Через несколько дней показания старика подтвердили и другие горожане и сельские жители. Нужно было действовать немедленно. Создалась оперативная группа, в которую вошли Гаврила Иванович Осадчий, начальник Николаевского райотдела НКГБ подполковник Гудков и другие офицеры. Разработали план операции.

В один из осенних дней чекисты и пограничники окружили лес и предложили бандитам сдаться. Но они открыли огонь, а потом стали разбегаться. Это их не спасло: почти все были схвачены. Одного из националистов Гаврила Иванович спросил:

— За что вы воюете?

— За самостийность Украины, — ответил тот.

— А люди хотят этого?

— Не знаю, — опустил голову парень. — Мне сказали, что если я не буду помогать им, то они убьют меня…

Теперь нужно было выловить остатки банды, а самое главное — обезвредить руководителя. Сдавшиеся показали чекистам, где находится основной схрон. На второй день оперативная группа снова вышла в лес. Гаврила Иванович приказал подчиненным первыми не стрелять. «Эти обманутые люди поймут свое заблуждение, — думал он, — и сложат оружие. А тогда будут трудиться, как трудились они и раньше, до войны». Приблизились к схрону. Он был тщательно замаскирован: на нем росла трава, зеленели молодые деревья. Чекисты опять предложили националистам сдаться. В ответ из схрона полетели гранаты, застрочили пулеметы и автоматы. Несколько воинов было ранено. Теперь стало ясно, что без крови не обойтись. Гаврила Иванович еще раз крикнул:

— Сдавайтесь! Иначе — стреляем.

И опять в ответ — огонь. Ну, если враг не сдается — его уничтожают! В схрон полетели гранаты. Уцелевшие бандиты с поднятыми руками выходили из своего логова. В схроне потом были найдены радиопередатчики и фотоаппараты, оружие, пачки советских денег, фашистское обмундирование, пишущие машинки и стеклографы.

Проходили дни, месяцы, годы. Труженики западных областей Украины убедились в обмане агентов империализма, твердо пошли по новой дороге, вместе со всеми тружениками Советской страны. Заросли чертополохом бандитские схроны, преобразились города и села. Поднялись к небу вышки шахт, вырос красавец город Червоноград, расправил свои широкие плечи Раздол. Изменил свое лицо и древний украинский город Львов. Дети бывших бедняков стали инженерами и врачами, строителями и офицерами Советской Армии, агрономами и педагогами, шахтерами и железнодорожниками. Главари национализма утратили поддержку обманутых имя когда-то людей. Всем сердцем восприняв Советскую власть, они твердо сказали: «Страшному былому не бывать!» Порвав со старым, они активно включились в строительство новой жизни в своем родном крае, вместе со всеми трудящимися западных областей Украины умножают достояния нашей республики, своей родной Советской Отчизны, Они часто добрым словом вспоминают тех, кто помог им выйти на светлый путь новой жизни, Среди них — и имя Гаврилы Ивановича Осадчего.

НИКОЛАЙ ДАЛЕКИЙ

«ШКВАЛ»

Вечером 31 марта 1945 года четыре транспортных самолета поднялись с аэродрома и взяли курс на Прагу. Диверсионно-разведывательная группа «Шквал» — восемнадцать человек — вылетела на задание. На первом и втором самолетах находились люди, остальные были загружены «багажом».

Командир группы Николай Иванович Григорьев летел в головном самолете. Было темно. Все сидели молча. Командир знал, о чем думают его товарищи, так как и сам он думал о том же, в тылу врага их ждут всевозможные опасности. Там, на земле, многое, если не все, будет зависеть от их воли, выносливости, сообразительности, смелости. В самолете, на первом этапе выполнения задания, их судьба полностью зависела от искусства летчиков.

Удастся ли им пересечь линию фронта? Сбросят ли группу точно в то место, где она должна обосноваться? Эти два вопроса тревожили каждого. Все остальное казалось менее важным.

Линия фронта обозначилась дрожащими, точно зарницы, отсветами, а когда подлетели ближе — густыми вспышками огней. Была красивой эта беспорядочная «иллюминация», и казалось, что люди там внизу, на земле, не воюют, а празднуют.

«Неужели будут замечены в черном небе наши самолеты, идущие с потушенными бортовыми огнями?» — подумал Григорьев и тут же увидел, как почти одновременно темноту прорезали три расширяющихся кверху голубых столба. Они быстро зашарили в небе, и вдруг в окно ворвался ослепительный свет и стали видны сгорбившиеся фигуры десантников с напряженными лицами. Самолет сильно накренился, вырвался из луча, но через две-три секунды его уловил луч второго прожектора. И началось метание вверх-вниз, в стороны, от которого захватывало дух, сжималось сердце.

Пилот маневрировал, стараясь увернуться от лучей прожекторов. Самолет то попадал в полосу беспощадно яркого света, то нырял в спасительную темноту. Били немецкие зенитки. Григорьев припал к окошечку. Страшно было смотреть на близкие разрывы снарядов, на покачивающиеся голубые столбы лучей, на тянувшиеся вверх нити трассирующих пуль. Томительные секунды, минуты… Самолет движется немыслимыми зигзагами, стараясь вырваться из паутины смерти, упрямо идет вперед.

Казалось, этому не будет конца. Земля, искрящаяся вспышками, медленно уходила назад. Разрывы стали реже, лучи прожекторов наклонились вслед самолету и начали гаснуть один за другим. Кромешная тьма. Самолет перестало бросать из стороны в сторону. Из кабины летчиков вышел бортмеханик, бодро крикнул:

— Поздравляю, товарищи! Пронесло!

— Как остальные самолеты? — спросил Григорьев.

— Порядок, идут за нами.

Теперь, когда линия фронта осталась позади, все мысли сосредоточились на предстоящей выгрузке. Летчики были опытными, не раз выполняли такие трудные задания, но ведь всегда могут возникнуть непредвиденные осложнения. Не так-то легко сориентироваться ночью на незнакомой местности. Стоит немного отклониться от курса, перелететь или недолететь, и группа с первых же минут после приземления может оказаться в очень тяжелых условиях.

«Главное, чтобы никто не замешкался в самолете, и все спрыгнули своевременно», — думал Григорьев. Ему невольно вспомнился один случай. В тыл к немцам полетели два наших разведчика. Тот, кому пришлось прыгать вторым, задержался в самолете, проверяя подгонку снаряжения. Его отнесло на семь километров, и разведчики потеряли много времени, разыскивая друг друга.

Маленький отряд Григорьева состоял из хорошо проверенных и обученных людей. Среди них были представители семи национальностей — украинцы, русские, татарин, азербайджанец, поляк, немец и испанец. Все они имели за плечами немалый боевой опыт и зарекомендовали себя как храбрые, находчивые партизаны, подпольщики, разведчики. Так, например, Исмаил Емелдинов, татарин по национальности, испытал муки фашистского плена, бежал из лагеря и затем командовал созданным им партизанским отрядом. Комсомолец Василий Власюк начал партизанить в одиночку, а затем, попав в отряд, прославился как бесстрашный минер. На счету у него было несколько десятков подорванных эшелонов. Медсестра Зоя Васина сумела выскочить из вагона, когда ее вместе с другими девушками везли на немецкую каторгу. Она нашла польских патриотов и отличилась храбростью, участвуя вместе с ними в боевых операциях против гитлеровцев.

Григорьев подумал о том, как удивительно изменила война судьбы многих людей, открыла в них неведомые им самим качества. Он, например, полагал, что будет авиатором. Работая на кузбасской шахте маркшейдером, закончил школу летчиков при аэроклубе, сделал два прыжка с парашютом. Казалось бы, прямая дорога в авиацию. Но перед погрузкой в воинский эшелон вдруг вызвали двоих — его и еще одного лейтенанта: «Пойдете в школу чекистов».

Учиться в школе не пришлось, послали сразу на фронт под Орел, там-то он и учился ловить шпионов, засылать в тыл врага своих разведчиков. Там он понял, на какое геройство способны простые советские люди — женщины, старики, подростки, те, кого гитлеровцы менее всего могли заподозрить.