— Простите, Виктория Анатольевна, вы в театре не работали? — полюбопытствовал майор.

— Откуда вы знаете?

— Так, догадался...

Старушка выпрямилась на скамейке. С горечью сказала:

— В моем возрасте еще играют. И вообще актер должен умереть на сцене. Но теперь не театры, а... — махнула она рукой.

— Интриги? — неопределенно протянул Хаблак.

— И не говорите: знаете, что такое театр!..

Майор знал, этот разговор может оказаться бесконечным. Решительно перебил:

— В каком костюме был парень: светлом или темном?

Виктория Анатольевна покачала головой:

— Трудно сказать. В темноте да еще издали... Вечером все кажется темным.

— Что-нибудь держал в руках — портфель, сумку?

— Нет.

— Прошу вас подумать, это очень важно.

— А что мне думать? Махал рукой и спешил, шагал быстро.

— И ничего не прятал под пиджаком? Она усмехнулась с откровенной издевкой:

— Как можно заметить?

Майор показал, как прижимают рукой что-нибудь, когда стараются спрятать под одеждой от посторонних глаз. Старушка закрыла глаза.

— Нет, — твердо ответила она, — не возьму греха на душу. Может, что-нибудь и нес...

— И передал водителю «Волги»? — вмешался лейтенант. — Случайно не заметили?

— Ну что вы, милый! Видите, какое расстояние. Да и кусты сирени заслоняют.

Майор подумал, что этой наблюдательной бывшей актрисе надо показать Власюка. Может, и опознает. А то, что с водителем белой «Волги» общался редактор Власюк, у Хаблака сомнений не вызывало.

Уточнил:

— Он был высокий?

— Выше среднего роста.

— Точно, — улыбнулся майор, — выше среднего и худой.

— Откуда вы знаете? — Она посмотрела на него настороженно.

— Не знаю, я догадываюсь.

— А-а... — махнула рукой Виктория Анатольевна. — Шутите...

— В нашей работе шутки противопоказаны, — вполне серьезно ответил майор. — Кроме этого парня, никто оттуда не выходил?

— Не знаю. «Волга» двинулась, а мы с Катрусей пошли на улицу.

— Спасибо вам, Виктория Анатольевна, вероятно, мы еще вас побеспокоим. Не возражаете?

— Что вы, заходите, всегда рады, мы живем в восьмой квартире, лейтенант уже записал.

Хаблак положил Зозуле руку на плечо. Конечно, записал, не мог не записать — молодец лейтенант, нашел такого ценного свидетеля. Интересно, что скажет вторая женщина?

Майор поклонился Старицкой, подумав, что с такой театральной фамилией можно было бы еще поработать на сцене, не говоря уже о совсем не старческой энергии Виктории Анатольевны.

Шел, пропустив вперед Зозулю, и ощущал на спине взгляд старухи — цепкий, оценивающий.

«Как теперь запоет Власюк? — думал он. — Немного погодя мы покажем его Старицкой, сейчас побеседуем с другой свидетельницей, а потом уже и с Власюком. Как вы сейчас поведете себя, уважаемый Андрий Витальевич?»

Новая свидетельница, Евгения Яковлевна Лиходид, жила в том же доме, что и Старицкая, — на четвертом этаже в однокомнатной квартире. Она рассказала об этом сразу, подчеркнув, что получает персональную пенсию и имеет право на многие льготы, а эту квартиру ей дали, когда она еще работала заместителем директора фирмы «Утро» — кто в Киеве не знает фирму «Утро», нет услуг, которых бы не оказывала эта фирма, а Евгения Яковлевна основала ее.

Она явно изнемогала от вынужденного безделья. Хаблак заметил это и едва удержался от легкомыслия — хотел посоветовать хозяйке квартиры и сейчас помочь фирме и принять участие в обслуживании населения — нянчить детей или убирать помещения, но вовремя одернул себя: персональная пенсионерка была преисполнена собственного достоинства, могла и обидеться.

Подошел к распахнутому окну, через которое Лиходид заметила белую «Волгу». Действительно, место стоянки машины просматривалось неплохо. Спросил у женщины:

— Где стояла «Волга», которую вы видели вчера вечером?

Евгения Яковлевна перегнулась через подоконник, внимательно огляделась, будто видела все впервые, и только после этого указала на кусты сирени:

— Вон там, возле угла издательства.

— Номера не заметили?

— Отсюда не видно. Да и темно было.

— Белая «Волга?»

— Да. Когда-то я ездила точно на такой же. Даже подумала: Иван Васильевич заглянул. Новый директор фирмы, — пояснила она. — Да кому я нужна теперь? Когда-то мы уважали ветеранов, открытки писали и подарки покупали, а что он, тридцатилетний, понимает? Одним словом — молодежь...

Майор не совсем разделял такое отношение Евгении Яковлевны к современной молодежи, его самого в управлении еще называли «молодым кадром», но спорить не стал. Лишь подумал, что ему сегодня везет на свидетелей — обе женщины при внешней абсолютной несхожести чем-то были все же сходны друг с другом, вероятно, недовольством нынешней судьбой и неизрасходованной энергией — Старицкая хоть нянчила внучку, Евгения Яковлевна живет одна, а что может быть горше одиноких вечеров в пустой квартире на старости лет?

Хаблак быстро выяснил, что белая «Волга» действительно, как утверждала и Старицкая, подъехала около восьми часов и исчезла минут через пятнадцать. Правда, Евгения Яковлевна не видела парня, общавшегося с шофером, вспомнила, что в это время переодевалась: она все-таки подумала, что к ней заглянул нынешний директор «Утра», а какая женщина, даже в годах, захочет показаться на людях в домашнем халате? Тем более что Лиходид, невзирая на свои шестьдесят с лишним, еще подкрашивала губы и брови.

Собственно, встреча с Евгенией Яковлевной не прибавила ничего нового к уже известному Хаблаку, но то, что Лиходид видела, как отъезжала «Волга», и запомнила, что это произошло за несколько минут до восьми, имело очень большое значение и укрепило намерение майора сразу поговорить с редактором Власюком. И не просто так, как вчера в издательстве, а в официальной обстановке в управлении.

Майор послал за Власюком Зозулю, а сам поехал в уголовный розыск.

Вчера Хаблак завидовал американским джинсам Власюка и желтой кожаной куртке, сегодня же тот появился в вельветовой «тройке» темно-зеленого цвета и таких же туфлях, несколько более светлых, но, наверное, тоже импортных.

Хаблак усмехнулся: костюмами его удивить трудно, небрежными позами тоже — Власюк сидел на жестком казенном стуле, как в просторном мягком кресле: свободно положив ногу на ногу и покачивая вельветовой туфлей.

— Вот что, Андрий Витальевич, — майор придвинул Власюку бумагу, — прошу внимательно ознакомиться и расписаться, потому что разговор у нас предвидится серьезный, а за ложные показания, согласно закону...

— Знаю, — перебил Власюк и расписался не глядя.

— А если знаете, то прошу ответить: с какой целью и куда вы вчера выходили из кабинета директора издательства во время встречи с археологом Хоролевским?

Вельветовая туфля описала дугу в воздухе и опустилась на пол. Власюк немного постучал ею, словно скучные вопросы настырного капитана угрозыска если не раздражали его, то, по крайней мере, лишали душевного равновесия, но спокойно ответил:

— По-моему, вчера мы с вами, майор, обсудили эту проблему, и добавить мне нечего.

— И вы утверждаете, что не выходили из здания?

— Разумеется.

— Так и запишем.

— Конечно, это ваша обязанность.

— Моя обязанность — установить истину.

— Я вам сочувствую.

Хаблак рассердился, однако ничем не проявил этого. Подчеркнуто вежливо спросил:

— И не подходили к белой «Волге», которая ждала вас возле издательства?

Власюк задумался лишь на две-три секунды, но ответил не колеблясь:

— Вы что-то путаете, майор.

— Я прошу вас ответить.

— Как же я мог подойти к какой-то мифической «Волге», если не выходил из здания?

— Вы утверждаете это?

— Да.

Хаблак записал ответ в протокол, искоса поглядывая на Власюка. Сидит прямо и не отводит взгляда, даже иронически улыбается.

Подвинул протокол Власюку.

— Прошу расписаться.

— Это все? — Он удивленно поднял брови. — И для этого надо было вызывать меня в милицию, заказывать пропуск?