Барбара Картленд

Коронованная любовью

Примечания автора

Македонский язык принадлежит к группе южнославянских языков и является одним из государственных языков Югославии. Пользуются им в основном в Народной Республике Македония. В середине шестидесятых годов он был родным языком примерно миллиона человек, включая многочисленные группы населения на юго-западе Болгарии и в северной Греции.

На нем говорят около трехсот тысяч албанцев и турок, живущих в Югославии. Язык этот не имеет ничего общего с македонским языком античности, который к XII веку, когда в этой области прочно осели славяне, был уже давным-давно вытеснен греческим, возможно, близко ему родственным.

Его история начинается с первых рукописей на церковнославянском языке X–XI веков, поскольку они включают элементы местных македонских наречий, отсутствующие в солунском диалекте IX века, которым предположительно пользовались святые Кирилл и Мефодий.

С конца XII века македонцы писали на стандартизированном искусственном славянском языке, которым с незначительными вариациями пользовались все православные южные славяне. Хотя в некоторых переводах XVII века и проглядывает более народный стиль, примерно до 1790 года неизвестно ни одного текста, близкого по языку к разговорному.

Глава 1

1876 год

Хиона вошла в гостиную, где ее сестра прилежно склонялась над шитьем.

— Мама так задерживается! — сказала она. — Лишь бы королева не была с ней сурова.

— Сурова? — повторила Хлорис. — Но с какой стати?

— Королева непредсказуема, — ответила Хиона. — А мама ее боится. Боялась всегда.

— Я думала, ее величество любит маму, — мягко возразила Хлорис. — Ведь она ее крестница.

Спорить Хиона не стала, однако в ней пробудилось одно из тех предчувствий, над которыми часто посмеивались ее мать и сестра. Что-то подсказывало ей, что в Виндзорский замок их мать пригласили не просто на обычный прием, как они полагали.

Ее королевское высочество принцесса Луиза Греческая выросла в трепете перед грозной королевой Викторией, внушавшей почтительный страх почти всем.

Ходили слухи, что ее собственный сын, принц Уэльский, дрожал в ее присутствии, так что уж говорить о дальних родственниках!

Хотя королева на свой лад обласкала принцессу Луизу, когда та с мужем была вынуждена бежать из родной страны в Англию, и милостиво предоставила в их распоряжение один из принадлежавших ей особняков, тем не менее они все безумно боялись своей благодетельницы.

Хиона опустилась на диванчик в эркере, на который из открытого окна лились теплые солнечные лучи, и попыталась убедить себя, что ее опасения напрасны. Но она знала за собой эту особую восприимчивость, которую иногда называют ясновидением, и предчувствовала что-то дурное.

Обворожительная Хиона пошла в отца, и ее черты дышали безупречным совершенством, какое греческие скульпторы придавали облику своих богинь, а глаза ее будто хранили всю таинственность этой злополучной, так часто разделяемой страны.

Красота ее старшей сестры, Хлорис, была совсем иной.

Она выглядела англичанкой, истинной англичанкой и походила на мать золотистыми волосами, голубыми глазами и изумительным бело-розовым цветом лица.

Хиона нередко повторяла, что греческое имя ей совсем не идет, что ее следовало бы наречь Элизабет, или Эдит, или Роза.

— Но ведь имена для нас выбрал папа, — напоминала Хлорис, — и как грек, он хотел выразить свой патриотизм.

— Но папина мать была англичанкой, — отвечала Хиона, — и, значит, мы гречанки лишь на четверть, как бы мы ни хвастали своей греческой кровью.

Хлорис замолкла, так как не любила спорить, а к тому же всегда терпела поражение в поединках с младшей сестрой.

Хиона блистала способностями, и принцесса Луиза часто вздыхала, потому что они не могли позволить себе взять для своей младшей дочери учителей, чтобы она глубже постигла предметы, которые ее интересовали и о которых она знала так мало!

— Почему я не мальчик, мама? — как-то спросила Хиона со вздохом. — Тогда бы я могла поступить в школу вроде Итона, а потом, возможно, и в Оксфорд.

Принцесса Луиза могла бы рассмеяться, но она ответила серьезно:

— Я так хотела подарить твоему отцу сына! Но он, дорогая, очень гордился своими красавицами дочерьми и не уставал повторять, что ты очень похожа на его прабабушку, которую в дни ее молодости провозгласили самой прекрасной женщиной Греции и воплощением Афродиты.

— Наверное, ей очень нравилось, что столько людей восхищаются ею, — заметила Хиона.

Принцесса Луиза печально улыбнулась и подумала, что ее младшая дочь в любом споре отыскивает уязвимое место, довод, на который нет ответа.

Жили они очень уединенно, так как им приходилось беречь каждый шиллинг, и принимать у себя не могли, а приглашения получали редко по той простой причине, что мало кто знал о их существовании.

Однако удача им улыбнулась. На балу в Виндзорском замке, куда ее с матерью приглашали раз в год, в Хлорис безумно влюбился младший сын герцога Тульского, который, едва ее увидев, уже не мог отвести от нее глаз.

Он пригласил ее на танец. Потом еще и еще, а на следующий день он приехал с визитом в их особнячок.

Хлорис ждала его — ее глаза сияли, как звезды, а пальцы дрожали от бурного волнения.

Юным влюбленным мир представлялся таким великолепным, таким радостным, что они не сомневались в ожидающем их вечном счастье.

Только принцесса Луиза со страхом думала, что их брак могут и не разрешить.

Она так страшилась просить королеву о Хлорис, что занемогла, и Хиона спросила:

— Но, мама, почему герцог не может обратиться к королеве вместо вас? Я не понимаю, почему вы так мучаетесь.

— Этикет требует, чтобы к королеве обратилась я как член королевской семьи, а не кто-то посторонний, — объяснила принцесса.

Потом она судорожно сжала руки и добавила с нотой отчаяния в голосе:

— Хиона, что нам делать, если ее величество не позволит Хлорис выйти за Джона? Ты же знаешь, это разобьет сердце бедной девочки.

— Если королева поступит так жестоко и мерзко, — сказала Хиона, — им придется бежать и обвенчаться тайно.

Принцесса Луиза шокированно подняла брови.

— Разумеется, Хлорис ничего подобного не сделает! — сказала она категорично. — Это вызвало бы ужасный скандал, и ее величество пришла бы в бешенство!

К счастью, ее опасения оказались напрасными.

Королева Виктория дала разрешение Хлорис сочетаться браком с лордом Джоном Крессингтоном, и она была вне себя от восторга.

Они обвенчались бы почти немедленно, но лорд Джон был в трауре по недавно скончавшейся матери, и объявить о своей помолвке они могли лишь по истечении положенных двенадцати месяцев.

— А это значит, — сказала тогда принцесса Луиза, — что с объявлением вам придется подождать до начала апреля. Свадьбу же, мне кажется, следует назначить на июль.

— Я хочу, чтобы она была в мае! — воскликнула Хлорис. — Сколько мы можем ждать, мама? И Джону не терпится представить меня своим родственникам, а сделать это нельзя, потому что королева — так глупо! — приказала нам пока молчать, и мы должны скрывать, вместо того чтобы рассказать всем, как нам хотелось бы.

Принцесса Луиза ничего не сказала, понимая, как трудно смириться с подобным.

Но она подумала, что им еще очень посчастливилось, и королева вопреки ее опасениям не стала возражать против брака между членом королевской семьи и подданным.

По правде говоря, ее величество отступила от принципов, которые так часто провозглашала, потому лишь, что считала свою крестницу принцессу Луизу весьма незначительной особой.

Принц Алфей состоял лишь в очень отдаленном родстве с царствующим греческим домом, а теперь, когда на греческий престол взошел датчанин, его семья утратила былое политическое значение, а с ним и династическое.