— А что это за отряд? — Флоров кивнул в сторону красноармейцев, расположившихся под акациями.

— Они из Ферганы. В Ташкент следуют.

— Давно здесь?

— Со вчерашнего утра, — поспешно ответил начальник, — но сегодня отправим. Обязательно! К вечеру будет попутный поезд.

Вдруг сзади, за спиной Флорова, раздался чей-то радостный голос.

— Питер! Питер!

Флоров обернулся. К нему спешил рослый красноармеец. На нем выгоревшее поношенное солдатское обмундирование, красный, но уже полинявший бант на груди. Лицо европейца, худое, загорелое.

— Здравствуй, Питер! — обратился к Флорову подошедший.

— Здравствуй, товарищ, — улыбнулся комиссар, — но я не Питер. Ты, видимо, ошибся…

— Нет, нет! — Глаза красноармейца зажглись неподдельной радостью. — Это твой голос!.. Твоя улыбка… Я Сидней! Сидней Джэксон, помнишь?.. «Баркаролла»… — И он, волнуясь, вдруг быстро заговорил по-английски.

Флоров сразу стал серьезным. Он внимательно всмотрелся в лицо красноармейца. Брови комиссара прыгнули вверх, в серых глазах недоумение сменилось искренним удивлением.

— Вы?.. Неужели?..

Теперь уже улыбался Джэксон. Он утвердительно кивал, отвечая по-русски:

— Да, Питер… Я!

Они обнялись. Потом еще раз. Хлопали друг друга ладонями по спине, говорили радостно наперебой, мешая русские и английские слова.

Сразу же вокруг них образовалась толпа. Красноармейцы соскакивали с платформ и с удивлением смотрели на своего командира: чрезвычайный комиссар, член Центрального Комитета партии и ответственный работник Совнаркома Туркестанской республики горячо обнимался с каким-то рядовым красноармейцем! Кто-то из бойцов тут же предположил, что их комиссар своего брата пропавшего нашел.

Растолкав любопытных, к Флорову подошел командир, невысокого роста, в потертом френче, правая рука забинтована.

— Интернациональная рота Ташкентского революционного полка, — доложил он, — после успешной операции в Фергане против басмачей возвращается в Ташкент. Ротный командир Хабибулин.

Флоров тепло пожал левую, здоровую руку командира и сказал:

— Джэксона я возьму с собой, товарищ ротный.

— Как же мы… Джэксон хороший боец. К тому же в нашей интернациональной роте он единственный американец! — попытался возразить Хабибулин.

Но Флоров был непреклонен. Он вынул свой мандат и показал Хабибулину. Тот по слогам прочел документ, и на его скуластом лице появились удивление и робость. Никогда еще ему не приходилось так близко стоять и разговаривать с таким большим начальником.

— Хорошо, товарищ чрезвычайный комиссар… Так будет, хоп майли…

Хабибулин на какое-то мгновение сосредоточился, потом решительно отстегнул свой маузер и протянул его Джэксону:

— Хорошего человека на Востоке провожают с подарками. Возьми, пожалуйста! На память о наших боевых делах.

Джэксон с благодарностью принял дорогой подарок. Шутка ли сказать — маузер!

2

Через несколько минут Сидней Джэксон уже сидел в вагоне Флорова. Поезд-броневик, набирая скорость, увозил их все дальше и дальше на юг. Купе комиссара заполнили командиры, красноармейцы. Им хотелось посмотреть на американца. На столе появились колбаса, вареная баранина, миска свежего янтарного урюка, пучки зеленого лука, полбуханки хлеба, лепешки.

Во время дружеской трапезы из рассказа комиссара Джэксон узнал, что Флорова зовут не Питер, а Алексей, что после ареста на корабле его судили, приговорили к пятнадцати годам каторжных работ и отправили в конце 1915 года в Сибирь. Алексею помогли бежать, и до самой Февральской революции он жил нелегально в Средней Азии и вел подпольную работу.

— А ты, друг, здорово тогда нам помог! — говорил Флоров, подавая Джэксону пиалу с чаем. — Ты даже сам не представляешь, что ты сделал. — И, увидев, что его бойцы недоумевающе уставились на Сиднея, комиссар сказал красноармейцам: — Вот этот американский товарищ помог нам доставить из Англии важные партийные документы.

На лице Джэксона появилось удивление. Он недоверчиво посмотрел на Флорова, потом по-русски сказал:

— Нет, пожалуйста… Тут есть ошибка. Никакой документ я не имел.

И тогда Флоров подробно рассказал, как накануне мировой войны по поручению заграничного бюро большевистского ЦК он вез из Лондона в Россию секретные бумаги для Петербургского комитета. Плыть пассажирским пароходом было рискованно. На борту, несомненно, будут шпики, и в столице, в порту могут сразу зацапать голубые мундиры. Другое дело, если добираться на каком-нибудь иностранном «купце». Нет лишних глаз. Одна команда. Друзья-англичане, портовые грузчики, помогли договориться с капитаном норвежского лесовоза, который шел в Архангельск за корабельной сосной.

Джэксон слушал воспоминания Флорова, и перед его глазами вставали картины недавнего прошлого, совместное плавание на «Баркаролле»…

Пароход шел медленно. Джэксон подолгу сидел на палубе, всматриваясь в живую гладь воды, и думал, думал, думал… Он и сейчас, четыре года спустя, отчетливо помнит те невеселые мысли: «К чему он здесь, на этой тихоходной галоше? Зачем едет в неизвестную Россию?.. Дома, в Нью-Йорке, его давно ждут…»

Джэксон отпил из пиалы. По телу разлилась горячая волна.

— Ты, друг, закусывай. Давай, давай, не стесняйся! — Флоров пододвинул Сиднею нарезанную крупными кусками вареную баранину.

Джэксон отломил кусок жирной грудинки, посолил крупной солью. А Флоров продолжал рассказывать, как он плыл на пароходе, стараясь реже выходить на палубу.

Сидней, полузакрыв глаза, слушал Флорова и поглаживал ладонью большой палец левой руки, на фаланге которого выступала затвердевшая опухоль. Всему виной его скитаний только он, этот палец. Благодаря ему он, Сидней, встретился тогда с этим Питером, которого теперь Алексеем зовут. Смешно даже подумать, но факт остается фактом. Интересно, как бы сложилась дальнейшая судьба боксера, если бы тогда на ринге, в бою с чемпионом Шотландии, Сидней не повредил бы пальца? И не угодил надолго в больницу? Антрепренер, конечно, не отказался бы от него, не бросил, и они, возможно, до сих пор колесили бы от матча до матча по разным странам и штатам Америки.

Тогда Джэксону не повезло. В конце восьмого раунда прямым справа Сидней хотел отвлечь внимание шотландца, чтобы тут же провести свой излюбленный боковой крюк левой в голову. Но соперник, видимо, понял замысел американца, присел, или, как говорят боксеры, «нырнул», под удар. Шотландец все же на какое-то мгновение опоздал и не успел провести защитный прием до конца. Кулак Джэксона пришелся в верхнюю часть головы. В ту же секунду острая боль обожгла руку Джэксона…

Стиснув зубы, Сидней бросился в атаку, вошел в ближний бой и с большим трудом, тяжелыми ударами по корпусу заставил крепкого шотландца дважды опускаться на брезентовый пол ринга. Но тот падал и… снова вставал! Вставал и вел бой…

Этот поединок английские специалисты и спортивные журналисты признали самым лучшим и самым впечатляющим поединком года. О бое много писали в газетах, воздавая должное американскому чемпиону. Знали бы они, что победа принесла Джэксону не столько радостей, сколько огорчений… Последний поединок профессионального боксера.

Трудно сказать, как сложилась бы судьба Джэксона, если бы он, выйдя из больницы, не встретил Флайна, сына чикагского миллионера. Тот объездил пол-Европы и теперь направлялся в Россию. Флайн предложил знаменитому боксеру место личного секретаря. В те отчаянно-грустные дни выбирать оставшемуся без денег Сиднею не приходилось. Так Джэксон оказался на «Баркаролле». Попали на нее, так как в ближайшие три недели в Архангельск не уходил ни один пассажирский пароход.

На третий день плавания Сидней с удивлением узнал, что он и Флайн не единственные здесь пассажиры. Рядом с тесным матросским кубриком в крошечной каюте, похожей на шкаф, ехал какой-то незнакомец. Джэксон столкнулся с ним совершенно случайно, у кока. Тот, как показалось Джэксону, смутился, увидев его. Странно. Он, Джэксон, не президент и даже не знаменитый миллионер, чтобы при встрече с ним терялись люди. И он решил сразу поставить все точки над «и».