— Ну ты что стоишь-то? Садись и никого не стесняйся. Я просто жутко голодный. Да и ты вряд ли воздухом питаешься три раза в день. Кстати, вчера, то есть уже позавчера в ресторане, ты тоже ничего не ела — я заметил, даже виноградинки не оторвала. Так что давай наяривай! — И он кивнул на аппетитно накрытый стол.

Алина присела и несмело взяла бутерброд.

— Неудобно как-то получилась. Твоя мама обиделась, наверное… Я ведь даже познакомиться с ней не успела.

— Не переживай. Вы еще друг другу немало крови попортите. Маман у меня та еще истеричка, да и у тебя характер тоже не сахарный. Я съезжать из этого дома не намерен даже ради тебя. Так что придется как-то приноравливаться. Ну да ладно. Придумаете что-нибудь.

Алина замерла, не донеся до рта бутерброд:

— Ты что, шутишь?

— Да какие уж тут шутки, — усмехнулся он с набитым ртом. — Разве ты не слышала, что я намерен на тебе жениться?

— Так это тоже была не шутка?

— Ну вот еще. И не смотри ты на меня такими глазищами — у меня аппетит пропадет. Давай лучше поскорее покончим с завтраком и обсудим, как бы нам побыстрее провернуть это дело. Я имею в виду женитьбу. У Пашки — помнишь Пашку? — неплохие подвязки в каком-то загсе есть, а впрочем, ну его к бесу, Пашку, за бабки нас с тобой хоть на Красной площади распишут, если грамотно за дело взяться, конечно. Что-нибудь придумается, в общем. Завтра уже женой будешь.

— Может быть, не стоит торопиться? — несмело предложила она. — Ты же не знаешь меня совсем, мы два дня только как знакомы! И я тебя не знаю. Как-то это все… не по-людски.

Слава внезапно захохотал, отмахнувшись от нее куском колбасы.

— Деревню из девушки и точно не вытравишь, — сказал он, отсмеявшись. — Как ты это сейчас сказала? «Не по-людски»? Ну и словечко!

— А что?

— Да ничего, собственно. Просто, девочка, ты не в деревне, ты в Москве. А здесь нет такого понятия.

Даже на следующий день, когда Слава посадил ее в машину и молчаливый шофер отвез их в какой-то загс на окраине Москвы, где после нехитрой процедуры им выдали на руки «Свидетельство о браке» в коленкоровой обложке, Алине все-таки не верилось, что все это происходит на самом деле. Муж (неужели муж?) прижимал ее к себе и довольно смеялся, предлагая завалиться сейчас «в какой-нибудь шикарный кабак и спрыснуть наше событие». Он уже был изрядно навеселе — Алину немного коробило, что в загс он приехал уже выпившим и во время процедуры не выпускал из рук бутылку пива — но выглядел вполне удовлетворенным самим собой и Алиной.

— Ну, Алинка, я свое дело сделал, — сказал он, посмеиваясь. — Теперь дело за тобой! Будешь мне хорошей женой? Говорят, деревенские бабы — хозяйки отличные, а?

— Славка, ну что ты в самом деле! Не борщи же мне варить!

— А что? Представляю тебя на кухне в платье от Юдашкина, как ты свеклу чистишь и картошку варишь! Ой, ну не могу, умора!!!

Молодой муж продолжал хохотать, отхлебывать пиво и целовать Алину мокрыми губами. В нем что-то неуловимо изменилось, или сам он изменился, Алина не могла понять что. И еще ее мучило другое.

Вчера вечером, когда Слава окончательно убедил ее в том, что они поженятся, и не просто поженятся, а поженятся завтра, — произошла странная сцена. Он усадил Алину в гостиной у круглого стола и затеял чудной разговор.

— Я не задаю тебе никаких вопросов о прошлом и все такое, — сказал он, закладывая руку за борт пиджака, словно хотел достать что-то из внутреннего кармана, но то ли не решался, то ли не хотел торопиться вынимать «это» на свет, — и мне не сильно-то интересно, откуда ты такая взялась, хватит и того, что я тебя встретил, и это… полюбил. Но есть кое-какие юридические формальности… Давай, Алинка, покончим с ними по-современному, быстро и безо всяких вопросов, лады?

— Давай. — Она ничего не понимала.

— Ручка есть? Черт, была где-то, всегда в кармане носил… А, вот. Подпиши это, девочка, по-быстрому.

Слава вынул из кармана вдвое сложенный документ и быстро расправил его на столе.

— Вот здесь, — ткнул он пальцем в конце страницы. — Сначала просто распишись, вот так… Молодец. А теперь поставь дату и полностью — фамилия, имя, отчество. Ну вот и молодец. Отлично.

И подписанная Алиной бумага снова оказалась у него в кармане. Девушка только успела заметить, что документ был на вид очень серьезный, на гербовом бланке, с водяными знаками.

— А что это такое? — не удержалась она от вопроса.

— Да так, пустяки. Твой добровольный отказ от претензий на мое имущество и деньги… На случай развода. Ты пойми только все правильно, о разводе никто не думает, просто мы ж с тобой люди серьезные, современные, и надо же все предусмотреть. Ну, все. С этим покончили. Выпьем? — предложил он, и бутылка с виски возникла в его руках совершенно непостижимо, как у фокусника.

Алина закусила губу и постаралась «держать лицо», чтобы не дать ему заметить свою обиду. «Имущество… да задерись ты в доску со своим имуществом… больно надо!» — думала она. Ей и в самом деле даже в голову не приходило воображать себя хозяйкой этого богатого особняка, ей вообще до сих пор не верилось, что завтра она станет чьей-то женой! Но в трусливой поспешности, с какой Слава подсунул ей на подпись эту бумажку, было что-то… грязное и подленькое.

Этот его поступок не давал Алине полностью насладиться ощущением того, что ей сказочно повезло. Она наконец-то вырвалась из отчаянной нищеты, безысходности. И как же ей повезло — такое может быть только в сказках, просто не верится! В эйфории Алина как-то ни разу не спросила себя — любит ли она человека, который позвал ее замуж? Просто в голову не пришло спросить! Да и разве это было важно, да и вообще — разве можно было не любить Славу? Такого веселого, такого умного. Такого смелого — как он в два счета все решил, женюсь, мол, и все! Не побоялся никого: ни матери-мегеры, ни друзей своих, ни соседей, вообще никого! Взял в жены девочку с улицы, вот просто р-р-раз — и взял! А почему? Ну конечно, потому, что полюбил, да разве могут здесь быть еще варианты! А все остальное… Все остальное так — как говорит тетя Кира, «суета сует…».

— Люблю! — выдохнул Слава, с маху осушив полный бокал виски. — Люблю!

— Правда? — Алина зажмурилась от счастья. — Правда, Славка? Ты правда… любишь?

— Обожаю, — подтвердил он. — Очень люблю вискарь. Коньяк и бренди тоже хорошая штука, но вискарь — это что-то особенное. Ты пока не понимаешь, опыта нету. Слаще пива и самогонки, поди, ничего и не пробовала? Ничего, распробуешь!

…И вот прошло два года. Небольшой срок для того, чтобы подводить итог семейной жизни. Но…

Сейчас, выйдя из гостиной, где Тамара Андреевна продолжала сидеть на диване и шумно сопеть. Алине даже плакать не хотелось. Ей было все равно, все равно… Она устала жить в этом доме. Устала видеть вечно пьяного мужа. Устала от придирок свекрови, устала, устала, устала!!! Счастливая семейная жизнь оказалась радужным мыльным пузырем. И просто диво дивное, что этот пузырь лопнул только через два месяца.

Первое время Слава развлекался новым для себя положением женатого человека. От души забавлялся яростью матери и даже (как подозревала Алина) нарочно стравливал между собою женщин, чтобы понаблюдать за их, как он это называл, «разборками». И почувствовать себя в роли падишаха, внимания которого добиваются со всех сторон. А потом ему все надоело. Все чаще Алина ловила на себе его скучающий взгляд — то есть сперва скучающий, а потом равнодушный, пустой, и смотрел он сквозь нее.

— У тебя что-нибудь случилось? — спрашивала она.

Он молчал.

— Слава! Я же задала тебе вопрос!

— А? Что? — И в пустых глазах появлялось раздражение. — Отста-аа-ань же ты от меня, вот, чума, привязалась… Выйди из комнаты, я тебя прошу.

— Я не понимаю, Слава! Что с тобой происходит?

Не отвечая, он вставал с дивана, подходил к бару, брал бутылку и уходил наверх нетвердой походкой. Не говоря ни слова и не оборачиваясь.