Это и произошло. Немедленно. Владимир даже не нашел в себе сил увести девушку подальше, чтобы ее отец, который мог вернуться в любую минуту, не застал их в самый откровенный момент. Но никто не вошел в конюшню в тот час. И граф овладел Варей беспрепятственно, и, ослепленный желанием, даже не сразу понял, что она досталась ему девственницей. Только увидев невинную кровь догадался об этом приятном обстоятельстве.

В жизни Елены он тоже был первым мужчиной, но та брачная ночь далась им обоим нелегко, потому что молодую жену трясло от страха в буквальном смысле — ее зубы выбивали нервную дробь. И Владимиру пришлось потратить пару часов только на то, чтобы успокоить ее и совершить наконец то, зачем они и уединились в спальне. К тому времени оба уже были так измучены, что даже он не получил желаемого удовольствия. О Елене и говорить не приходилось… «Делить его пламень» она научилась много позднее, когда воспоминание о первой боли несколько истерлось из ее памяти.

Варя же распахнулась ему навстречу совершенно без страха. С нетерпением, скорее свойственным мужчине или даме зрелого возраста. Еще до брака Владимир был близок с женщиной, которая набрасывалась на юного любовника с такой страстью, что временами ему казалось — она задушит его. Руками, ногами — чем угодно! Выдержать подобный натиск и остаться живым ему помогла, пожалуй, только молодость…

Теперь молодость, даже юность была на стороне его любовницы. Совсем неопытной — Варя даже целоваться толком не умела. Но схватывала науку страсти на лету, и губы ее быстро научились приоткрываться ему навстречу, а язык ласкать, и не только рот. Она хотела всего, что могло доставить ему удовольствие, вот в чем был Варин секрет. Не просто послушное следование его желаниям, а нетерпеливое раздувание пламени, которое охватывало обоих почти мгновенно. И Владимир просто не в силах был оторваться от красивого, нежного тела, так страстно желавшего его и дарившего столько радости!

Каждое утро он говорил себе, что пора прекратить все это, что скоро вернется Елена, дороже которой для него никого нет в мире, и они снова будут счастливы вместе. Но каждую ночь вспоминал, что такого огня, который охватывает его с Варей, уже не будет. И бросался к ней, ища тепла, пытаясь насытиться на всю жизнь.

Воспоминание о том, что случилось позже, когда Елена неожиданно вошла в спальню и увидела его с любовницей, до сих повергало Владимира в ужас. На лбу выступал холодный пот, и ладони становились влажными. Это был настоящий кошмар. Граф помнил, что даже плохо соображал в те минуты и ничего не мог толком произнести. Ему почудилось, будто реальность разломилась надвое, и он увидел то, чего быть не должно. Елена не могла увидеть их с Варей, узнать об этой запретной связи, даже догадаться! Это было совершенно невозможно, и все же это произошло.

Теперь, дождливыми питерскими вечерами, Владимир Иванович изредка позволял себе вспомнить то, что произошло у него с юной крестьянкой. И снова погружался в то лихорадочное возбуждение, которое переживал всякий раз, когда видел Варю. Несколько раз Владимиру Ивановичу даже пришлось проведать публичных женщин, но это он, конечно, не считал изменой жене. Все джентльмены делают это…

Его тревожила еще и мысль о ребенке, которого Варя носила под сердцем. Если, конечно, не скинула от испуга.

По дороге в Родники, куда наконец-то пригласила его жена, закутавшись в шубу, Владимир Иванович представлял, как он будет приезжать в Дубровку и мельком, исподтишка разглядывать Вариного мальчика. Наверное, ее уже выдали или вот-вот выдадут замуж, и ребенок родится в законном браке, поэтому даже приблизиться к малышу будет нельзя. Зачем навлекать на хорошенькую Варину головку гнев супруга?

Владимиру Ивановичу в этой роли виделся угрюмый, немолодой мужик с косматой бородой и волчьим взглядом. Конечно, Варя не будет любить его так, как своего барина. И, несмотря на то что граф считал свой скоротечный роман законченным, ему доставляла удовольствие мысль о том, что Варя ни к кому не будет испытывать влечения столь же страстного, какое чувствовала к нему. Он стал ее первым и, по сути, единственным мужчиной.

Владимир Иванович боялся встречи с супругой. Но все оказалось вовсе не так, как виделось ему. Когда он приехал и, робея, как гимназист, вошел в дом, жена выбежала ему навстречу, сияя от радости:

— Наконец-то! Ты!

И его сердце бешено заколотилось.

— Моя любимая…

Еще не сняв шубы, Владимир обнял ее так крепко, что Елена даже охнула. Засмеялась и поцеловала его в губы.

— Не озяб? Хочешь чаю?

— Нет, нет, — заверил граф. — Только твои руки могут меня согреть.

Лукаво улыбнувшись, Елена сжала его лицо теплыми ладонями.

— Наконец-то я вижу тебя. Как давно этого хотелось!

— Зачем ты здесь? — спросил он виновато. — Давай вернемся домой?

— Не могу — отозвалась она серьезно. — Пойдем же, я все тебе расскажу.

И она поведала ему обо всех своих замыслах. Потрясенный, Владимир слушал молча, ни разу не перебив жену. Признаться, ему и в голову не приходило, что Елена может поддержать его желание вырастить ребенка от Вари, как родного. А она, как выяснилось, уже все продумала и начала осуществлять. Владимир понял, что Варю она тоже перевезла в Родники, но ему казалось неудобным спросить, где сейчас находится девушка. Возможно, она где-то здесь же, скорее всего на втором этаже, запертая на ключ. Было ли в доме окно с опущенными шторами? Если да, значит Варя там. Но Владимир Иванович не заметил этого, когда выбрался из саней, даже предполагать не мог, что его ждет.

— Выходит, тебе придется оставаться здесь до самых ее родов? — ужаснулся он. — Да мыслимо ли это? Столько прожить в разлуке. Ты столько пробыла заграницей, а теперь в деревне… Скоро ты, пожалуй, начнешь забывать, как я выгляжу.

— Это скорее ты… — с грустью начала Елена, но тут же оборвала себя: — Нет, нет! Мы больше не говорим об этом! Я так решила: не оглядываться в прошлое. Мы должны смотреть в будущее, и все делать для того, чтобы оно стало таким, о каком мы мечтали. Я никогда не упрекну тебя в том, что было…

Упав на колени, Владимир принялся целовать руки жены, прижиматься к ним всем лицом. Высвободив одну, Елена нежно погладила его по волосам.

— Мой любимый… Господь не дал нам ребенка, но он у нас будет. Все сложится так, как мы этого хотим, я в это верю. А ей… Ей было бы трудно с ребенком в ее положении и в ее возрасте. Это даже гуманно с нашей стороны освободить ее от такого бремени. Для нее — бремя, для нас — счастье.

И Владимир безоговорочно поверил жене. Поверил ее истовой убежденности в своей правоте, ее предчувствию благополучного исхода их сомнительного предприятия. О Варе он ничего так и не спросил.

День они с женой провели в прогулках по саду и окрестностях, в разговорах о Петербурге. Елене не терпелось узнать обо всем, что происходило в свете этой осенью. К сожалению, Владимир Иванович немного мог ей рассказать: в последнее время он жил затворником. Но Елена жадно впитывала и то немногое, о чем граф ей поведал. Граф Лев Николаевич Толстой открыл у себя в Ясной Поляне начальную школу для крестьянских детей, и, говорят, даже сам преподает в ней. Все только и обсуждают проект «Положения о крестьянах», и предчувствуют более значительные реформы. Мариинскому театру присвоено имя императрицы Марии Александровны. А вот в одном из московских театров — Малом — прошла, как рассказывают, незаурядная премьера: драматург Островский представил свою новую пьесу «Гроза». В остальном же все по-прежнему, все как было…

— А что слышно о Тургеневе? — нетерпеливо спросила Елена Павловна, которой очень понравился его последний роман «Дворянское гнездо».

— Говорят, уехал к себе в Спасское-Лутовиново. Вроде бы Толстой навестил его там.

— Боже мой… — прошептала графиня. — Какие гиганты! Как нам повезло, дорогой, что мы живем в одно время с такими людьми! Чего стоят наши мелкие обиды и переживания в сравнении с мощью этих людей!