— Что такое акупунктура?

— Иглоукалывание, основанное на меридиональной системе. То есть нужно знать, где именно укалывать и как. Малейшее отклонение хоть на миллиметр — и вместо пользы может быть причинен вред.

— И что дает это иглоукалывание?

— Тоже часть системы омоложения организма наряду с тай-чи. Расчищает путь для свободного течения энергии по телу, что восстанавливает телесную гармонию.

— Иглоукалывание — это больно? Наверняка же больно!

— Совсем нет. Иголка легко касается кожи, прокалывает ее мгновенным движением, и пациент ничего не чувствует.

— Я все равно не понимаю. Каким все-таки образом эта акупунктура может омолодить организм?

— Уравновешивая инь и янь, начало мужское с началом женским, — терпеливо объяснял Элиот. — Причина старения заключается в том, что утрачивается гармония между положительными и отрицательными силами организма, открывая путь и болезням, и распаду. Когда инь и янь дисгармоничны, происходит закупорка нервных окончаний. Сочетание акупунктуры с тай-чи очищает их — отсюда и результат.

— Другими словами, мне недостаточно только упражнений тай-чи, а нужна и акупунктура тоже?

— Сочетание того и другого приближает результат.

— И как мне это сделать? Я хочу добиться результатов как можно быстрей!

— Я и сам провожу иглоукалывание, — заявил Элиот. — Я беру пятьдесят долларов за сеанс.

— Стоит того, если все так, как ты говоришь! Когда можно будет начать?

— Как хорошо, что ты опять перекрасила волосы в свой естественный цвет, Кэрри! — сказала Ева. — Жуткий был цвет, пока снималась в этой рекламе, в «Адорне».

— А на фотографиях, по-моему, неплохо.

— Приняли решение по пробе, которая у тебя была? Я имею в виду «Портер и Триббл»?

— Пока нет, но Рекс говорит, что осталось шесть кандидатур, так что я стучу по дереву.

— Ой, Кэрри, чуть не забыла! Тебе звонили от какого-то Джерри Джексона. Кто это?

— Вице-президент фирмы «Харт и Кук». Помнишь, я снималась в рекламе «Спиди-уип»? Он там был продюсером. Он пообещал отдать мне фотографии, на прошлой неделе я за ними зашла, и он, конечно же, сделал заход.

— Тебе он нравится?

— Он физически привлекателен. Такой, знаешь, мужественный тип. Красивый. Но он живет в Стэмфорде.

— Следовательно, женат. Очень жалко. Ты что собираешься делать сегодня вечером, работать над книгой?

— Да.

— То, что ты рассказываешь, потрясающе, Кэрри. Насчет того, что из нас делают куколок, вроде мы не настоящие люди с настоящими чувствами. Что мало кто из мужчин подходит к нам с нормальными человеческими мерками, что многие и не подумают показаться на людях с девушкой, если она некрасива, что мужчины, таким образом, сами демонстрируют, насколько они нуждаются в украшениях. А их украшения — это мы с тобой. У меня тоже было такое чувство — например от общения с Джефри Грипсхолмом, то есть, я хочу сказать, понятия он не имел, кто я и что я есть на самом деле.

— Вступай в наш клуб.

— Знаешь, Кэрри, а ребята в нашей театральной школе — они совсем другие. Но они такие суперчестные, что меня просто страх берет.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, Ева. Это желание вывернуться наизнанку.

— Кэрри, пожелай мне сегодня удачи! Я репетирую с новым партнером, и у меня поджилки трясутся.

— Еще чего! Ну, подумай сама, что может случиться?

— Сама не знаю. Но очень надеюсь, что не придется узнать!

Ровно в восемь вечера Марти подогнал свое такси к углу, где стояла в ожидании Ева. Она открыла переднюю дверцу, чтобы сесть, но Марти одернул ее:

— Сбрендила? Ты что, не понимаешь? Или хочешь, чтобы меня арестовали?

Он захлопнул переднюю дверцу и указал Еве на заднюю.

Еву мутило от страха. Она села в такси и стала нервно присматриваться к Марти.

Зловещего вида, маслянисто-смуглый, потная неровная кожа, густо напомаженные волосы, толстогубый рот. Его присутствие и волновало, и ужасало ее. Как же она будет показывать свою первую сценку перед всем классом? Марти был мрачен.

— Я не знала, что ты на такси работаешь, — осторожно начала Ева.

— Не работаю. Подрабатываю ради хлеба насущного. Брошу это дело, как только будет получаться в театре.

— Свободное время остается? — Угу.

На всех трех занятиях в школе Джона Сачетти, на которых Ева успела позаниматься, она ни разу не видела, чтобы Марти Сакс переменил одежду. Он и сейчас был одет, как и прежде: линялые джинсы, черная кожаная куртка и потрепанная тельняшка. Ева вспомнила, как ужасно он сломался на глазах у всех, когда она впервые пришла в класс, и спросила себя: все ли он так же одинок, как прежде?

Марти остановил машину на Амстердам-авеню, около Девяносто восьмой улицы. Ева достала кошелек, чтобы расплатиться.

— Брось ты! — буркнул Марти. — Угощаю.

Жил Марти в крохотной квартирке — комната, кухонька и ванная. В комнате стояла пара плетеных кресел и кофейный столик, висели японские фонарики, в углу приткнулась широкая кровать, покрытая ярким индейским одеялом.

— Я чокнулся на Вивальди, — сообщил Марти, доставая пластинку из конверта. — Ты как насчет него, ничего?

Ева понятия не имела, кто такой Вивальди, — ясно было, что итальянец, не более того, но важно кивнула, занимая место в одном из плетеных кресел.

Комната заполнилась воздушной музыкой, Марти полез в карман кожаной куртки, достал сценарий и, мусоля пальцем страницы, спросил:

— Приступим?

— Давай.

— Ну что, будем ставить текст на ноги? — загадочно вопросил Марти.

Еве это выражение показалось странноватым, учитывая, что большая часть действия должна была иметь место в постели.

Следуя указаниям Марти, Ева забралась на индейское одеяло, и они вместе дважды прошлись по тексту. После этого Марти предложил устроить перекур.

Он закурил сигарету и уставился в потолок, следя за струйками дыма.

— Я тебя начал понимать, — сказал он, не отрывая глаз от потолка. — Ты не просто смазливая мордашка. У тебя тут есть.

Он указал на свое сердце.

Потом он загасил сигарету, сложил руки на груди и внимательно посмотрел на Еву.

— О, Господи, — вздохнул он. Ева почувствовала себя неловко.

— Почему бы нам еще разок не повторить эту сцену, Марти? — предложила она. — У меня не очень много времени.

— Давай, — согласился он, но каким-то странным тоном. По роли Ева должна была притвориться спящей, а Марти разбудить ее и начать диалог.

Она закрыла глаза, но Марти все не шел, и Ева открыла их снова. Марти стоял посреди комнаты, глядя в пространство.

— Ну так что же ты, Марти? — спросила Ева.

— Дай мне пять минут.

Он уселся на край кровати.

— Пять минут. Мне надо приготовиться.

Посидев в молчании, он вдруг ни с того ни с сего спросил:

— Правильно я понимаю, что у тебя не выходит с сексом?

Ева открыла рот, намереваясь дать ему отпор, но Марти, как будто совершенно не интересуясь ее ответом, встал на ноги и серьезно предложил:

— А что если опять начать с самого начала?

Сцена пошла хорошо, вплоть до поцелуя, который они как-то проскакивали в прошлые разы. Теперь же Марти действительно обнял Еву и прильнул своими толстыми губами к ее рту, да так надолго, что Ева подумала, что он забыл следующую реплику. Она высвободилась и приготовилась напомнить ему.

Марти откинулся на подушку, все еще касаясь губами ее уха.

— Мне кажется, мы уже все отрепетировали, — сказал он негромко. — Я хочу просто побыть минутку рядом с тобой.

Руки у него были сильные и надежные. Он не нахальничал и не навязывался. Он будто старался что-то отыскать в Еве, что-то открыть в ней для себя, давая и ей возможность сделать то же самое в отношении него самого. Еве было спокойно в его объятиях, но не хотелось видеть некрасивое лицо с прыщавой неровной кожей, и она закрыла глаза.

— Нравится тебе? — прошептал он.

— М-м-м?

— Нравится тебе со мной?

— Я…

Губы Марти снова прильнули к ее рту. Ева сначала ответила на поцелуй, но тут же успела подумать, что, наверное, поступает неправильно, целуясь с уродливым таксистом, который говорит с диким нью-йоркским акцентом и живет в трущобном районе.