Наглый скот!

— Меня зовут Долорес Хейнс! — с нажимом ответила она, не замедляя шага.

— Одну минутку, сюда нельзя! — завопил педик, забегая вперед и заслоняя собою дверь.

— Простите, но у меня встреча с мистером Мессина. Прослушивание. В одиннадцать.

Выскочил другой голубенький — тоже с блокнотом и с карандашиком, и первый, чуть не плача, пожаловался:

— Баллард, эта девица просто ворвалась сюда! Я пытался остановить ее, но не тут-то было!

— Баллард Бейнс — это вы и есть? — спросила Долорес. — Мой агент назвал мне ваше имя. У меня прослушивание в одиннадцать.

— Ваше имя?

— Долорес Хейнс.

— Все в порядке, Стюарт. Мисс Хейнс в списке. Прошу вас, мисс Хейнс, сюда, пожалуйста.

Долорес Хейнс одарила Стюарта уничтожающим взглядом и последовала за Баллардом Бейнсом, который провел ее наверх и вручил роль, выбрав рукопись из стопки, сложенной на низком столике. Уголком глаза Долорес рассмотрела в полумраке очертания сцены. В кулисе стояла девушка, ожидая чего-то, В зале было темно и удивительно тихо.

— Мы несколько вышли из расписания, мисс Хейнс, извините нас, — поспешно объяснил Баллард Бейнс. — У вас роль Аманды. Мы бы хотели, чтобы вы подготовились читать из второго акта, из первой картины, там, где вы с Эмори. И конец, пожалуйста, — где входит отец Аманды с топором. Устраивайтесь поудобней, мы вас пригласим. Мистер Мессина сейчас приступит к работе.

Долорес спустилась в указанное помещение, нашла себе стул и стала потихоньку рассматривать других претенденток, пришедших раньше. Все похожи друг на друга — типичные нью-йоркские актрисули, определенно непривлекательные, неприбыльные, несущие на себе явный отпечаток бедности. Наверняка все живут в Гринвич-виллидж, в квартирах по тридцатке за месяц, без горячей воды, дважды в неделю бегают на психоанализ, подторговывают наркотиками, чтобы не умереть с голоду, спят с любовниками, у которых тоже нет ни гроша за душой, и учатся мастерству у Ли Страсберга. На всех печать страсберговской напряженности и отчаяния. Парочка-тройка выглядят попросту немытыми, остальные умыты и прибраны, но лишены даже намека на стильность.

— Сьюзен Стайрон? — позвал сверху Баллард Бейнс. — Мы готовы слушать вас.

Девушек вызывали одну за другой, а Долорес внимательно вслушивалась в их чтение. Все явно стремились к натуралистичности, но получалось у них напыщенно, манерно и убийственно неестественно. «Ничего, — думала Долорес, — дайте мне только выйти на эту сцену, и я вам покажу, как надо играть!»

— Мисс Долорес Хейнс! — позвал Баллард Бейнс с верхней ступеньки.

Долорес взбежала вверх по лестнице и провела драматичный выход на сцену, который тщательно отработала дома перед зеркалом. Бросив взгляд на невидимых слушателей, она произнесла самым мелодичным голосом, на какой только была способна:

— Как поживаете?

— Познакомьтесь: мистер Алан Мессина.

— Хэлло, мисс Хейнс, — послышался голос откуда-то из тьмы. — Рад знакомству. А как вас по имени?

— Долорес. Я тоже рада знакомству, мистер Мессина. А, черт, хоть бы видеть того, кому так радуешься!

— Это мистер Боруфф, наш драматург, и мистер Финкельстайн, продюсер!

Долорес кивнула:

— Добрый день, джентльмены.

Ее глаза понемногу привыкали к темноте, которую не рассеивала единственная рабочая лампа на сцене.

— Будьте добры, мисс Хейнс, откройте на странице сорок три, — послышался голос Балларда Бейнса.

— Минутку.

— Я подчитаю вам.

Он подал реплику Эмори. Долорес громко вскрикнула:

— Я умоляю, Эмори!

В одной руке она держала роль, другой же рванула себя за волосы, сделав при этом танцевальное движение, которое должно было обозначать, что она отпрянула в страхе.

Но Долорес не успела дочитать и до середины страницы, как из зала послышался голос Мессины:

— Достаточно, мисс Хейнс, благодарю вас. Долорес сбилась и растерялась.

— Но я же еще не закончила, еще сцена с топором! Мне сказали, чтобы я и ее приготовила…

— Пока достаточно, мисс Хейнс.

Умирая от унижения, Долорес двинулась со сцены. Вслед ей полетел безликий, противный голос Балларда:

— Будьте добры, оставьте роль на столике!

Долорес швырнула листки на столик жестом надменным и раздраженным.

На улице перед театром она вдруг почувствовала себя опустошенной и ни в чем не уверенной. На сегодня у нее не было дел, и, странным образом, ей совсем не хотелось бродить по магазинам. Есть ей тоже не хотелось.

Она была способна думать только об унижении, которому ее подвергли Мессина и этот жеманный помреж. Господи, они даже не пожелали дослушать, она даже не успела показать свое актерское мастерство, которое и проявить-то не на чем в этой слюнявой пьеске. Она же подготовилась в полную силу сыграть сцену с отцом и топором, после чего было бы ясно, что только ей и должна достаться эта роль! Ни у кого другого не осталось бы и полшанса! Что эти выродки имеют против нее? Других не прерывали, все читали до самого конца — почему же с ней они так?

Придется подключить к этому делу Чарлин, она-то уж заставит их еще раз пригласить Долорес!

Уоррен и Курт виляли хвостами в предвкушении лакомств, которыми хозяйка собиралась угостить их с ладони. Чарлин, вытирая руки, облизанные псами, проговорила:

— Вот вы двое и есть единственные приличные люди на свете! Собаки с явным пониманием посмотрели на нее. Мигнула лампочка, и Чарлин схватила трубку: звонил ее астролог.

— Маркус, лапочка! Я же никак не могу дозвониться тебе! Ну, что слышно? Слава Богу, что ты мне сам позвонил, ты мне ужасно нужен. Как — зачем, минул год, и пора продлить мой прогноз на будущее. Но, может быть, пока ты бы просто сказал, что меня ждет в ближайшие две недели? Когда я еще к тебе выберусь! Чарлин делала карандашные пометки в блокноте на своем столе, а положив трубку, записала, что через две недели у нее назначена встреча с астрологом. Подняв голову, Чарлин увидела на пороге Долорес Хейнс.

— Ты откуда в этот час? Я думала, у тебя прослушивание в театре.

— Я к тебе прямо из театра. Боже, какое же они все дерьмо! Я обязательно должна рассказать тебе. Пошли вместе обедать?

— Я не уверена, что могу сейчас уйти с работы.

— Брось ты, нельзя же торчать в конторе неделю за неделей без всякой передышки. Пускай Рекс держит крепость, пока мы пообедаем в «Сарди».

— Ты хочешь повести меня в «Сарди»? Ну, может быть, может быть, именно это мне и нужно, чтобы утопить в вине размышления о Сатурне, который занимает позицию против Марса, в результате чего ничего хорошего в ближайшие две недели у меня не будет!

Уоррен и Курт оставляли свои визитные карточки на каждом выступающем из земли предмете на всем пути до ресторана. Долорес не возражала против медленного продвижения по улице: ей нужно было время, чтобы подробно описать Чарлин, как несправедливы были к ней в театре, как подло обошлись с ней. Чарлин насилу оттащила собак от счетчика на автостоянке и пообещала связаться с театром и договориться о повторном вызове для Долорес.

Теперь они обе сидели за столиком в «Сарди», и Чарлин, потягивая второй коктейль, втолковывала Долорес:

— Как бы там ни было, с тобой все будет хорошо! Я ведь знаю, что говорю. Через мои руки за эти годы прошло такое количество девушек, что я вполне могу определить, кто пройдет в финалистки, а кто нет. Лапка, все, что надо для победы, у тебя есть!

— Я тоже знаю это, Чарлин. Я уверена в себе.

— И правильно. У тебя есть воля и настырность. Талант в нашем деле — на втором месте, впрочем, ты уже и сама это поняла. Настойчивость и упорство — вот что требуется. Этого у тебя с избытком. Ты далеко пойдешь. У меня тоже когда-то этого хватало. Я вот думаю, откуда у женщин берутся эти качества?

Долорес внимательно посмотрела на Чарлин: «Господи, да неужели и она когда-то была так молода, как я? А старость, откуда берется? Как старость подкрадывается к женщине? Каким образом старость укореняется в красоте и убивает ее? Как же это несправедливо!»