— Как можно скорее, — приказал он.

— Хорошо, сэр Норман, — сказал дворецкий. — Не хотите ли чашку чая перед уходом? Чай накрыт в столовой.

— Леди Мелтон там? — спросил Норман.

— Думаю, что там, сэр Норман.

Норман подошел к столовой и открыл дверь. Карлотта и Алиса сидели у окна.

— Я еду на фабрику, — обратился он к ним. — В цеху авария. Когда вернусь, не знаю.

— Авария! — сказала Алиса. — Надеюсь, никто не пострадал.

Норман не ответил. Он уже закрыл за собой дверь, сбежал вниз и нетерпеливо ждал, когда подъедет машина.

— Как вы думаете, что случилось? — спросила Карлотта.

— Не знаю, — сказала Алиса. — Иногда ничего страшного нет, но однажды, шесть лет тому назад, погиб один из рабочих, и Норман ужасно переживал этот случай. Никто не был виноват, этот человек поскользнулся и попал в машину; но, конечно, допросы и расследования — все это очень неприятно.

— Вы когда-нибудь сами ездили на фабрику? — спросила Карлотта.

Алиса покачала головой.

— Я была там только дважды, — ответила она, — один раз, когда Норман вступил во владение предприятием и еще раз, когда он получил звание барона. Там был прием, и мне пришлось сопровождать нескольких гостей.

— Я хотела бы поехать туда, — сказала Карлотта. — Хотела бы увидеть то, что занимает по крайней мере три четверти мыслей Нормана.

— Мне кажется, что его мысли были полностью заняты делом до вашего появления, — застенчиво сказал Алиса.

— Не думаю, что я что-то внесла в его жизнь, — с горечью сказала Карлотта. — Да вы и сами скоро увидите, что он столько же работает и так же предан большому бизнесу, как и раньше.

— Надеюсь, что это не так, — возразила Алиса. — Норман всегда был очень одинок. Временами он был отчаянно несчастлив.

— Не может быть, — сказала с удивлением Карлотта. Ей было странно слышать, что смешная старомодная сестра жалеет Нормана.

— Он был очень несчастлив в своем первом браке, — продолжала Алиса. — Я знала это. Я часто видела его, потому что Эвелин никогда не приезжала в Мелчестер. Она любила жить только в Лондоне. Когда Норману приходилось ночевать здесь, он приезжал сюда и неизменно старался попасть домой на ланч, если работа полностью не отнимала его время.

— Почему же их брак был так несчастлив? — спросила Карлотта.

— Она была очень горда, — сказала Алиса, — и очень жестока по отношению к нему.

— Жестока? — Как эхо повторила Карлотта.

— Мне трудно объяснить, что я имею в виду, но она всегда говорила с ним так, как будто бы презирала его. Она меня презирала тоже. Конечно, я этого ожидала. В конце концов я — никто, а она была высокородная леди. Их герб носили много поколений.

— Чудовищно, — сказала Карлотта. — Я едва могу поверить в это. А почему вы не думаете, что она хотела быть другой, но не умела выражать свои чувства?

— Я не думаю, что у нее были какие-нибудь чувства, — сказала Алиса. — Она была похожа на статую, прекрасную, неподвижную и холодную. Мне казалось, что она сделана из мрамора.

— Бедный Норман, — сказала Карлотта, и в этот момент действительно думала так.

— Как-то, — продолжала Алиса, — Норман признался мне, что совершил ошибку. Вы никогда не должны рассказывать ему об этом, иначе он возненавидит меня за то, что я не оправдала его доверия. По временам он просто патетичен. Но я чувствую, что вы и он будете счастливы вместе. Вы приехали усталые, а может между вами было какое-то недоразумение. Любящие часто ссорятся, не так ли?

— Очень часто, — сухо сказала Карлотта.

— Видите ли, вы так красивы и так молоды, вы совсем другая, чем была Эвелин, — продолжала Алиса. — Прежде всего Норману необходима нежность, чтобы кто-то радовался, когда он вечером приходит домой, чтобы он кому-то принадлежал. Странно, что я говорю вам об этом, но я часто размышляла о его жизни. Я почему-то становлюсь глупее, когда говорю с Норманом. Он разговаривает со мной, но я не могу ему ответить так, как надо. Я уверена, что вы сможете держать себя с ним так, как надо, и дадите ему все, в чем он нуждается.

— В чем же он нуждается? — сказала Карлотта. — Я убеждена у него есть все на свете.

— Все на свете! — повторила Алиса с удивлением. — Надеюсь, вы думаете так не потому, что у него есть деньги? Он одинок, разве вы не видите? У него нет друзей в том кругу общества, к которому он принадлежит, и он не завел их там, куда поднялся. Я осталась такой, какой была, но все это не имеет для меня значения, и, больше того, мне будет гораздо лучше, когда я вернусь в свой маленький дом. Там есть несколько соседей, с которыми я могу иногда посидеть за чашкой чая. Но Норман другой. Он так честолюбив! Люди из Мелчестера перестали удовлетворять его по мере развития его карьеры, а людям из Лондона, таким, как Эвелин, он был не нужен, им нужны были только его деньги. О, я знаю, что не должна была говорить об этом, но я все видела, все знала долгие годы и держала это в себе. Иногда он возвращался ко мне с одного из таких грандиозных приемов в Лондоне, и я знала, что они ему не по душе. Люди относились к нему либо пренебрежительно, либо так неискренне льстили ему, что он это сразу видел. После всех этих лет упорного труда у него ничего не было, кроме денег, и сейчас, когда они у него есть, он не знает, что с ними делать.

— Я никогда так не думала о нем, — медленно сказала Карлотта.

— Но теперь все может измениться, — серьезно продолжала Алиса. — Вы поможете ему, дадите ему почувствовать, что он не одинок, не чужой в этом великосветском обществе. Вы так хороши собой, что вам будут рады везде, независимо оттого, есть у вас деньги или нет.

— Неизвестная актриса? — спросила с улыбкой Карлотта.

— Это ничего не значит, — сказала Алиса. — Насколько я могу видеть, в вас есть главное, что имеет значение в обществе, — самоуверенность. Пожалуй, правильнее будет сказать — уверенность в себе. Она проявляется во всем — в вашей походке, в пожатии руки, в улыбке. А у Нормана этого нет. Вы научите его, Карлотта, вы обещаете?

Глядя в глаза Алисы, в ее серьезное лицо, понимая, что она старается донести до нее свои сокровенные мысли, Карлотта быстро и искренне ответила:

— Обещаю вам, что я постараюсь.

Глава двадцатая

Норман мерял шагами маленький холл в больнице. Он машинально вынул сигарету из пачки и собирался закурить, когда вспомнил, что здесь лучше этого не делать и положил ее обратно. Он посмотрел на часы.

Он ждал почти двадцать минут.

Все, что он слышал, — громкое тиканье часов и звук собственных шагов.

Вновь и вновь он задавал себе вопрос, можно ли было предотвратить несчастный случай. Только год тому назад они потратили большие деньги на технику безопасности. Норман лично проверял все усовершенствования, и все же за последние пять месяцев произошло три незначительных срыва, а теперь даже несчастный случай.

Он вздрогнул, когда дверь открылась и вошел хирург.

— Мне очень жаль, Мелтон, — сказал он, — но я ничего не мог сделать.

— Он умер? — спросил Норман.

— Он умер на операционном столе. Все равно ничего бы не помогло. Череп раздроблен.

Они поговорили еще некоторое время, затем Норман спустился вниз, где его ждала машина. В этот момент другая машина въехала во двор, и из нее вышел его секретарь.

— Все детали выяснили?

Секретарь вручил ему пачку бумаг.

— Поехать мне к нему домой, сэр Норман? — спросил он.

Норман покачал головой.

— Я сам поеду туда. Уолкер был одним из наших лучших рабочих.

— Вы правы, сэр Норман. Как вы знаете, он работал у нас почти десять лет. Есть ли шанс спасти его?

— Нет, — коротко ответил Норман. — Он умер на операционном столе.

— Очень жаль, — сказал секретарь.

Норман сел в машину и дал шоферу адрес.

Через полмили шоссейной дороги они повернули к жалким грязным трущобам Мелчестера. Уже несколько лет они служили предметом местных споров и волнений.