В Большом зале в Брайанстоне, украшенном венками остролиста, ветками и гирляндами зелени, застолье было закончено и присутствующих развлекал шут сэра Джона Роджерса. Во главе стола сидел сэр Ричард, рядом с ним Маргарет, а Уолтер Деннис сидел рядом с леди Вестон. Дочь Джона, Алиса, которой было около семи лет, сидела, открыв рот, на коленях у Маргарет, жадно впитывая в себя удовольствие Рождественского вечера и предвкушая следующие двенадцать святочных дней, а маленький Жиль, которому было уже два года, был на коленях матери и радостно отзывался каждому, кто улыбался ему.

Маргарет, крепко прижав к себе девочку, с завистью смотрела на увеличившийся живот сестры, которая ждала уже второго ребенка. С момента выкидыша в начале этого года у нее не было даже намеков на беременность: ее лунные циклы были удивительно регулярны. Но у нее все-таки появился лучик надежды. Этой осенью она побывала при дворе. Ее отец подготовил Уолтера — который наконец-то понял, что должен заниматься чем-то важным — для государственной службы. Пока Маргарет находилась там, ее мать настояла, чтобы она встретилась с очень странным молодым человеком по имени Захарий.

— Дорогая моя, он не только астролог, но и лечит травами. Может быть, он даст тебе какое-нибудь лекарство.

И он действительно дал бутылочку прозрачной жидкости с сильным запахом малины.

— Когда я должна это принимать?

— В середине вашего цикла — во время Рождества.

— В Рождество?

— Да. — Захарий кивнул.

— Почему именно тогда?

— Потому что в это время все расслаблены от большого количества еды и вина.

— А какое отношение имеет к этому расслабление, доктор Захарий?

— Очень большое, леди Деннис.

— Вы говорите так же, как большинство пожилых женщин.

Доктор Захарий рассмеялся:

— Неужели я похож на пожилую женщину?

Итак, не чувствуя особой уверенности, но готовая попробовать что угодно, Маргарет тщательно упаковала бутыль, чтобы она не разбилась при переезде из Хейли Курта в Брайанстон. И Уолтер, поймав ее взгляд через стол и зная, о чем она думает, подмигнул ей.

Захарий, встречающий Рождество в своем доме на Кордвейнер стрит с Джейн Уатт, вдруг тоже вспомнил об этом и улыбнулся.

— Над чем ты смеешься? — спросила она.

— Над тем, что я дал лекарство одной молодой женщине, чтобы она могла зачать ребенка во время Рождества. Ручаюсь, что от ее мужа ничего не останется к концу этих двенадцати дней.

Совершенно неожиданно Джейн расплакалась.

— Лучше бы ты дал мне что-нибудь, чтобы я выкинула, чертов колдун.

Захарий посмотрел на нее с удивлением:

— Радость моя, в чем дело? Ты беременна?

— Кажется, да. Ты относишься ко мне как к жене с момента нашей безумной цыганской свадьбы, когда я была такой дурочкой. А сейчас, когда я стала фрейлиной леди Анны и живу при дворе, ты пользуешься каждой возможностью, чтобы затащить меня в постель. Я ненавижу тебя, Захарий. Я по-прежнему не замужем в глазах церкви, государства и моей семьи, а вот теперь у меня растет живот.

В ту же секунду он был рядом с ней и крепко ее обнимал.

— Тогда, как только пройдут эти двенадцать дней, мы отправляемся в Кент и просим у твоего отца благословения на церковный брак.

— Он никогда его не даст. Он хочет, чтобы я вышла замуж за знатного человека.

Захарий засмеялся:

— Он согласится, я тебе обещаю.

Джейн вытерла слезы его носовым платком. — Все будет хорошо, Захарий?

— Да.

— Надеюсь, Анна не заметит моего живота. Она стала очень гордой с тех пор, как король подарил ей дом в Йорке, и они теперь его полностью переделывают и расширяют. Они даже сносят дома по соседству, чтобы устроить парк для оленей. Ты слышал?

Захарий кивнул:

— По иронии судьбы один из домов принадлежит Уолси. Анна, видимо, испытывает большое удовольствие.

Джейн посмотрела на него непонимающе. Многое из того, что он говорил, для нее ничего не значило, а теперь он бормотал:

— Уолси — только один из первых поверженных. Анна — госпожа несчастий.

Джейн, не поняв, сказала:

— Да, я думаю, сестра короля очень огорчилась, когда Анна села выше нее — в кресло королевы.

— Это было на банкете после того, как Томас Болейн получил титул графа Уилтшира?

— Да.

Захарий задумался. Его отец присутствовал там и описал ему эту сцену. После пожалования Анне титула леди Анны Рочфорд, а Георгу — виконта Рочфорда король давал банкет с маскарадом. И Анна села выше наиболее титулованных женщин в королевстве, включая жену его отца. Это не осталось незамеченным. Саффолк довольно явственно бормотал в свою огромную бороду, что его жена — сестра короля — не должна сидеть ниже «заносчивой выскочки Болейн». В то же время отец Захария, Норфолк — едва ли сильно влюбленный в свою жену, — все же был уверен, что она гораздо благородней, чем дочь новоявленного графа.

А ниже по реке от дома Захария, во дворце в Гринвиче, леди Анна Рочфорд с большой помпезностью встречала Рождество. День был постный, но со своим изысканным вкусом она исхитрилась сделать так, что любое рыбное блюдо выглядело заманчиво, и такие деликатесы, как креветки и устрицы, были расставлены по всему столу. Король ушел из ее покоев, чтобы исполнить свой долг и отдать дань уважения Екатерине, покои которой располагались этажом ниже и которая спокойно ужинала в узком кругу приближенных, оставшихся преданными ей.

— Я очень жду, когда наконец будет закончен ремонт Йорк Хауза, или дворца Уайтхолл, как он будет называться, — говорила Анна блистательной компании, окружавшей ее. — Гринвич очень неудобен.

Раздался смех и шум голосов, все знали, что это значит: во дворе Уайтхолл не будет апартаментов для Екатерины. Это будет дом Генриха и Анны.

«Интересно, пустит ли она его в свою постель, когда они туда переедут?» — думал Фрэнсис. Все при дворе знали и обсуждали то, что леди Анна была по-прежнему девственницей, несмотря на богатые дары, деньги, а теперь вот и собственный дворец, пожалованный ей королем.

А Анна думала: «Я буду изматывать короля, пока у меня хватит сил, и мое единственное оружие — это мое тело. Я почти повержена, хотя ни один из этих ухмыляющихся болванов не поверит в это. Я сейчас на вершине своей власти, и, тем не менее, не ближе ни на шаг к замужеству, чем была, когда он только влюбился в меня. Папа римский почти сокрушил меня. И какой у меня есть выбор? Быть всю жизнь любовницей? Или, еще хуже, быть брошенной, когда надоем? Как легко это может случиться. Но сейчас, мне кажется, моя первоначальная цель осуществлена. Я полностью отомстила за Гарри Перси и Анну Болейн, вернее, за бедные тени, которые когда-то были ими. Уолси повержен и дальше летит в пропасть, а король страдает от любви ко мне. Итак я здесь с намерением сделать то, чего никогда не собиралась делать — стать королевой Англии. И я не вижу ясного пути, который мог бы привести к этому. Я, как любимая птичка, попавшая в клетку по собственному желанию, единственный выход из которой заперт. Подумать только — все это началось с девичьего плана мести. Господи, что я сотворила!» Слезы были роскошью, которую Анна Болейн редко позволяла себе, но сейчас важность того, что предстояло ей, наряду с осознанием, что она зашла уже слишком далеко, чтобы что-то изменить, — все это вызвало слезы, которые потекли по ее щекам. Увидев, что Фрэнсис Вестон заметил это, она взяла себя в руки.

— Что с вами, юный Вестон? — спросила она, так как давно поняла, что лучшая защита — нападение. — Что с вашей помолвкой? Я слышала, что прошел уже год с тех пор, как вы виделись с невестой. А не вас ли я видела на днях развлекающимся с фрейлиной?

Фрэнсис смутился:

— Да… нет.

— Что же это означает?

— Я не видел Анну с лета прошлого года. Она болела, когда однажды я собирался навестить ее; а в другой раз я не мог выехать из-за ненастной погоды.

— Из-за ненастной погоды? — иронично повторила Анна, наивно округляя глаза.

— И к тому же я не развлекался с фрейлиной. Разговор шел о пари на одну охотничью собаку.