Казань оказалась последним городом, в котором Сергей Павлович Королев отбывал свое незаслуженное наказание. Он провел в неволе шесть лет вместо восьми.
В Указе Президиума Верховного Совета Союза ССР от 27 июля 1944 года о досрочном освобождении со снятием судимости были указаны фамилии Королева и его руководителя Глушко.
Вы думаете, что Сергей Павлович сразу же уехал в Москву?
Нет, он остался в Казани.
Правда, жил уже в собственной комнате, которая находилась в самой обычной шестиэтажке, на одной из улиц города. Никакой охраны, никаких соседей по комнате.
Почему же Сергей Павлович не уехал в Москву? Мог же!
Во-первых, интересы государства требовали, чтобы он остался в Казани и продолжил свою работу.
Во-вторых, в Казани была эта самая работа, а в Москве он мог оказаться не у дел. Вряд ли деятельную натуру Королева устраивал подобный вариант.
В-третьих, он, должно быть, хотел привыкнуть к «вольной» жизни, чтобы не появляться перед домашними в образе вчерашнего заключенного.
Итак, Королев остается в Казани, становится практически самостоятельным, независимым от своего формального руководителя Глушко. Свою группу Сергей Павлович называет «Бюро самолетных реактивных установок при ОКБ-РД на заводе № 16».
В Москве он окажется только спустя три месяца после Победы — прилетит в служебную командировку.
Девятого августа 1946 года Сергей Павлович Королев получит свой главный титул, свое главное звание — министр вооружения СССР Дмитрий Федорович Устинов подпишет приказ № 83-К: «тов. Королева Сергея Павловича назначить Главным конструктором „изделия № 1“ НИИ-88».
Владимир Войнович
Меня слишком пугали
и ничем более напугать не могут.
М. Булгаков. «Мастер и Маргарита»
«Представьте себе, что вы выходите на Красную площадь и не находите на ней ни собора Василия Блаженного, ни мавзолея Ленина, ни даже памятника Минину и Пожарскому. Есть только ГУМ, Исторический музей. Лобное место, статуя Гениалиссимуса и Спасская башня. Причем звезда на башне не рубиновая, а жестяная или слепленная из пластмассы. И часы показывают половину двенадцатого, хотя на самом деле еще только без четверти восемь».
Представили? Кто такой Гениалиссимус неважно — можно представить на его месте любого человека, хоть самого себя.
Продолжим. «Когда я подошел к бывшей Советской площади, я был удивлен еще больше. Знакомого мне по старым временам памятника Юрию Долгорукому на лошади там не было. То есть сама лошадь была, но на ней сидел не Юрий Долгорукий, а Гениалиссимус. В одной руке он держал свою книгу, а в другой меч».
Книгу о Москве будущего — «Москва 2042», отрывки из которой вы только что прочли, написал Владимир Войнович.
Написал давно — более двадцати лет назад, еще во времена существования Советского Союза.
В те времена написание подобной книги, книги, в которой идея построения коммунистического общества была филигранно препарирована и мастерски высмеяна, могло грозить писателю большими неприятностями. Даже если писатель уже жил за пределами Советского Союза. Пресловутый соратник Ленина Лев Троцкий аж в Мексике скрывался от своих товарищей. Думаете, это ему помогло? Нисколько.
Владимир Войнович не только писал о Москве — он в ней жил и работал. Четверть века — а это, согласитесь, немалый срок. Покинуть Москву его вынудили. Вот что пишет он сам:
«В январе 1980 года ко мне в московскую квартиру явился человек из КГБ и сказал, что Советская власть и советский народ слишком долго меня терпели, а теперь их терпение кончилось, и посему мне предлагается покинуть Советский Союз, и как можно скорее. Я подумал и согласился. Потому что мое терпение тоже было исчерпано. 21 декабря 1980 года, практически в канун неправославного Рождества, я, моя жена и семилетняя дочь оказались в Мюнхене».
Вдогонку Владимира Николаевича лишили советского гражданства.
УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР
О лишении гражданства СССР Войновича В. Н.
Учитывая, что Войнович В. Н. систематически занимается враждебной Союзу ССР деятельностью, наносит своим поведением ущерб престижу СССР, Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
На основании статьи 18 Закона СССР от 1 декабря 1978 года «О гражданстве СССР» за действия, порочащие высокое звание гражданина СССР, лишить гражданства СССР Войновича Владимира Николаевича, 1932 года рождения, уроженца гор. Душанбе, временно проживающего в ФРГ.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
Л. БРЕЖНЕВ
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР
М. ГЕОРГАДЗЕ
Москва, Кремль, 16 июня 1981 г. 5075-Х
Владимир Войнович тогда жил в Федеративной Республике Германии, в городе Мюнхене. Я не могу написать просто «в Германии», потому что Германий тогда было две. Передовая, самая-самая лучшая Германская Демократическая Республика, сокращенно — ГДР, оплот немецких коммунистов, и «загнивающая», «раздираемая противоречиями» Федеративная Республика Германия, сокращенно — ФРГ.
Он не мог не откликнуться на проявленное к нему внимание, что выглядело бы очень невежливо, и написал Леониду Брежневу, который тогда правил не только Советским Союзом, но и всем социалистическим миром, письмо.
Оно короткое и, в отличие от Указа, очень хорошо написано, поэтому я приведу его полностью. Вот оно:
«Господин Брежнев!
Вы мою деятельность оценили незаслуженно высоко. Я не подрывал престиж советского государства. У советского государства, благодаря усилиям его руководителей и Вашему личному вкладу, никакого престижа нет. Поэтому по справедливости Вам следовало бы лишить гражданства себя самого.
Я Вашего указа не признаю и считаю его не более чем филькиной грамотой. Юридически он противозаконен, а фактически я как был русским писателем и гражданином, так им и останусь до самой смерти и даже после нее.
Будучи умеренным оптимистом, я не сомневаюсь, что в недолгом времени все Ваши указы, лишающие нашу бедную Родину ее культурного достояния, будут отменены. Моего оптимизма, однако, недостаточно для веры в столь же скорую ликвидацию бумажного дефицита. И моим читателям придется сдавать в макулатуру по двадцать килограммов Ваших сочинений, чтобы получить талон на одну книгу о солдате Чонкине.
Владимир Войнович. Июнь 1981 года, Мюнхен»
Поясню насчет двадцати килограмм макулатуры. В Советском Союзе хорошую книгу купить было трудно. Вся полиграфическая мощь социализма уходила на печатание всякой идеологической и идейно выдержанной белиберды. Но существовала одна лазейка. Тех же «Трех мушкетеров» Дюма или «Повести о Ходже Насреддине» Соловьева можно было купить по специальному талону, для получения которого надо было сдать в пункт приема вторичного сырья двадцать килограмм макулатуры. Короче говоря, сберег дерево — получи книгу! Разумеется, кроме талона за книгу надо было отдавать еще и деньги.
Родился Владимир Николаевич Войнович в городе Сталинабаде — нынешней столице Таджикистана Душанбе.
Отец Владимира Войновича, Николай Павлович Войнович, был журналистом. Работал ответственным секретарем газеты «Коммунист Таджикистана». В 1936 году его арестовали и отправили в лагеря как «врага народа». Преступление Николая Павловича заключалось в том, что он не верил в построение полного коммунизма в одной отдельно взятой стране, считая, что это может случиться только во всех странах одновременно после мировой революции. Этого хватило, чтобы провести за решеткой пять лет.
Должно быть, из далекого тридцать шестого года и идут корни неприятия Владимиром Войновичем Советской власти и любого тоталитаризма вообще.
Сталина он, по собственному признанию, ненавидел лет с четырнадцати. И к тому же в Ленине сомневался.
В Москву Владимир Войнович приехал в 1956 году, отслужив в армии (тогда служба длилась четыре года). В течение пяти лет он работал плотником на стройке, полтора года проучился в Московском областном педагогическом институте имени Н. К. Крупской, а в конце концов устроился на работу в редакцию сатиры и юмора Всесоюзного радио в должности младшего редактора. (И все это время Войнович писал. «Одно время я все бросил, — напишет он позднее. — Только писал. Деньги не зарабатывал. Я был нищий, у меня были одни штаны, стоптанные ботинки, а я писал, писал, писал… Приехал в Москву в 56-м, а начали меня печатать в 61-м. Голодный. Одни брюки, которые я смотрел на просвет: нет ли дырок? Я мог бы чем-нибудь заняться, чтобы жить более или менее сносно и иметь вторые брюки. Но я этого не делал, потому что был весь поглощен работой».