…За этой операцией последовали вторая, третья… Николаю уже поручали ответственные задания и больше о нем не говорили как о «молодом». На разборе одной из операций начальник объявил благодарность капитану Капустыринскому. За время пребывания в должности оперуполномоченного районного отделения на его счету было много славных дел. Под его руководством были ликвидированы две активные банды.

В кабинете начальника районного отделения тишина. Над столом склонились двое — майор Худяков и капитан Капустыринский. Перед ними карта района.

— Вот здесь он снова появился, — говорит майор, показывая на деревню Сасово.

Николай молча слушает. В Сасово сложилось тяжелое положение. Орудовала здесь банда, которой верховодил некто Гирный. Сколько несчастья принес главарь шайки и его подручные населению! Ему не раз удавалось уходить от чекистов. Зарывшись в свою нору, он некоторое время не давал о себе знать, и вот опять появился в Сасово.

— Придется вам, Николай Васильевич, взяться за ликвидацию Гирного, — сказал майор Худяков.

— Раз надо — значит, надо, — ответил Капустыринский, и мысли его уже были сосредоточены на одном: как лучше выполнить это задание.

…Казалось капитану Капустыринскому, что все в районе ему знакомо, известно. Он привык к здешним местам. Хорошо знал многих жителей. И они знали его, тянулись к нему с разными вопросами, радостями, бедами. Но вот, приехав с оперативной группой в Сасово, офицер столкнулся с такой обстановкой, которая ставила его не раз в тупик. В селе было необычайно пустынно: люди, запуганные бандитами, боялись даже днем выходить на улицу, уклончиво отвечали на вопросы.

Чекисты заходили в дома. Испуганно, настороженно встречали их крестьяне.

— Вам-то что, — говорили они Николаю. — Побудете здесь да уедете себе в город. А к нам Гирный после этого пожалует, и тогда заплачешь горькими слезами.

Чекисты успокаивали, объясняли, что не покинут Сасово, пока Гирный ходит на свободе, что не дадут в обиду крестьян. Но в ответ люди молчали.

Ну как убедить запуганных бандитами крестьян, как добиться, чтобы они поверили чекистскому слову? Сколько раз думал об этом Николай, советовался со своими товарищами. Пришли к единому мнению: надо найти путь к сердцам крестьян, и тогда они помогут чекистам в их борьбе с бандой.

Дни, казалось, проходили без пользы. Но это только на первый взгляд. А каждый вечер, выслушивая товарищей, капитан Капустыринский чувствовал, приходил к убеждению, что Гирный скрывается где-то в селе, может быть, совсем рядом. Особенно подозрителен был один дом.

— Я туда завтра вечером наведаюсь, — решает капитан. — Что-то очень скрытным выглядит хозяин этого дома. А может быть, и сам состоит в банде?..

…Вечерело. Хозяин приветлив, всем своим поведением хочет показать, что рад гостю.

— Может, засветить огонек? — услужливо предлагает он.

— В самый раз, — отвечает капитан. — При свете оно вроде и на душе веселее будет…

— Где уж нам тут до веселья, — вдруг переходит на другой тон хозяин. — Кругом такое творится…

Вдруг видит капитан, как зло блеснули глаза хозяина.

Что это? Вроде какая-то тень мелькнула в серой мгле наступающего вечера и появилась перед окном.

Раздался выстрел.

Смертельно раненный в голову, чекист упал на пол. Буквально в считанные минуты прибежали товарищи. Но было уже поздно. Они молча обнажили головы.

Так на боевом посту погиб оперуполномоченный Олесского районного отдела госбезопасности капитан Николай Васильевич Капустыринский.

Бандитский выстрел будто вывел из сна крестьян. Они понимали, что их пассивность только на руку врагу. Чем могли помогали чекистам разгромить банду Гирного.

Хоронили отважного чекиста в районном центре. Похороны были многолюдными. Отдавая последний долг отважному чекисту, жители выражали свою ненависть к врагам нашей Родины. У могилы было сказано много слов о тех, кто не щадя жизни стоит на страже безопасности советских людей…

Как только я сошел с автобуса, сразу же очутился в празднично настроенной толпе. Был субботний день, и жители города высыпали на улицы.

Когда встречаешь старого знакомого, которого не видел много лет, то на его лице обязательно найдешь те перемены, которые говорят о том, что молодость неотвратимо уходит с годами.

Олеско тоже мой старый знакомый. Но сейчас, шагая по его улицам, разыскивая знакомые еще по послевоенным годам дома, я ловлю себя на мысли, что не морщины старости, а приметы молодости вижу я в современных домах, заасфальтированных улицах, благоустроенных скверах… С чувством внутренней радости я читаю, вывески: «Школа», «Дом культуры», «Универмаг», «Детский сад», «Дом пионеров».

И мне подумалось, что в этом новом, светлом облике города, которому Советская власть принесла вторую молодость, есть частица, внесенная капитаном Н. В. Капустыринским и многими другими верными сынами нашей Отчизны, которые так много сделали, чтобы люди жили сегодня счастливо, радостно.

…Могила капитана Н. В. Капустыринского утопала в живых цветах. Тихо шелестели низко склоненные ветви деревьев. Казалось, будто они перелистывают страницы книги славной биографии чекиста, эпиграфом к которой могли бы быть слова Феликса Дзержинского:

СТЕПАН МАЗУР

ЦВЕТОК РОМАШКИ

…Сразу после разгрома бандеровской боевки в одном из схронов села Дорожева, что недалеко от Дрогобыча, когда был убит сам «районный проводник» ОУН Цяпка, Василий попросил у генерал-майора Александра Николаевича Сабурова разрешения отлучиться на три дня, чтобы съездить в Карпаты — к любимой девушке. Последний раз он видел Марийку в ту ночь, когда началась Великая Отечественная война. Василий тогда был дежурным на станции Дорожев.

От девушки не было никаких вестей за все годы фашистской неволи. Стонала прикарпатская земля. Оккупанты при помощи своих наймитов — украинских буржуазных националистов — зверски расправлялись с советскими патриотами. Особенно жестоко мстили они подпольщикам из Народной гвардии имени Ивана Франко, действовавшей на Львовщине. Так, в октябре 1943 года в центре Дрогобыча гитлеровцы повесили рабочего-коммуниста Михаила Васильевича Петрива, а через некоторое время расстреляли трех братьев коммунистов-подпольщиков из села Червоной Летни — Василия, Николая, Ивана Хамандяков и десятки других патриотов, боровшихся за волю и счастье своего народа.

И только в начале мая 1944 года, когда Красная Армия гнала гитлеровские орды с многострадальной галицкой земли, Василий получил долгожданную весточку:

Отвечая на письмо, девушка писала:

Больше писем не было, — наверно, девушка не хотела навлекать на себя подозрений оуновцев, которые прислушивались к разным разговорам, следили, кто с кем переписывается, доносили об этом «украинской полиции».

Не написала Марийка Василию и в первые дни после освобождения Прикарпатского края Красной Армией. Напрасно ждал парень от нее хоть слова.

«Где она? Почему молчит? Что случилось?» — думал он, пробираясь на попутных машинах все выше в горы…

В Тухольку Василий приехал в пору «бабьего лета», когда Верховина наряжается в свои самые яркие одежды. С горных вершин, багровеющих в лучах заходящего солнца, уже повеяло прохладой. У крайней хаты Василий увидел женщину, вежливо поздоровался с ней и попросил напиться.