— Ну что же, маленький жирный опарыш Имперской… — заговорил человек мягким, усыпляющим тоном.
В следующий момент он уже лежал на полу. Удар Гаунта заставил его замолчать.
— Шолен Скара, — комиссар указал на лежащего на полу человека.
Тот пытался подняться, несмотря на мешавшие оковы. Из рассеченной губы сочилась кровь.
Расширившимися от удивления глазами Каффран смотрел на пленника. Гаунт тем временем извлек из кобуры свой пистолет, проверил заряд, передернул затвор и протянул оружие Каффрану.
— Думаю, это тебе придется по душе. Здесь нет полевого суда. Да он и не нужен. Считаю, ты заслужил это право.
Изумленный Каффран принял оружие и опустил взгляд на Скару. Чудовище смогло подняться на колени и теперь смотрело на гвардейца, скаля алые от крови зубы.
— Сэр… — начал было Каффран.
— Он умрет сегодня. Здесь и сейчас. Именем Императора, — отрывисто произнес Гаунт. — Я бы с превеликим удовольствием исполнил приговор сам. Но это твой день, Каффран. Эта победа — твоя заслуга.
— Это… большая честь, комиссар.
— Давай… сделай это, мальчик-Призрак… чего же ты ждешь? — Приторный голос Скары казался липким и настойчивым.
Каффран старался не смотреть в его глубокие маслянистые глаза. Гвардеец поднял оружие.
— Он жаждет смерти, сэр.
— Еще бы! И смерть — самое меньшее, чем мы можем ему отплатить, — отрезал Гаунт.
Ощущая на себе тяжесть всех взглядов в комнате, Каффран опустил пистолет и повернулся к комиссару:
— Нет, сэр, он сам жаждет смерти. Как вы нам и говорили. Смерть станет для него абсолютной победой. Этого он и желает. Здесь, на Сапиенции, мы одержали победу. Я не омрачу эту победу тем, что позволю врагу получить желаемое. — Призрак протянул пистолет Гаунту рукояткой вперед.
— Каффран?
— Вы действительно хотите покарать его, комиссар? Сохраните ему жизнь.
Гаунт поразмыслил несколько мгновений. И улыбнулся.
— Увести его, — приказал он страже, сомкнувшей круг над Скарой.
— Думаю, рано или поздно мне придется тебя повысить, — сказал он Каффрану, когда они вдвоем покинули здание.
За их спинами Шолен Скара вопил, умолял и выл. И жил, чтобы переживать эту агонию снова и снова.
Брин Майло, молодой адъютант Гаунта, принес комиссару жестяную кружку кофе и инфопланшеты с информацией, которую тот только собирался запросить. Гаунт сидел на складном стуле на террасе перед своим командным пунктом, глядя на укрепления Призраков среди изумрудной зелени Монтакса. Майло передал планшеты комиссару и тут же отвернулся, со стыдом осознавая свою вину.
Гаунт пробежал глазами светящиеся строки информации на экране верхнего.
— Доклады Маколла о разведке западных болот… и орбитальные снимки Монтакса. Благодарю.
Юноша попытался сгладить происшествие.
— Я подумал, что вы захотите взглянуть, — начал он. — Когда вы сегодня пойдете в атаку, вам понадобится…
— С чего это ты взял, что я собираюсь провести атаку сегодня?
Майло замолчал. Потом наконец пожал плечами:
— Так, догадался. После сегодняшнего ночного боя, он ведь был так близко. Вот я и решил…
Гаунт встал и посмотрел адъютанту прямо в глаза:
— Достаточно этих догадок. Ты ведь знаешь, в какие неприятности они могут нас втянуть. Меня, тебя и всех Призраков.
Майло глубоко вздохнул и оперся о перила террасы, где устроился Гаунт. Лучи утреннего солнца, поднимавшегося над болотами, коснулись верхушек деревьев, окрасив их в невероятно яркий зеленый цвет. Где-то на расстоянии многих километров ревели моторы бронетехники. Вдалеке грохотали орудия.
— И все же что такого преступного в простом предвидении? — наконец спросил он. — Сэр, разве не этим даром должен обладать хороший адъютант? Предугадывать нужды и желания офицера на шаг вперед? Всегда держать наготове то, что нужно командиру?
— Ничего в этом преступного нет, конечно, Брин, — ответил ему Гаунт, усаживаясь на свой стул. — В этом вся соль работы адъютанта, и ты прекрасно справляешься с ней. Но знаешь… иногда ты слишком хорошо угадываешь. И это пугает, хотя я и знаю тебя. Окружающие могут превратно понять твой талант. Мне ведь не нужно напоминать тебе об этом?
— Нет…
— Ты помнишь, что произошло на орбите на прошлой неделе. Мы были на волосок от катастрофы.
— Это все заговор. Меня подставили.
Гаунт стер пот со лба.
— Да, так и было. И заметь, это было очень просто сделать. Ты можешь оказаться легкой добычей искусного махинатора. И если ситуация повторится, я не могу гарантировать, что выручу тебя снова.
— Насчет этого… у меня к вам просьба, сэр. Вы всегда защищали меня… с самой гибели Танит.
— Я обязан тебе жизнью. Если бы не ты, я бы тоже погиб вместе с твоей планетой.
— И поэтому вы должны помнить, что я могу постоять за себя в бою. Я хочу получить оружие. Хочу сражаться с остальными танитцами в следующем наступлении. Мне все равно, в какой взвод вы меня определите.
— Ты действительно побывал в боях, Брин, — покачал головой Гаунт. — Но я не допущу тебя до полевой службы. Ты еще слишком молод.
— Три дня назад мне стукнуло восемнадцать, — сухо напомнил Майло.
Гаунт фыркнул. Он даже не вспомнил об этом. Отогнав надоедливую муху, он глотнул кофе из кружки.
— Пожалуй, здесь мне нечем крыть, — признал комиссар и откинулся на спинку стула. — Хорошо. Предлагаю тебе уговор.
Глаза Майло засияли, и он посмотрел на Гаунта с осторожной улыбкой:
— Какой?
— Я даю тебе внеочередное звание, оружие и приписываю к отделению Корбека. За это ты обещаешь прекратить предугадывать. Насовсем.
— Насовсем?
— Именно. Ну, это не значит, что я прошу тебя прекратить хорошо выполнять свою работу. Просто перестань делать ее так, что окружающие превратно поймут твои действия. Ну, что скажешь?
— Мне нравится. Спасибо! Уговор так уговор.
Гаунт улыбнулся своему адъютанту, что было редким подарком с его стороны.
— А теперь ступай, найди мне Корбека и Маколла. Мне нужно обсудить с ними кое-какие тонкости операции.
Майло ничего не ответил. Гаунт обернулся и выглянул с террасы. Перед ним стояли Корбек и Маколл, исполненные внимания.
— Майло сказал, что нам стоит заглянуть при возможности, — проговорил Корбек. — Сейчас подходящее время?
Комиссар огляделся в поисках Майло. Но, видимо следуя очередному мудрому предчувствию, юноша исчез.
10
ОХОТА НА ВЕДЬМ
Варл с видом фокусника сдернул свой камуфляжный плащ с лежащего на полу кадила. При этом грузовой отсек транспортного корабля погрузился в тишину.
Игра, которую он предлагал, была простой, затягивающей и, конечно же, полностью подтасованной. К тому же сержант Варл и мальчишка-талисман были весьма неплохой командой. У них была банка жирных скачущих мокриц, которых они наловили в зернохранилище корабля, и старое, побитое жизнью кадило, позаимствованное в часовне Экклезиархии. Кадило представляло собой полый шар из ржавого металла. Его можно было раскрыть, чтобы поместить внутрь и зажечь благовония. Сам же корпус был покрыт множеством звездообразных отверстий.
— Правила игры просты, — объявил Варл, встряхивая банку, чтобы все окружающие могли рассмотреть полдюжины крупных, размером с палец, жуков. Механизмы его искусственной руки жужжали и гудели при каждом движении.
— Это игра на интуицию. На удачу. Никакого мошенничества, никакого надувательства.
Варл был своего рода шоуменом, и Майло это очень нравилось. Майло причислял его к своеобразному внутреннему кругу Призраков: Варл был близким другом Корбека и Ларкина, одним из небольшой, но крепкой группы товарищей по ополчению Танит Магны до Основания. Поначалу острый язык и бесцеремонное поведение Варла лишили его всех шансов на повышение. Но потом он потерял руку на Фортисе Бинари, во время героического освобождения мира-кузни. Ко времени ныне легендарного сражения за Меназоид Ипсилон он уже был командиром отделения в звании сержанта. Многие считали, что он давно заслужил это повышение. На фоне бескомпромиссности таких командиров, как Роун и Фейгор, и строгой приверженности воинской дисциплине Маколла и самого комиссара Варл наравне со всеобщим любимцем полковником Корбеком привносил в офицерскую среду Призраков нотку человечности и искреннего сопереживания. Солдаты любили его: он умел шутить не хуже Корбека, а временами шутки его были даже смешнее (и грубее). Его искусственная рука свидетельствовала, что он не боится оказаться на переднем краю битвы. И он умел по-своему произнести неформальную, но вдохновляющую речь в момент, когда ему могла понадобиться полная отдача бойцов.