Изменить стиль страницы

— Давно ли его построили? — спросила Катенька, отложив в сторону вышивание.

Алексей подсел к жене, и, обняв ее, продолжил:

— Сколько мне известно, еще в 1731 году, когда предок мой был сослан в эту деревню, пожалованную еще его батюшке царем Петром. Тот Долентовский решил обосноваться здесь навсегда.

— Как его звали? — полюбопытствовала Катерина, удобно устроившись в объятиях супруга.

— Его звали Григорием. Григорий Федорович Долентовский. Он начал строить тут дом и в два года справился с задачей. К тому же, как мне говорили, он торопился, потому что хотел жениться. Та старая часть дома сохранилась по сей день, ведь мой дед только сделал к ней несколько пристроек, но ломать ничего не стал.

— Старая часть — это которая?

— Темная, что за сенями с другой стороны. Та самая, в которую ты боишься ходить, — улыбнулся Алексей.

— Да уж, там очень страшно, — поежилась Катенька. — А разве ты не чувствуешь, как скверно там находиться?

— Нет. По правде говоря, я там и не был.

— А вот я заходила, и мне все казалось, что на меня кто-то смотрит.

— Какой вздор, — рассмеялся Алексей. — Там же нет никого. Кто там может на тебя смотреть?

— Не знаю. Но чувство у меня такое… такое дурное… Я не люблю бывать там, — тихо прибавила она. — А однажды, помнишь, когда ты ночевал в поле, а я была одна, я зачем-то спустилась вниз, и мне показалось, что на той части дома кто-то ходит. Я совершенно определенно услышала шаги.

— Это, должно быть, кто-то их дворовых, — предположил Алексей.

— Я тоже так подумала! — Катерина разволновалась и, отодвинувшись от мужа в сторону, быстро продолжила: — Я позвала Аграфену…

— Ну уж при Аграфене-то ничего не страшно, — примолвил он, вспоминая объемную фигуру этой строгой хозяйки над всею девичьей и верной прислужницы сначала его матери, а теперь вот и жены.

— Да ты не смейся, — нахмурилась Катенька.

— Я вовсе не смеюсь! — уверил ее муж, хотя, конечно, он принимал все рассказы жены только за плод ее разыгравшегося воображения.

— Так вот, я позвала Аграфену и спросила у нее, кто бы мог там ходить. Она сама сильно удивилась и позвала истопника Семена. Они вдвоем пошли на ту половину, я велела взять им с собою свечей побольше, а сама осталась ждать в гостиной.

— И что?

— Ничего. Они никого там не нашли.

— Значит, там и не было никого, — резонно заметил Алексей.

— Но шаги! Шаги я слышала точно! И Аграфена их слышала, пока они с Семеном ходили там. И она ужасно испугалась, и Семен тоже испугался. А когда вернулись, на них лица не было! — воскликнула Катенька.

— Не сердись, мой друг, но это вздор.

— Нет, не вздор!

— Ты просто устала, тебе помстилось что-то… Я сам виноват: тебя нельзя оставлять тут в одиночестве, даже на сутки. Ну а Аграфена, хотя женщина и неглупая, и никогда я за ней ничего такого не замечал, все же крестьянка. А крестьянские суеверния воображение широко известны. Она навыдумывала бог весть что, стала себя пугать и тебя заодно.

— Это уже я, скорее, стала ее пугать, — пробормотала Катенька.

— Ну, друг мой, не огорчайся. Больше я ни одной ночи вне дома не проведу, — Алексей зарылся лицом в волосы жены. — Я ту ночь места себе не находил, признаюсь. О тебе скучал.

Катерина обернулась к мужу и обняла его.

— Как я люблю тебя, — прошептал он. — С первой нашей встречи люблю…

— А как такое получилось, что ты сразу меня полюбил? — вдруг спросила она.

— Не знаю, — Алексей пожал плечами. — А ты? Ты никогда не говорила, что любишь меня, — внезапно прибавил он.

Катерина улыбнулась и, чтобы не отвечать, нежно поцеловала мужа. Она и сама не знала, для чего ей потребовалось не отвечать. Почему не смогла она теперь сказать, что тоже его любит. Быть может, оттого, что она до сих пор не понимала: любит она или нет… Но Алексею вовсе не нужно было ее ответа — он счел ее поцелуй желаннее всяких слов в мире, и некоторое время они молчали, занятые совершенно другим делом.

Потом Катенька не без усилия отодвинулась от Алексея и спросила:

— А что было дальше?

— О чем ты? — муж не сразу понял, про что она спрашивает.

— Про дом, — улыбнулась Катерина.

— А-а… — протянул он. — Ну, году этак в 1775-м, была построена новая часть дома, в которой мы теперь живем, — говорить ему вовсе не хотелось, ему хотелось целовать свою любимую жену, и он было решился продолжить это сладостное занятие и прекратить все расспросы.

Но Катерина ему этого не позволила. Она решила добиться ответа во что бы то ни стало! Шаги на темной стороне дома и тягостное ощущение, которое она испытала, бывая там, нежелание прислуги без надобности ходить на ту половину, — все требовало объяснения. Поэтому она продолжила:

— А после того?

— А после… — Алексей призадумался, — после жили мои родители, я, но ничего не менялось в доме. И это заметно, ведь он совсем не похож на те дома, что строят нынче.

— А что случилось с тем Долентовским, который построил этот дом?

— Что случилось? Ну-у… — по правде говоря, Алексей весьма смутно помнил эту историю. — Кажется, у батюшки где-то сохранились об этом записи. Точно я не помню, но Григорий Долентовский умер довольно рано. Ему было тридцать лет с небольшим.

— А его жена?

— Жена?

— Он ведь женился, ты говорил.

— С женой его произошла странная история… — медленно произнес Алексей. — Она то ли пропала, то ли бежала… То ли умерла… Но произошло это за несколько месяцев до смерти ее мужа.

— Вот как… Что за странность… А дети у них были?

— Нет, детей не было, это я точно помню, — ответил он.

— Но как же тогда… Кому досталось поместье? Ведь ты носишь эту фамилию, — удивилась Катенька.

— Григорию наследовал его младший брат Федор. Вот уж у того были дети, и, собственно, именно он приходится мне прадедом.

— Прадедом?

— Да. Федор Федорович был дедом моего отца, а мне, значит, он приходится прадедом.

— Как интересно… — протянула Катенька.

После его рассказа она прильнула к мужу и задумалась.

— Мне кажется, что эта история тебя сильно интересует. С чего бы? — спросил Алексей.

— Не знаю… — она и в самом деле не знала. — Просто так…

— Ну что же, просто так просто. Да, пусть тебя та часть дома больше не пугает. Я перестрою ее или вовсе уберу, ежели пожелаешь.

— Да, пожалуй, — кивнула головой Катерина.

Эта идея ее и обрадовала и насторожила.

— Кто знает, что мы там найдем… — прибавила она.

— Да что мы там можем найти? — удивился Алексей.

Катенька рассмеялась:

— Ты мои глупости не слушай!

— Не буду, — пообещал он. — Но лишь при одном условии.

— Каком? — она лукаво наклонила головку.

— Если ты перестанешь их говорить, а лучше поцелуешь меня…

7

1735 год

«25 мая 1735 года.

Я не знаю, как это могло произойти. Душа моя полна неведомых мне ранее чувств. Неужели это любовь? И что же мне теперь делать?

Прежде я опишу его для себя. Можно ли быть более нежным, более добрым? Более внимательным и приятным? Ни единого резкого слова, ни одного недоброго взгляда. Меж ним и Григорием разница в четыре года, он младше моего мужа. И, быть может, именно это обстоятельство так привлекает меня к нему? Ведь по возрасту мы с ним ближе друг другу, чем я и Григорий.

Иван. Отчего мы не встретились раньше, когда я не была еще замужем? Но как мы могли встретиться? Я бы никогда не узнала его, ежели б не вышла замуж и не приехала в эти края. Радоваться ли или огорчаться сему обстоятельству?

Вчера мы встретились с ним вновь. Прошло лишь десять дней с той поры, как мы увиделись впервые, а это уже была вторая наша встреча наедине. Я и помыслить не могла, чтобы Иван обратил на меня внимание тогда. Но не прошло и трех дней, как во время прогулки в парке я встретила его. И тут же он признался мне в своих чувствах.

Сказать ли, что я не смогла устоять перед этим признанием? Да разве сие требует пояснений… Более ничего не напишу, — боюсь. Чего боюсь — сама не ведаю, но мне нынче тревожно».