Изменить стиль страницы

Махнул рукой, приглашая сесть, опорожнил стакан, отставил, как показалось майору, с сожалением и только после этого сказал:

— Генералу звонили из академии, сам вице-президент, надеюсь, вам о чем-то говорит этот звонок?

Хаблак пошевелился на стуле и открыл рот, чтобы ответить, но Каштанов, не дав ему произнести ни слова, продолжал:

— И генерал полагается на вас. Он взял дело со скифской чашей под особый контроль, кроме того, должен ежедневно докладывать о нем... — Куда именно, полковник не сообщил, лишь многозначительно помахал рукой над головой. — И я прошу вас приложить все усилия.

Майор подумал, что полковник мог и не говорить этого: он привык всегда работать с полной отдачей, невзирая на то, шла ли речь о задержании мелкого воришки или об обезвреживании вооруженного убийцы. Однако надо было понять и Каштанова: все ходим под начальством, и мало радости ежедневно докладывать, что дело стоит на месте, — лишнее напоминание не повредит, и Хаблак ответил:

— Кажется, уже есть зацепка, Михаил Карпович, и может быть, даже сегодня что-то прояснится.

— Докладывайте, — приказал полковник.

Майор, искоса посмотрев на Зозулю, рассказал о ходе вчерашнего розыска, обратив особое внимание на версию лейтенанта. Каштанов слушал, время от времени кивал головой, как бы соглашаясь со всем сказанным; лейтенант даже покраснел от удовольствия — заерзал на стуле и уставился на полковника, ожидая похвальных слов, но Каштанов, немного подумав, заговорил без всякого энтузиазма:

— Все может быть, но сами же вы говорили: кто-то требовал закрыть окно, — если бы сидела женщина, она бы наверняка закрыла, куда тогда выбрасывать чашу? А преступление явно заранее обдумано и квалифицированно подготовлено, и готовили его люди не без способностей, небось взвесили все обстоятельства. А вдруг бы пошел дождь — тогда окно обязательно б закрыли...

Зозуля вытянулся на стуле, совсем как школьник, который хорошо выучил урок и которому не терпелось услышать похвалу от учителя. Хаблаку показалось, что лейтенант сейчас поднимет руку, но до этого не дошло, полковник заметил нетерпение Зозули, улыбнулся уголками губ и разрешил:

— Ну что вам пришло в голову, лейтенант?

— Надо спросить у директора издательства, кто не хотел закрывать окно. И вообще, может, кто-нибудь вспомнит...

Каштанов, кивнув головой, посоветовал:

— «Жучок»... «Жучок», которым замкнули электрическую сеть. Надо его найти.

Хаблак облизал губы и возразил:

— Вряд ли. Спрятал в карман, а потом куда-нибудь выбросил.

— Угу, — подтвердил полковник. — Могло и так случиться. Но преступник, как правило, пытается сразу избавиться от всего, что может бросить на него подозрение. Попросить сотрудников издательства, пусть поищут в комнатах. И возле дома.

— Сделаем, — обещал Хаблак. — Там под окнами газоны и цветники, придется облазить.

— Непременно, — поднял указательный палец Каштанов. — И расспросите людей. Обойдите квартиры по соседству, может, кто-то и заметил что-нибудь подозрительное.

В кабинете директора издательства кроме хозяина сидели еще двое. Одного из них майор уже знал — художник Петро Данько. Рядом с ним на диване примостился мужчина средних лет с глубоко посаженными пронизывающими глазами, скуластый, немного похожий на монгола, но белесый. У него была не только белая шевелюра, но и брови, контрастировавшие с темными острыми и умными глазами.

— Василь Ярославович Петренко, — представил его директор. — Секретарь нашей парторганизации. Вчера отсутствовал.

Он мог бы и не пояснять этого, Хаблак и сам знал, что Петренко вчера не пришел на встречу с Хоролевским, но директор счел необходимым заметить:

— Сын Василя Ярославовича в детском саду, и он ходил за ним.

— Вы говорите это так, — улыбнулся Петренко, — словно оправдываете меня. Но вот случилось чепе, бросающее на нас тень, и мы не должны успокаиваться, пока не найдется эта проклятая чаша. Прошу вас, майор, скажите, чем мы можем помочь? Весь коллектив к вашим услугам.

Директор предостерегающе покачал головой, видно, ему не очень понравилась категоричность секретаря — тот понял его, но упрямо взмахнул рукой и продолжал:

— Именно так, Микола Семенович, весь коллектив, я говорю это вполне сознательно, потому что один какой-то негодяй не может запятнать его. Как говорится, в семье не без урода, но всех наших сотрудников я не позволю позорить! — Он бросил острый взгляд на Хаблака, будто тот уже начал позорить работников издательства, и, несколько задетый, майор возразил:

— Никто не собирается бросать тень на ваше издательство, более того, мы надеемся на вашу помощь. Потому что без нее мы как без рук. И просим вот что... — и Хаблак рассказал, что надо попытаться найти «жучка», которым вчера была замкнута электросеть.

— Сделаем, — заверил Петренко, — сейчас попрошу сотрудников, а мы с Данько поищем на клумбах.

Чувствовалось, что это энергичный человек, привыкший относиться ко всему серьезно, и это понравилось майору.

Он приказал Зозуле обойти соседние дома и опросить их жителей, а сам присоединился к Петренко и Данько. Прежде всего они еще раз осмотрели газоны между зданием издательства и тротуаром, вчера уже искали здесь при свете автомобильных фар, но Хаблак вполне резонно решил, что в темноте могли чего-нибудь и не заметить. К сожалению, поиски ничего не дали: несколько окурков, скомканная пачка сигарет «Славутич», фольга от шоколада — вот, собственно, и все.

Во дворе между клумбами играли дети, они с удивлением смотрели, как трое взрослых дяденек разыскивают что-то в газонах и на клумбах.

Хаблак засмотрелся, как резво прыгает девчушка лет пяти, как болтаются у нее косички с розовыми бантиками, стоял и думал, что вот скоро и у них с Мариной будет ребенок. Марина хочет девочку, а если хочет Марина, то, значит, и он, и действительно, что может быть лучше такой девчушки со смешными косичками?

Он вздохнул и склонился над цветами — целая клумба красной сальвии, она цветет до самых морозов, красивый и нетребовательный цветок, вот рядом цинии уже привяли, а сальвия еще, кажется, только набирает силы.

— Иди-ка сюда, майор, — вдруг услышал он и увидел, как машет ему руками с соседней клумбы Данько. Присел на корточки среди увядающих циний, уставился на что-то и машет руками. — Кажется, нашел!..

Хаблак двумя пружинистыми шагами пересек асфальтированную дорожку, подошел к Данько. Раздвинул пожелтевшие цветы и увидел среди них штепсель. Обыкновенный штепсель с обгоревшей вилкой.

Данько потянулся, чтобы взять, но майор перехватил его руку. Молодой человек удивленно посмотрел на него, но Хаблак не стал ничего объяснять, достал платок и осторожно взял штепсель.

— Отпечатки пальцев? — сообразил наконец Данько и заговорщицки подмигнул капитану.

— Так... — пробормотал Хаблак. Понюхал штепсель — резко пахло горелым, как вчера из розетки, оголенная проволока, которой были соединены контакты, успела обгореть и почернеть.

Подошел Петренко. С любопытством посмотрел на находку.

— Первый успех? — спросил он. — Данько всегда везет.

— Так уж и везет, — возразил тот, но откровенно и радостно улыбнулся, опровергнув этой улыбкой свои же слова.

— Баловень судьбы! — не сдавался Петренко. Посмотрев на Хаблака, спросил: — А теперь следует установить, откуда штепсель?

Майор подумал, что одно удовольствие иметь дело с такими понятливыми ребятами.

— Правильно, — подтвердил он. — Вы читаете мои мысли. Вероятно, этот штепсель взят где-нибудь в издательстве.

— Сомневаюсь, — покачал головой Данько. — Надо совсем уж не иметь головы...

— Э-э, даже опытные преступники допускают такие ошибки.

— Вам виднее, — охотно согласился Данько. — Сейчас осмотрим все настольные лампы. А в корректорской и в производственном отделе еще и плитки.

— Электрический чайник у младших редакторов, — добавил Петренко.

Хаблак завернул находку в платок, и они поднялись на второй этаж. Петренко с Данько пошли осматривать электроприборы и лампы, а майор заглянул к директору. Они условились, что тот нарисует схему расстановки мебели в кабинете во время вчерашней встречи с археологом и обозначит, кто где сидел.