Александр устремил взгляд своих прищуренных, задумчивых глаз сквозь ветровое стекло вдаль. Ему, впервые прибывшему на запад Украины, вспомнилась Вологодщина, где он родился и вырос. Бесконечные равнинные поля, леса, тянущиеся на сотни километров, озера, отсвет северного сияния… И вот Карпаты… Он никогда не видал их, но полюбились они ему сразу, как только очутился здесь.

Газик мчал вперед. Выскочил на возвышенность. Журавлев, считавший себя в этих краях старожилом, знакомил новичка:

— Видишь нефтяные вышки? Там — Борислав. А в стороне — островок белых корпусов курортного городка Трускавца. Слыхал о нем?

— Слыхал, слыхал…

Вскоре газик спустился вниз, и горизонт сузился. Машина вошла в село. По обе стороны — домики. Где добротные — под железом и черепицей, где убогие — под соломенной стрехой. Справа в одной из хат окна и двери накрест забиты досками.

— Всю семью бандеровцы истребили — вот и пустует жилье, — пояснил Журавлев, показав рукой на осиротевшую хату.

Глаза Ипатова стали угрюмыми, лицо посуровело.

— И войны нет, а невинные люди гибнут, — глухо промолвил он.

Журавлев тем временем подал знаю водителю, и тот притормозил у низкой изгороди. Подполковник, бывавший здесь раньше, открыл калитку и направился к двери домика с вывеской «Сельсовет». За ним широко шагал невысокий, коренастый, крепкий в плечах лейтенант Ипатов.

— Привет, друзья! — раздался звонкий голос Журавлева.

— Доброго здоровья, Яков Антонович! — послышалось в ответ.

В накуренной комнате сидели трое крестьян: средних лет, с приятным улыбчивым лицом — Филимон Лисович, чуть старше его возрастом, худощавый, добродушный — Григорий Федык и щупленький — дедок Игнат Удыч. Старым своим знакомым Журавлев крепко пожал руки. Поздоровался со всеми и Ипатов.

— Где же председатель сельсовета? — поинтересовался Журавлев.

— С утра еще подался в город. Говорил, что вызывают в райисполком, — ответил Григорий Федык.

— О чем же здесь толкуете? — дружелюбно спросил подполковник, закуривая папиросу.

— Колхозы в соседних селах создаются, вот мы думаем, что и нам пора организовать. Коллектив ведь — большая сила! — заговорил энергичный и бойкий Филимон Лисович. — Не отставать же нам от других.

— Колхоз — верный путь к лучшей жизни, — рассудительно сказал Журавлев. — Получите машины, инвентарь, облегчится труд, урожаи станут лучшими…

Сельские активисты рассказывали гостям о своих планах на ближайшее время. В селе собираются строить школу, чтобы все дети могли учиться, оборудуется помещение для сельского клуба-читальни. Но больше всего речь вели о создании колхоза.

— Радуются наши крестьяне, что от панов и фашистов освободились, — говорил бывший батрак Григорий Федык. — Да вот нету покоя от бандеровцев!

— Шныряют по ночам бандиты, как голодные волки: грабят людей, убивают! — сердито бросил Филимон Лисович.

— Сынка моего недавно убили антихристы, — с горечью отозвался дед Игнат. — А за что? За то, что в Красной Армии служил, с фашистами воевал, а когда вернулся с фронта — о колхозе слово молвил… — Старик достал из кармана окровавленную веревку, показал лейтенанту. — Посмотри, парень, посмотри. Этим мотузком бандиты связали моего сына, вытащили из хаты, издевались, а потом расстреляли…

Слезы заблестели на глазах отца, а в сердце заныла неизлечимая рана. Игнат стоял и, как в забытье, держал в руках веревку. Это была память, страшная память о сыне.

— И погибели нету на тех душегубов! — с негодованием промолвил Федык.

— Придет на них погибель, придет! — убежденно сказал взволнованный лейтенант Ипатов.

…Заурчал мотор газика. На обратном пути к Дрогобычу проезжали снова около опустевшей хаты. «Как же так? Ни за что уничтожить всю семью? Убить фронтовика?» — думал Ипатов. Журавлев, как бы угадывая мысли своего нового подчиненного, проговорил!

— Видел, лейтенант, как горная река несет бревна, корневища и все, что попадает в бурное течение? Так и новая жизнь в этом крае снесет со своего пути бандеровцев и всякую нечисть, не останется от них ни малейшего следа.

В разговоре не заметили, как подъехали к городу. Машина уже шла по улицам Дрогобыча.

— Так вот, Александр, дорогу в Лужок и другие села я тебе показал, кое с кем познакомил, теперь осваивайся, — сказал Журавлев, когда они вышли из машины и направились в здание областного управления госбезопасности.

— Разрешите? Вы меня вызывали?

— Да.

— Слушаю! — стал перед подполковником Ипатов.

— Нам сообщили, — стал объяснять подполковник Журавлев, — что за Лужком на берегу Быстрицы, где водокачка, завтра на рассвете появятся два бандеровца. Один из них по кличке Чумак, — Журавлев подал его фотографию, — второй — главарь местной банды, отъявленный головорез Сойко. Они захворали, хотят встретиться с доктором…

— Там и накроем их! — нетерпеливо заявил Ипатов.

— Подберите бойцов. Продумайте все как следует. Не медлите, но и не спешите. Желательно взять их живыми. Ну, а коль не удастся, тогда…

— Задание понял.

— Приступайте к делу! — провожал взглядом подполковник лейтенанта.

…Телега, запряженная парой гнедых, ночью бесшумно двигалась полевой дорогой. Недалеко от речки ездовой остановил лошадей. Бойцы, соскочив с повозки, тесным кольцом обступили Ипатова. Лейтенант изложил план операции.

Три бойца залегли вблизи того места, где предполагалась встреча бандитов с врачом. Ипатов вместе с молодым, как и он сам, чекистом лейтенантом Лебедевым направился в глубь кустарника.

Только лишь зарделась утренняя зорька. Густым бурым покрывалом висевшая темнота начала расступаться. В тумане уже стали просматриваться горы. У чекистов оружие наготове. Слух, внимание, глаза — все напряжено до предела.

Александр Ипатов вглядывался в предутреннюю мглу. В памяти всплывали фронтовые события.

…Один из летних дней сорок третьего года. Гремит артиллерийская канонада. А он, сержант Ипатов, вместе с ротой стрелков, крепко держа автомат, идет на штурм безымянной высоты западнее Смоленска. С вершины этой высотки строчит пулемет, летят мины. Но это не останавливает наших бойцов. Падают убитые, раненые, а те, кто не выпустил из рук оружия, с возгласами «ура!» идут на врага. Кричал и он во весь голос, посылая по гитлеровцам свинцовые очереди, с неистовством бросал гранаты. Вот взята первая траншея. И с новой силой гремит победное «ура!»

«То было в открытом бою на фронте, — думал Александр. — А здесь… здесь иной, но тоже фронт…» Шелохнулись ветви, зашуршали листья. Что это? Вспорхнули птицы и стаей понеслись над кустарником. И снова тихо-тихо.

Не ослабляет внимания Ипатов. Прислушивается к каждому шороху идущий рядом Лебедев. Оглядываясь вокруг, они вышли на берег речки. А на противоположном берегу черным силуэтом вырисовывалась старая водокачка. Ипатов и Лебедев шагнули в воду и перешли речку вброд. За стеною кустов — большая развесистая ива. Приблизились к ней.

— Кто-то здесь был, — определил Ипатов. — И, кажется, совсем недавно.

— Да, следы свежие, — подтвердил Лебедев.

На примятой траве валялись пустые консервные банки, бутылки от спиртного, крошки хлеба, клочья бумаги.

— Опоздали мы, — с досадой прошептал Лебедев.

— Не торопись с выводами, — поднял сосредоточенные глаза Ипатов.

— Предлагаешь ждать?

— Пока что уйдем отсюда, а позже вернемся, — решил Ипатов.

…По сигналу, напоминающему крик кукушки, собрались все бойцы. Пошли кустарником по берегу реки за старую водокачку. А когда стало совсем светло, направились к развесистой иве. И снова, как первый раз, бойцы окружили кустарник, а два лейтенанта тихо прочесывали кусты. Вдруг Лебедев тронул Ипатова за плечо. Прошептал:

— Слышишь храп?

Прислушались. Между кустами за несколько метров от ветвистой ивы спали двое. Один вытянулся, как колода, положив взлохмаченную черноволосую голову на автомат. Второй лежал на боку, напоминая огромного набухшего червяка.