— Она, должно быть, этим очень гордилась.

— Я в этом уверен, и она, конечно, была подготовленной жрицей — единственная женщина, которую допускали в храм Аполлона.

— Поэтому ты и назвал меня Пифией?

— Держа тебя в своих руках, — ответил Патрик О'Коннор, — я понял, что это и есть твое имя. Поскольку я кельт, мое восприятие не совпадает с восприятием многих людей. — Он помолчал. — Однажды ты займешь особое место в мире, и тебе понадобится помощь духов и богов, которые до сих пор остаются в Дельфах.

Проникновенным голосом он продолжал:

— Я держал тебя и обращался к Аполлону: «Коснись этого ребенка своим светом, пусть ее слух, зрение и речь будут проникнуты мудростью, красотой и светом, исходящими от тебя. Позволь ей во имя тебя открывать путь тем, кто не так благословен».

Пифия тихонько вскрикнула:

— О папа, что за чудесная молитва, и я уверена, что Аполлон ее услышал!

— Конечно! — ответил Патрик О'Коннор. — И ты так прекрасна, моя дорогая, как я и мечтал.

Это, безусловно, было правдой.

Пифия обладала особой, возвышенной прелестью, отличавшей ее от других девушек. У нее были белокурые волосы, очень светлые, золотистые, как первые лучи зари на небе. Ее голубые глаза были такими же, как у матери, а ресницы — темнее, чем волосы. Она была более миниатюрной, чем ее кузина Эрина, очень хрупкой и грациозной. Для своего отца она всегда была олицетворением Афродиты, богини любви. Любовь была частью жизни Патрика О'Коннора, и он делился ею с другими, где бы ни находился. Путешествуя по Балканам, они завели множество друзей.

Патрик практиковал как врач, излечивая людей самых разных национальностей.

В тот год, когда лето перевернуло жизнь Пифии, они очень долго путешествовали по Румынии.

Девушке нравилась эта романтическая страна с ее горами и озерами, реками и дикими долинами.

Пифия, как и ее мать, любила животных. Они попадались им всюду. В горах им встречались серны, они видели бородатых орлов. В лесах на их пути оказывались рыси, медведи, дикие кошки и олени. И огромное количество птиц.

После Румынии они направились в Сербию. И через некоторое время они снова возвратились в Македонию.

Проведя свою недолгую жизнь на Балканах, Пифия легко говорила на всех местных языках.

Ирландская кровь и кельтская интуиция помогали Патрику понимать местных жителей. Как бы сложны ни были их проблемы, он старался оказать помощь каждому, кто в нем нуждался.

Теперь, после долгих путешествий по горам и равнинам, вдоль рек и озер, он решил отправиться куда-нибудь в более цивилизованное место.

Хотя вслух он этого и не говорил, но давно уже думал, что пришло время для дочери встретиться с людьми их круга.

В Италии у него были друзья, которые, он знал, им обрадуются.

Добравшись до Черногории, они обнаружили, что остались почти без денег.

Вскоре им удалось найти грузовое судно, которое должно было задешево доставить их в Италию, — дешево, поскольку груз был не слишком велик, а корабль очень старым.

Но когда они вошли в Адриатическое море, разыгралась трагедия. Поднялся ураган, который грозил унести суденышко.

Капитан решил попытаться вернуться в порт, но оказалось слишком поздно. Во время яростного шторма корабль буквально распался на куски.

Пифию разыскал и спас матрос. Было просто чудом, что они смогли добраться до берега. Все остальные утонули. Остатки корабля разбились о скалы.

С помощью английского посольства в Черногории Пифию отослали обратно в Англию. Путешествие заняло много времени, и однажды случайно она встретила свою тетю в Виндзорском парке.

Принцесса Эйлин была рада Пифии. Узнав о смерти сестры, она зарыдала.

Они с Эриной жили довольно скромно, едва сводя концы с концами. Но она была готова поделиться всем со своей осиротевшей племянницей.

Она так любила свою сестру, что едва могла поверить, что никогда ее не увидит или хотя бы не получит весточку из путешествия, как происходило все эти годы.

— Мама так часто рассказывала о вас, тетя Эйлин, — сказала Пифия, — и я так рада, что у меня есть кузина — такая же, как и я.

Принцесса Эйлин была довольна, что девочки подружились. Но по ночам она думала: что же станет с ними в дальнейшем? Ее здоровье постепенно ухудшалось. Последние три зимы она страдала от артрита в ногах и спине.

Дни стояли морозные, но они не могли позволить себе купить достаточно дров. В доме было сыро и холодно, принцесса Эйлин боялась жаловаться.

«Нам еще повезло, что есть крыша над головой», — говорила она себе.

Но она постоянно вспоминала о том безбедном существовании, которое они вели с мужем на его родине.

От сознания собственной беспомощности трудно было удержаться от слез.

Она часто думала о том, что королева Виктория могла бы уделять им чуть больше внимания, и не столько ей — это было не так важно, — сколько Эрине, которую ни разу не приглашали в Виндзорский замок.

А теперь принцессе Эйлин нужно было подумать и о восемнадцатилетней Пифии.

Ее юная племянница была так прекрасна, что когда они ходили за покупками, то люди на улице останавливались и смотрели на нее.

Экипаж, запряженный парой белых лошадей, остановился возле крытого соломой коттеджа.

Камергер вручил принцессе записку. Королева просила принцессу Эйлин посетить ее по очень важному делу.

Принцесса не могла представить, что произошло. У нее мелькнула мысль, что, возможно, народ Серифоса просит ее вернуться. Но она сказала себе, что это мало вероятно.

Лошади ждали.

Поскольку Эрины нигде не было видно, Пифия помогла тете надеть ее лучшее платье, которое висело в шкафу уже несколько лет. Принцесса надела также свою лучшую шляпу, которая оказалась уже давно вышедшей из моды.

— Как вы, должно быть, волнуетесь, тетушка, — сказала Пифия, — попробуйте запомнить все, что увидите, и всех, кого встретите, чтобы вечером рассказать нам.

— Обязательно, — кивнула принцесса. — Но я не могу предположить, почему ее величество желает меня видеть.

Голос выдавал ее волнение.

— Не бойтесь, тетя Эйлин, — отозвалась Пифия, — когда нам рассказывали о ком-нибудь, например о короле Чифтэйна, которого все боялись, папа всегда говорил: «В конце концов, он просто человек, и, если его уколоть, пойдет кровь!»

Принцесса попыталась рассмеяться, но у нее не очень-то получилось.

Помогая тете усесться в экипаж, Пифия почувствовала, как та дрожит.

Она проводила карету взглядом, а затем отправилась искать кузину. Она знала, что та где-то неподалеку рисует акварели, которые надеялась продать.

— Когда у меня станет получаться лучше, — заявила Эрина матери, — я отнесу свои картины в магазин в Виндзоре и попрошу продать их.

Принцесса ужаснулась:

— Ты не можешь этого сделать, дорогая! Представь, что будет, если узнает королева?

— Если королева не дает нам достаточно денег, нам придется их заработать! — твердо сказала Эрина. — Я устала от бедности, устала носить старые платья или шляпки, которые больше напоминают птичье гнездо!

Принцесса засмеялась, но в ее глазах таилась боль.

По пути в замок она вспомнила этот разговор. Она думала, удобно ли будет попросить у королевы немного денег для двух девушек. Ее величество еще не знала, что Пифия тоже живет в их домике с соломенной крышей.

Не было смысла сообщать ей или кому-либо из властей о том, что у них живет гостья. Вряд ли эта новость прибавит хоть пенни к их пенсии.

Пифия поискала Эрину среди деревьев и затем вернулась в дом.

«Интересно, куда она подевалась?» — задумалась она.

Девушка отправилась в кухню поискать что-нибудь для приготовления обеда. В кладовой почти ничего не было.

Пифия подумала, что, может быть, она потушит остатки кролика, пойманного вчера в лесу мальчишкой. Пифия дала ему несколько пенни, и он убежал в надежде поймать еще одного.

Девушка была уверена, что, узнав об этом, королевские лесничие придут в ярость. Но было бы глупо прогнать мальчишку и остаться голодными.