— Как хороший кумыс, — ответил Алимбей.

Немного постояли возле вагона, вдыхая ночной, освежающий воздух. Колотубину пришла блаженная мысль, что неплохо бы сейчас искупаться. Он даже представил себе, как бросается в пружинистое объятие волжской воды и, широко размахивая руками, плывет саженками, фыркая от удовольствия.

— Поплавать бы…

— Да, плавать будем, — понял его по-своему Алимбей. — Когда в море пойдем, качать сильно будет, как на спине верблюда.

— Я говорю, хорошо бы искупаться.

— Купаться? Я тоже давно хочу, — сразу согласился Алимбей. — Давай завтра в баню пойдем. Как следует купаться будем!

— Можно и в баню сходить.

Вышли на привокзальную площадь. Около здания вокзала, прямо на земле, на чемоданах и узлах, примостившись у стены, дремали мужики, бойцы, бабы, выбравшиеся на воздух из душного помещения станции. Звонкоголосо плакал грудной ребенок, и полусонная женщина устало качала его на руках, повторяя: «Спи, спи, мое дитятко!» Несколько мужиков не спали, думали о своем и сосредоточенно курили, в темноте светились огоньки самокруток.

— Наш моряк, наверное, уехал, — вслух подумал Джангильдинов. — Не дождался, долго мы были там. Как теперь к пристани пойдем, если улиц не знаем?

— Язык до Киева доведет, — улыбнулся Степан. — Хороша ночка! — Он вдруг остановился и посмотрел в темноту на край площадки. — Вроде наша таратайка стоит.

— Где, где?

— Справа, возле дерева. Видишь?

— Да, да… Стоит.

Пока они рассматривали повозку, стоявшую в темноте, Груля уже опознал их. Он давно высматривал командира и комиссара отряда и даже, честно говоря, подумывал о том, что прозевал их, что они ушли. С кнутом в руках моряк широкими шагами, почти бегом поспешил навстречу.

— Давно ждете? — В голосе Грули проскользнула тревога, и он преданно смотрел в глаза. — Я тут немного отлучался…

— Нет, только пришли, — ответил Степан.

— Порядок!.. Меня тоже тут не было, к своему боцману бегал. — Груля полез в карман своих широченных черных матросских брюк и, вынув сложенную бумагу, протянул Джангильдинову: — Вот, возьмите. Чтобы все как надо и полный порядок!

— Что это?

— Мандаты мои. Насилу отпросился!

— Куда отпросился?

— Ясное дело, товарищ комиссар! В ваш отряд, куда же мне! — Груля смущенно улыбался, теребил кнутовище. — Мне без вас никак нельзя!

— Это почему же? — сурово спросил Колотубин.

— Я тоже хочу выполнять приказ Ленина! — торопливо признался моряк.

— Сейчас все революционные и сознательные пролетарии, крестьяне, красноармейцы и моряки-матросы выполняют декреты товарища Ленина и смертельно бьются с мировой гидрой капитализма, — сурово и популярно, словно на митинге, пояснил Колотубин, вполне довольный сам таким исчерпывающим ответом.

— Так-то оно так, — вздохнул Груля, не удовлетворенный возвышенным ответом Колотубина, ибо невольно почувствовал в нем скрытый отказ, и продолжал настаивать на своем: — Только я хочу самому Ленину служить! Как вы. А у вас от него бумага!..

В голосе моряка звучала настойчивость, а в его глазах при жидком свете вокзальных фонарей Степан уловил упрямый блеск. Сейчас Груля не походил на того разбитного матроса, балагура и весельчака, каким он предстал в первый раз. Весь вид его — собранный и как бы готовый к прыжку — говорил о том, что моряк от своего не отступит. Ни за что не отступит!

— Возьмите… Слышь, командир, возьмите!

Джангильдинов вернул моряку документ и сказал:

— Подумаем…

Груля весело гнал лошадей по ночным улицам Царицына. Колотубин, приятно подпрыгивая на пружинистом матраце, думал о матросе. Ему нравилась такая открытая прямота и настойчивость. И еще думал о новом пути отряда. Кто знает, что ожидает их в тех нерусских краях?

Глава двенадцатая

1

Капитан Бернард Вильям Брисли, который выдавал себя за бундовца Арнольда Греднера и имел мандат чекиста Ивана Звонарева, уже сутки жил в доме Болеслава Адамовича Кушнирского, катаясь словно сыр в масле, окруженный заботой хлебосольного хозяина и вниманием двух молодых женщин.

Болеслав Адамович держал в городе портняжную мастерскую, охотно выполнял заказы по пошиву из казенного материала гимнастерок и галифе для краскомов и в порядке энтузиазма бесплатно обшивал членов ревкома и работников штаба армии, за что пользовался благосклонным вниманием начальства и числился на хорошем счету. Одновременно тихий Болеслав Адамович занимался и другой, скрытой от посторонних глаз, тайной деятельностью. Пусть там, в столице, деятели «Бунда» шумят, а здесь, в Царицыне, лучше не высовывать носа: не сегодня завтра красновцы нагрянут.

Кушнирский был рад гостю и охотно выполнил его задание. Свои люди имелись и на пристани, они подробно информировали обо всем, что интересовало Бернарда Брисли. На следующий же день капитан уже знал, что пароход с отрядом Джангильдинова прибыл, что идет погрузка оружия и боеприпасов.

— Когда отплывают?

— Пока никто не знает, но думаю, что завтра, к ночи, — сказал Болеслав Адамович. — Такую уйму винтовок и патронов, дай бог, если они успеют погрузить к полудню. А днем ни один пароход красных не отплывает вниз по Волге, боятся наскочить на белых. Казаки по обоим берегам рыскают. — И добавил с ласковостью в голосе: — Мой совет вам, пан Арнольд, спокойно отдыхайте до завтрашнего вечера. А сейчас идемте откушать, племянница Сима приготовила куриный бульон и мою любимую фаршированную щуку. Вы еще не знаете, как она ее умеет делать, прямо пальчики оближешь!

Брисли было явно не до фаршированной рыбы. Он наконец догнал отряд тургайского комиссара, и теперь предстояла задача — действовать! Он, а никто иной должен распоряжаться большевистским золотом и оружием. А вслух Бернард произнес с улыбкой:

— И кто же от такого кушанья откажется!

В небольшой гостиной на продолговатом столе, застланном льняной скатертью, их уже ждали фарфоровый супник с куриным бульоном, нарезанные свежие огурцы и помидоры в салатнице, политые густой сметаной и посыпанные мелко нарезанным зеленым луком, петрушкой и укропом. Тут же желтело сливочное масло и лежали брусочек печеночного паштета, разрезанная на куски вареная курятина, горкой возвышались подрумяненные слоеные пирожки.

Дамы не заставили себя ждать. Рядом с мужем уселась на стул с высокой спинкой Розалия, пожилая, блеклая женщина с бесцветными глазами. А Мария Рошаль, дебелая молодая брюнетка с голубыми, слегка навыкате маслеными глазами и маленькими пухленькими губками, по-столичному одетая и затянутая в талии, заняла место напротив Бернарда в не отрывала от него взгляда. В перерыве между блюдами она томно вздыхала, жаловалась на скуку и вспоминала о недавней безоблачной жизни в столице. Прислуживала за столом племянница Сима, полногрудая и плотная телом, с красными, словно натертыми свеклой, щеками. Девушка бесшумно сновала из кухни в гостиную и обратно, подавая новые кушанья и убирая посуду.

— Пан Арнольд, вы что-то сегодня слишком задумчивы, давайте я за вами поухаживаю. Нравится этот кусочек? — Кушнирский привстал и, орудуя специальным ножом и лопаткой, подцепил приличный кусок фаршированной щуки. — Одна благодать! Такой рыбы во всей Европе не сыщешь!

«И такого болвана, как ты!» — подумал Бернард.

После обеда женщины ушли к себе, Сима убирала посуду, а Кушнирский и Бернард Брисли расположились на диване и беседовали о политике большевиков, о Троцком, о «Бунде». Бернард Брисли слушал пана Болеслава и внутренне улыбался, вспомнив знаменитые слова известного французского дипломата де Кальера, которые Бернард перестроил на свой лад: «Разведчик, как и дипломат, должен иметь спокойный характер и быть способным добродушно переносить любое общество дураков».

2

Ночь стояла тихая, теплая. Бернард Брисли докурил папиросу и легким щелчком послал окурок в темноту сада. Последняя ночь, когда он в сносных человеческих условиях. Сегодня он должен покорить хотя бы ту мясистую тушку, краснощекую Симу, надышаться ее запахами, помять плотные, округлые, как мешки с песком, бедра… А завтра — пароход, много неизвестности и опасностей, о чем сейчас не хотелось пока думать.