только вы поймете и примете неоспоримый факт: ваше место — в объятиях мужа! Значит ли это, что вы должны стать его тенью, раствориться в нем? Ни в коем случае! Взгляните на меня. Разве я перестала быть собой? Разве сменила масть (чур, между нами) на природную? Конечно, нет! Но я отдала… вручила душу и помыслы моему замечательному мужу. Благодаря ему и только ему вы видите перед собой самую счастливую женщину на свете!

Узловатые пальцы мисс Шип шлепнулись на клавиатуру. Стайка музыкальных пташек с визгливым кряканьем выпорхнула из-под крышки пианино и разлетелась по залу. Ой, боюсь, не доработать злополучной органистке до конца урока. Как-то она переживет второе увольнение за два дня?

— Простите, простите! — Содрогаясь всем нескладным телом, Глэдис Шип спасла от верной смерти вероломно съехавшие с носа очки и скрючилась над инструментом. Немая сцена. Горе-пианист перед разъяренной публикой. Карманы публики битком набиты тухлыми яйцами.

— Все в порядке, Глэдис, милочка, — проворковала Наяда. — Вы прекрасно справляетесь. Я рада, что моему зайчику Лео пришла в голову эта замечательная мысль — заниматься не под магнитофон, а под живую музыку. Поддержим нашего аккомпаниатора, милые дамы?

Хлоп-хлоп. Аплодисменты несколько жидковаты, но различимы.

— Отлично! — Фирменная улыбка в двадцать четыре карата, уверена, существенно снижает расходы четы Шельмус на электричество. — Следующий этап, дамы. Магия Мечты! Приготовились. Берем коврики, расстилаем, устраиваемся!

Что еще за коврики? От стыда меня прошиб холодный пот, но поднимать руку и признаваться мадам учительнице, что забыла коврик дома, слава богу, не пришлось. Дамы заметались по залу, устраиваясь на ночлег, и у стены остался стоять одинокий красный рулон. Осторожно переступая через коллег, готовых вкусить Магию Мечты, я добралась до рулона, представилась по всем правилам и обвела взглядом зал. Легче отыскать вакантное местечко на переполненном кладбище.

— Сюда, миссис Хаскелл, сюда! — Неожиданно раздался знакомый голос. Директриса начальной школы миссис Ферсти гостеприимно похлопала рукой по полу.

— Благодарю… Что ж, попробую втиснуть свой грузовик на стоянку для игрушечных машинок. Надеюсь, получится.

— Секундочку, я подвинусь.

Вот это сюрприз! Жаклин Диамант, жена Нормана-Дормана! Оказывается, и у нее сегодня дебютное занятие. До чего ж приятно сознавать, что ты не единственный новичок.

— Устроились? Всем удобно? Отлично! Итак, Магия Мечты! Закроем глазки, дамы. Забудем тревоги, отбросим заботы… Из этого зала вы переноситесь в волшебный уголок, известный только вам и вашему милому дружку. Никого вокруг. Только вы вдвоем…

Солнечные лучи ласкали мои веки; голос Наяды обволакивал, баюкал… Дыхание соседок постепенно сменилось шепотком летнего бриза. Из прозрачного воздуха как-то сам собой соткался силуэт… Бена.

Мы плывем в лодке по золотой реке. На мне белый сарафанчик с кружевами и соломенная шляпа с огромными полями. Бен сидит на веслах, и тень от моей шляпы время от времени ложится на его лицо. Небо над нами блистает той лучезарно-хрустальной синью, которую увидишь лишь у воды. Плакучие ивы купают длинные гибкие ветви в жидком золоте реки…

Рубашку любимого надувает ветерок, сильные руки размеренно поднимают и опускают весла… плюх-шлеп, плюх-шлеп… Полуприкрыв глаза, я нараспев декламирую строки из сонета бессмертного Шекспира…

Опля! Фонтан отдающих болотом брызг летит мне в лицо.

— Извини, Элли! Весло сорвалось.

— Ничего страшного, милый… — Я улыбаюсь, скрестив на груди бронзовые от загара руки. — Сонеты, романы… все это у нас в прошлом.

— Не согласен, старушка.

— Вот как? В таком случае вы здорово притворялись, досточтимый председатель "Домашнего Очага". Во время демонстрации гробовых интерьеров мистера Фишера у меня создалось впечатление, что я зажилась на этом свете. Пора и честь знать.

— Мы это уже вчера обсуждали, Элли.

— И еще сто раз обсудим, если понадобится. Не знаю, как ты, а я рассчитывала пяток лет порадоваться малышам… прежде чем захлопнется крышка.

Бен прищурился:

— Солнышко! Беззаботная юность прошла, и мы с тобой больше не свободные художники. Родители обязаны защитить детей от любых неприятных неожиданностей… в том числе и от своего возможного ухода в мир иной. — Мой ответ был пресечен властным взмахом руки. — Я придерживаюсь старозаветных, но мудрых принципов. Рекламный лозунг нынешних фирм "Умри сегодня, оплата завтра" — не для меня. На следующий день после свадьбы мои родители начали откладывать два шиллинга в неделю на… последний выход в свет. И я намерен сделать то же самое. Не для себя. Для Эбби с Тэмом.

— Но хотя бы распродажи гробов можно дождаться?

Крик моей души был подхвачен ветром и растаял в бездонной синеве. Суденышко внезапно закружил водоворот теней и ярких бликов. Все быстрее… быстрее… Бен закатил глаза, мы перевернулись, и лодка накрыла меня со всей неотвратимостью дубовой крышки…

— Подъем! Подъем!

Я вынырнула из могильного мрака и оторвала голову от коврика. Рядом маячила фигурка в трико тигровой масти.

— Отключились, дорогая?

— Похоже… Спасибо…

Я поднялась и на дрожащих ногах побрела в сторону двери. Там уже вился хвост желающих поскорее очутиться в раздевалке. У самой двери меня остановила Наяда.