Юрий Лукич увидел, как передернуло женщину. Предостерегающе поднял руку.
— Слушайте меня внимательно, — сказал тоном, исключающим возражения. — Во-первых, не каждый, а передовая работница. Во-вторых, я прошу вас (это прозвучало как «приказываю») немедленно найти вариант и предоставить товарищу Громовой квартиру в новом доме. Вы меня поняли? Все... Известите ее завтра...
Директор щелкнул выключателем и — откинулся на спинку стула.
Женщина поднялась.
— Не знаю, как и благодарить...
— Ну что вы, Мария Петровна! — Лоденок встал и пожал ей руку. — Рад помочь.
Следующий посетитель стал доказывать, что его несправедливо обошли в списках: он стоит в очереди уже два года, вместе с женой и двумя детьми слоняется по частным квартирам, а есть люди, меньше его работающие на комбинате и тем не менее получающие квартиры.
Директор и слушал его, и не слушал. Перед каждым заселением одна и та же история: всегда находятся недовольные.
Что ж, квартирный кризис еще не ликвидирован, комбинат расширяется, а темпы жилищного строительства еще не отвечают, к сожалению, производственным нуждам.
Так и объяснил посетителю: терпите, дескать, это вас не дирекция вычеркнула из списков, а профком, он хозяин в распределении квартир. Через два-три месяца будет сдан новый дом, вот тогда обязательно получите жилье, кстати, как ваша фамилия? Прекрасно — Самохвалов, подсобник из арматурного...
Юрий Лукич вроде бы сделал какую-то пометку в блокноте, на самом же деле расписался дважды или трижды — хорошая ручка, умеют же делать проклятые капиталисты, и как это им удается?
Лоденок скучающе взглянул на дверь — кто следующий? — и лицо его поневоле расплылось в улыбке.
Шла, легко ступая по блестящему паркету модными лакированными туфлями, чернушка, с большими, широко поставленными глазами, веки чуть подкрашены чем-то голубым, а губы сверкают перламутром.
Юрию Лукичу захотелось встать, таких редко увидишь на комбинате, однако он ничем не выдал своих настоящих чувств, пригласил девушку сесть сдержанно и даже холодновато.
Она достала из сумочки бумаги, положила на стол, чуть задержав руку, и Юрий Лукич увидел, какие у нее красивые длинные пальцы.
— У меня назначение на ваш комбинат, — начала девушка, — я просила бы вас решить некоторые неотложные вопросы.
— Были в отделе кадров?
— Да, мне предложили там место старшего экономиста в плановом отделе.
— И это вас не устраивает?
— Почему же, но комбинат должен обеспечить меня жилплощадью.
— Вам предложили общежитие?
— Да, но я никогда не жила в таких условиях.
Другой Юрий Лукич ответил бы резко: «Придется пожить...» или «Мы не можем обеспечить всех даже общежитием», однако подумал, что у него впереди целый месяц, пока вернется Людмила, и эта смуглянка, если правильно себя повести, может скрасить его одиночество.
Лоденок обошел стол и сел напротив девушки. Она все больше нравилась ему: держалась как-то вызывающе, не сидела в кресле, а будто демонстрировала себя — дышала прерывисто, и тугая грудь подымалась под прозрачной кофточкой. Видно, хорошо знала, чем завлечь — улыбнулась, и глаза у нее затуманились.
— Ну что ж, — сказал Лоденок, вроде раздумывая, хотя все уже решил. — А позовете на новоселье?
— Вы будете моим первым и единственным гостем...
«И единственным гостем», — сообразил Юрий Лукич. Теперь он должен был продемонстрировать свою власть. Решительно обогнув стол, нажал на кнопку селектора.
— Товарищ Стеренчак, — сказал твердо. — Однокомнатную квартиру из резерва дирекции выделите Оксане Владимировне Ворониной. Молодой специалист, у нее назначение на комбинат. Сейчас она зайдет к вам. — И выключил селектор, не ожидая ответа.
Девушка смотрела на него восхищенно. Поднялась медленно, наклонилась через стол, и Лоденку показалось, будто даже потянулась к нему.
— Как же?.. — спросила неуверенно. — Мне позвонить вам?
Юрий Лукич задумался на секунду. Небезосновательно решил, что железо следует ковать, пока оно горячо. Предложил:
— Давайте встретимся сегодня вечером. Поужинаем. В восемь возле памятника Богдану...
— Хорошо, — согласилась сразу без колебания. — Значит, в восемь возле памятника...
Она шла по блестящему паркету, возле дверей оглянулась, улыбнулась, и у Юрия Лукича появилось чувство, что прикоснулся к чему-то драгоценному: сидел, ухмыляясь и думая, что надо ускорить заселение нового дома — ведь рабочие с нетерпением ждут...
Вдруг резко зазвонил телефон, Юрий Лукич взял трубку и услышал голос секретарши:
— Вас вызывает Одесса, будете говорить?
«Почему Одесса?» — успел подумать Юрий Лукич. С Одессой он никогда не вел деловых переговоров, и не было у него там близких знакомых. Но тут же сообразил, что звонит Людмила, будто почувствовала, что он только что позволил себе пофлиртовать с красивой девушкой, и решила вмешаться.
Лоденок улыбнулся иронично. Не мог же объяснить жене, что флирт — это так, нечто быстротечное и пустое, просто для возбуждения, как бутылка хорошего шампанского: взорвется, запенится, поиграет брызгами, на миг затуманит голову, а хмель пройдет, и не останется ничего, кроме приятных воспоминаний.
Услышав взволнованный Людмилин голос, и правда сразу забыл смуглянку с ее привлекательными формами.
— Что случилось, милая? — спросил.
— Такой ужас, — услышал в трубке, — авария, взрыв в аэропорту, и все мои вещи погибли.
У Юрия Лукича похолодело в груди.
— Какой взрыв? — воскликнул.
Но сразу сообразил: если Людмила звонит, значит, все обошлось, все не так уж и страшно, речь идет лишь о вещах.
— Объясни, что случилось, — попросил.
— Я уже в Одессе, но вчера наш рейс задержали на полдня. Никак не могла к тебе дозвониться. Не знаю, как там и что, пожар или взрыв, но все мои вещи пропали. Осталась сумка, я уже кое-что купила, однако нет ни одного платья. Запиши, милый, и сегодня же передай. Аэрофлот доставит нам посылки немедленно, я тут составила список, что мне нужно.
Юрий Лукич уже успел успокоиться. Придвинул ближе лист бумаги, прижал трубку плечом к уху и стал записывать, раздраженно махнув рукой секретарше, появившейся в дверях, — видно, та поняла, что приема больше не будет, потому что никто уже не появлялся в кабинете, и Юрий Лукич спокойно составлял список платьев и костюмов, которые следовало отвезти в Бориспольский аэропорт.
Людмила попросила подкинуть ей еще немного денег, и Юрий Лукич, который уже было совсем успокоился, подумал, что эта просьба весьма некстати. Ведь встречи с Оксаной потребуют дополнительных расходов: он уже снова с приятностью представлял себе сегодняшний вечер, однако все же решил, что и жене при таких обстоятельствах отказывать негоже, — пообещал выслать деньги сразу и телеграфом.
Поговорив с Людмилой, Юрий Лукич объявил секретарше, что продолжит прием посетителей — у него еще оставалось свободное время: чемодан в Борисполь должен был завезти после обеда.
Но теперь Лоденок не получал никакого удовлетворения от общения с людьми, и обнадеживал, и отказывал как-то подсознательно, случай с Людмилой все же взволновал его. Представил себе, что эта авария могла бы кончиться значительно хуже, и подумал: без Людмилы ему было бы трудно, по крайней мере пришлось бы менять весь привычный и размеренный образ жизни; нет, как-никак, а он любит и уважает жену, его мужские шалости и чудачества — это совсем другое дело, и никто из людей, хорошо разбирающихся в жизни, не осудит его.
Приближался обеденный перерыв, и Лоденок приказал секретарше вызвать машину. Но та сообщила: Юрия Лукича хочет видеть следователь из республиканской прокуратуры, он только приехал на комбинат, ждет в приемной не больше минуты.
К прокуратуре и милиции Юрий Лукич привык относиться серьезно, грехов за собой не чувствовал, однако знал, что следователей надо уважать. Потому и распорядился немедленно пригласить следователя — встретил его посредине кабинета и предложил не традиционное, для посетителей, место возле стола, а посадил гостя на диван и устроился рядом, подчеркивая свое расположение к представителю власти.