— Расскажи подробно, в чем дело?

— Гортензия прислала мне сегодня факс с подтверждением своего обвинения против Грега. Она кое-что выяснила у секретарши Чарльза Мандера, президента "Джорджтаун Электрик".

— Умница Гортензия! Она всегда начеку. Что же она выяснила?

— Грег заявил Мандеру, что теперь он фактически глава моего агентства, что я отошла от дел.

— Черт бы его побрал! — взорвался Джонатон.

— Это еще не все. Грег уговорил Мандера перевести ему гонорар на личный банковский счет. Иными словами, оплата предложений, которые я подготовила, достанется Грегу.

— Подонок! Сукин сын!

— Я просто не поверила Гортензии, когда она впервые сообщила мне о махинациях Грега. Мне и в голову не приходило, что он способен на такую подлость. Я не верила, пока Гортензия ни прислала мне копию контракта с подписями Грега и Мандера. Я извергала проклятия, как проснувшийся вулкан, когда прочла документ, и до сих пор в шоке.

— Ты собираешься поговорить с Мандером? Почему бы тебе не позвонить ему прямо из Парижа?

— Нет, это не телефонный разговор. Когда вернусь, то хочу посмотреть ему в глаза, пусть он мне лично объяснит, как такое могло произойти. И потом, я уверена, его секретарша ему уже все рассказала.

— Умница, ты все верно решила. Я тебе уже говорил, что ты умница?

— Давай забудем на время о Греге Уиллисе, меня эта ситуация сильно вывела из себя. Не хочу даже о нем думать. Скажи мне пару приятных слов.

— Хорошо. Я хочу быть с тобой рядом. Если бы ты знала, как я хочу послать к черту это совещание, на котором сейчас перерыв, и оказаться рядом с сексуальной изумительной женщиной, которая возлежит в эту минуту в тонкой ночной рубашке на широченной постели, и одна ее поза вызывает у меня приступ желания броситься к ней и овладеть ее страстным телом.

— Отлично! — Марийка зажгла торшер и осмотрела свою ночную рубашку. "Завтра же, — решила она, — надо зайти в какой-нибудь модный магазин и купить себе новое шикарное нижнее белье и ночные сорочки". — Я скучаю по тебе, Джонатон, и я люблю тебя.

— Я по тебе больше скучаю. Почему мы с тобой все время оказываемся на разных континентах? Завтра я улетаю на Дальний Восток. Мне все труднее и труднее становится, когда я вынужден тебе говорить, что меня не будет недели три. Если бы ты вышла за меня замуж, я бы брал тебя с собой.

— А как же моя работа? — Опять в их разговоре возникла пауза.

— Ты хочешь сказать, что я и дальше буду странствовать один, а ты будешь заниматься своими делами? Какой же это будет брачный союз, Марийка?

— Восхитительный! — Она решила во избежание дальнейшего напряжения сменить тему беседы. — Джонатон, лучше подумай, как нам будет хорошо вместе через три недели, когда мы встретимся.

— Послушай, у меня снова собираются в кабинете сотрудники на совещание. Я попрошу миссис Мэтьюс сообщить тебе подробности моего маршрута. Учти, я буду звонить каждую ночь.

— Я с нетерпением буду ждать, когда мы снова займемся с тобой любовью.

— Ты знаешь, как отвлечь мужчину от мыслей о совещании.

Они одновременно повесили телефонные трубки. Марийка еще некоторое время оставалась сидеть в кресле, предаваясь невеселым размышлениям. У них с Джонатоном возникли неразрешимые проблемы. Их отношения все еще окрашивал налет романтизма, они устраивали себе праздник после долгой разлуки. Их ежедневные телефонные переговоры не заменяли непосредственного общения, но им нужно что-то решать, больше не откладывая ничего в дальний ящик. Они должны определиться со свадьбой и заняться приготовлениями.

Марийка уснула сразу, как только легла.

Лайза радостно встретила вернувшуюся из Парижа мать.

— Что-то ты слишком возбуждена, — отметила Марийка, целуя дочь.

— Ну, давай же, мам, не тяни, покажи, что ты привезла?

— Почему ты решила, что мне в Париже нечего было делать, и я только тем и занималась что искала тебе подарки.

— А что у тебя в этих сумках?

Марийка задорно помахала в воздухе пластиковой сумкой и кинула ее Лайзе. Дочь на лету поймала ее, сорвала упаковку и увидела кожаный плащ.

— Красотища! — взвизгнула от восторга Лайза. — И расклешен, как пирамида. Отлично, мам, спасибо!

Она чмокнула Марийку в щеку и закружилась по комнате, любуясь собой в обновке. А Марийка принялась разгружать собранные во Франции производственные образцы, рекламные каталоги, фотографии, фотокопии документов и рисунков, заметки о наполеоновской эпохе. Все это она собиралась использовать для разработки рекламной компании для "Люксфудс". Заинтересовавшись, Лайза уселась на кровать и расспрашивала мать о каждом предмете. Марийка с увлечением стала объяснять свою идею использования символики наполеоновского герба как рекламного символа новой продукции.

— Эй, детка, может ли моя дочь проявлять такой интерес к рекламному бизнесу? — закончила вопросом свой рассказ Марийка.

— Послушай, — рассмеялась Лайза, — я стану в этом деле классным спецом, когда закончу колледж, а может, произведу революцию в твоем бизнесе.

Зазвонил телефон, и Марийка кинулась к трубе, надеясь, что это звонит Джонатон. Она даже слегка расстроилась, услышав знакомый голос секретаря из Белого дома:

— С вами хочет говорить миссис Уотсон, соединяю.

Марийка не хотела говорить с подругой о своих проблемах, у первой леди хватало и собственных. Она рассказывала о последней парижской моде, об удачном приеме, устроенном Джорджанной, о других новостях. Она заболталась, стараясь поднять у Эви настроение.

— А как у тебя дела с Маком? — спросила Марийка.

— Лучше, чем когда бы то ни было, — ответила счастливым голосом Эванжелин. — А у тебя с Джонатоном?

— Мы так редко видимся, что не успеваем поссориться.

— Звучит не слишком оптимистично.

— Все в порядке, не волнуйся. — Но Марийка не была в этом уверена.

— Проводите вместе больше времени, — посоветовала Эви. — Отложи кое-какие дела, перепоручи часть работы своим сотрудникам, но не бегай за ним — покажи ему, кто ты есть. И не торопись, вам надо лучше узнать друг друга. Разговоры влюбленных по телефону — это одно, а совместная жизнь — совсем другое.

— Конечно, матушка, я буду держать тебя в курсе, как у нас все складывается.

— Что ты делала, когда я позвонила? Как Лайза?

— Примеривает наряды, которые я привезла ей из Парижа.

— Это дело серьезное! — засмеялась Эви. — Поцелуй ее от меня.

Лайза выхватила у матери трубку.

— Привет, тетя Эви! Вам не нужны молодые симпатичные помощники?

— Кажется, я догадываюсь, о ком ты говоришь, милая. Я даже знаю, что его зовут Серджио. Я подумаю.

— Спасибо. Передаю трубку маме. Счастливо, тетя Эви!

— Ты помнишь, Марийка, какими мы были в ее возрасте?

— Конечно, но у нас было ума побольше.

— Нет, мы были такими же сумасбродками. Помнишь, как мы явились в Нью-Йорке ночью в полицейский участок и заявили, что ищем кавалеров на танцы в колледже? Может быть, мы были более наивными, а возможно, и нет. С годами мы забываем, какими сами были в молодости, и пытаемся навязывать молодым свои взгляды и вкусы.

— Я не рассказывала Лайзе эту историю. А помнишь, какой был переполох, когда полицейские явились на танцы в униформе и на лошадях?

— Отличная получилась вечеринка! Так какая разница — конный полицейский или итальянский красавчик?

— Госпожа первая леди, не развращай мне дочь!

Марийка и Эви, обе довольные своими воспоминаниями, тепло распрощались. Марийку порадовал звонок подруги, но он не смог вытеснить мыслей о работе.

Прежде чем войти, Марийка постучалась в дверь кабинета Грега.

На его лице было написано удивление. Грег был угрюм, он даже не встал, чтобы ее приветствовать, и не предложил сесть. Теперь темные очки не скрывали его злобного взгляда. "Ну, что же, — решила Марийка, — это облегчит мне задачу". Она не испытывала к Грегу никакой симпатии, резерв доверия был полностью исчерпан.