Изменить стиль страницы

— Слушай, Чарлин, — говорила Лесли, — клянусь, у меня в жизни еще не было лучшего мужика, чем Бруно!

— Хорошо, но ради Бога, Лесли, смотри, чтобы об этом не узнал Натан Уинстон! Ты должна хотя бы еще месяц подержать его на поводке — агентство же рассчитывает получить с него не меньше двадцати тысяч комиссионных!

— Ну что ты беспокоишься, лапочка? А кто добыл выгодный контракт для агентства в прошлом году?

— Все правильно, но мы с Рексом и в этом году рассчитываем на эти деньги.

— Чарлин, ты же понимаешь, что я с Натана Уинстона имею побольше, чем двадцать тысяч долларов в год. И ты же не думаешь, что я расстанусь с человеком, который практически меня содержит, ради того, чтобы переспать с другим. Что может Бруно предложить, кроме роскошного члена?

— Молодец, Лесли, я не сомневалась, что ты рассудишь именно так.

— Но с Бруно я пока буду втихую встречаться.

— Не так-то просто это будет! Ты лучше меня знаешь, как ревнив этот твой Натан. Я думаю, за тобой уже следит целый отряд сыщиков!

— А ты у меня зачем, Чарлин? Ты же меня прикроешь?

— В любую минутку, лапочка, в любую! Я ли не знаю, каково это!

— Все равно не перестану спать с Бруно! Он же — ну это просто конец света!

— Я тебя понимаю. Настоящий мужчина — большая редкость, и за него стоит держаться.

Ева была в шоке. По представлениям, внушенным ей с детства, только безнравственные, вконец испорченные женщины могли говорить такие вещи. Но Лесли, утонченная, очаровательная, милая Лесли! И Чарлин туда же! А Ева еще беспокоилась, как бы Чарлин не подумала дурного о ее чувстве к Дэвиду!

Ева почувствовала, будто что-то в ней оборвалось. До чего она обездолена, как непоправимо отстала от других! Все эти годы, пока ее подружки наслаждались жизнью, она провела в одиночестве, стыдясь того, что такая толстуха. Они ее опередили, они накопили жизненный опыт, а она так и осталась застенчивой и неуверенной в себе.

Может быть, отец не совсем прав. Может быть, церковь не во всем безупречна. Может быть, если девушка полюбила…

Еще разок оказаться в объятиях Дэвида — и пусть бы все пошло своим чередом!

Ева ни о чем не могла думать, только о чудесных минутах с Дэвидом, об их сладости, о сознании собственной силы. А теперь — одна пустота. Ничего.

Она несколько раз проходила мимо его ателье в надежде увидеть Дэвида в окне, а еще лучше — натолкнуться на него прямо на улице. А два раза Ева даже входила в парадное, подходила к двери и звонила. Никто не отвечал.

И, наконец, однажды под вечер Ева решительно направилась по знакомому адресу и чуть не лишилась сознания, увидев Дэвида, который, приобняв за талию какую-то девицу, заворачивал за угол.

Снежинки полетели в субботу вечером, а в воскресенье над Манхэттеном уже вовсю бушевала невиданная здесь ноябрьская снежная буря. Ева почти не спала ночью, а с утра вышла из дому в завывающий ветер. Город превратился в клокочущую белизну. Снег налипал повсюду на все, что попадалось на его пути, — на провода и столбы, на оконные переплеты, ступени…

Ева опять размышляла о Дэвиде. Почему все так нелепо вышло? Если бы только Ева была повзрослее, если бы могла показать Дэвиду, что она женщина. С отвращением подумала Ева о ярлыках, которые старательно лепили на нее родители: чистая, простая, милая! Фу! Как бы избавиться от этого проклятия? Если бы она не растолстела, она бы тоже набралась жизненного опыта и не трусила так отчаянно.

Ева забрела в унылое кафе и заказала завтрак. Ей сильно хотелось заказать и пирожные к кофе — для улучшения настроения, но она удержалась от соблазна: в конце концов, еще не все потеряно.

При выходе из кафе Ева купила газету и унесла ее домой, однако читать не смогла: мысли были обращены к одному Дэвиду. В десять Ева почувствовала, что больше не может — пойдет к нему, постучится в дверь и скажет: незваные гости! А потом она сумеет завлечь его, и они опять окажутся на этом диване…

Снегопад прекратился, но ветер еще продолжал завывать. Ева окоченела, пока добралась до неопрятного дома, в котором размещалось ателье Дэвида. Постучала в дверь, подождала. Все было тихо, и Ева занесла руку, чтобы постучать еще раз.

Ее остановили приглушенные голоса за дверью. Ева напряглась и приникла ухом к филенке. Так она простояла почти час.

Ева слышала голоса, потом слова сменились вздохами, стонами, шептаниями, вскриками. Она различала голос Дэвида и женский голос, слышала слова любви, желания, страсти. И лишь когда наступила тишина, Ева, дрожа, повернулась и пошла. От дневного света ее глаза наполнились слезами. Еву терзала не боль утраты, но ощущение необладания, незнания, неучастия. Ева вспоминала, о чем говорили Лесли и Чарлин, и в отчаянии твердила: «Я хочу, я очень хочу быть настоящей женщиной».

Ветер кусал ее лицо и ноги, хлестал, бил в живот и куда попало, угрожая свалить на мостовую. «Боже мой, как я хочу быть женщиной!» Над улицей снова полетели снежинки, прилипая к ее влажным от слез ресницам.

«Я есть хочу! — в отчаянии подумала Ева. — Я умираю с голоду, я больше не могу терпеть!» Ева остановилась у аптеки на углу и вопреки погоде заказала себе громадную порцию высококалорийного бананового мороженого!

Глава VIII

Из дневника Кэрри

4 декабря. Произошло чудо, и я теперь часть вечности и вселенной. Я беременна.

Мел говорил, что не может иметь детей, что это самая большая трагедия его жизни. А со мной случилось чудо, и я теперь не могу дождаться минуты, когда расскажу ему и увижу его выражение лица!

Все было очень странно: в первый месяц у меня даже прошла менструация, но потом появились все признаки, и ошибки быть не может.

Поначалу я встревожилась, но потом меня охватило чувство счастливого ожидания, которое все крепнет во мне. Ребенок! Ребенок, которого не должно бы быть, но случилось чудо, и я знаю, что все будет хорошо.

9 декабря. Я понимаю, что новость нужно бы сообщить Мелу лично, умалчивать о ней дольше нельзя, но Мел постоянно собирается приехать в Нью-Йорк, а потом его что-то задерживает.

Я позвонила в Калифорнию по его служебному телефону, но мне сказали, что Мел в Европе. Я и не подозревала, что Мел собирается в Европу. Странное ощущение: я здесь, у меня для него прекраснейшее известие, а Мела нет, и мне не с кем поделиться моим счастьем.

10 декабря. Мне просто необходимо связаться с Мелом. Нужно решить множество проблем. Опять позвонила в Калифорнию, мне сообщили, что Мел в Париже, остановился в отеле «Ланкастер». Целый день названивала в «Ланкастер», но Мела так и не застала.

11 декабря. Два дня подряд пытаюсь дозвониться Мелу. Попросила телефонистку передать — буду звонить послезавтра в шесть по нашему времени. Долго ждать!

13 декабря. Как легко и просто прекрасное мгновение сменяется кошмаром. Я гуляла по улицам и не могла надышаться хрустящим вечерним воздухом. Я была совершенно счастлива ощущением новой жизни, зреющей во мне. И все вдруг переменилось.

Когда я все сказала ему, голос по ту сторону океана смолк. После паузы Мел спросил:

— А у врача ты не была?

Все еще бурля радостью, я ответила:

— Зачем мне врач? Женщины сами знают такие вещи! Я чувствую, что это так!

— Ты все-таки проверь, ладно?

— Если ты хочешь, конечно, но…

— Если подтвердится, придется договариваться насчет операции. Наступила моя очередь смолкнуть — я не могла, не желала принять смысл сказанного Мелом.

— Послушай, — выговорила я, наконец, — мы с тобой любим друг друга. Ты же сам сказал, что все равно мы рано или поздно соединимся. Пока ты не получишь развод, я буду держаться в тени, чтобы не портить тебе репутации. Никто ничего не узнает!

Мел даже не дал мне кончить фразу.

— Не пойдет! — сказал он. — Я вообще не знаю, о чем ты думаешь, Кэрри. Я же стерилен, ты это знаешь. У меня не может быть детей, значит, это не мой ребенок.

— Так было раньше! — возразила я. — Но мы любим, друг друга, и что-то переменилось в тебе, случилось чудо!

— Какое еще чудо? Просто это не мой ребенок.

— У меня никого, кроме тебя, не было. Как ты можешь предполагать такие вещи? Конечно же, это твой ребенок.

— А я тебе говорю: ребенок не мой!

— Как ты можешь говорить так!

— Да я только прошлым летом прошел все исследования, и врачи сказали, что проблема моя остается.

— Возможно, врачи просто не знают.

— Не говори глупостей — конечно, врачи знают!

— Возможно, с лета произошли какие-то изменения.

— Бессмысленный разговор! И мы не о том спорим. Слушай, ласточка, я все равно твой друг и готов сделать все, что потребуется, лишь бы тебе было хорошо. Ты в положении. Ну что ж, ты у нас девушка эмоциональная, и тебя необходимо наставлять на путь истинный.

Я стала заикаться: почему Мел сказал, что он мой друг, что-то неправильное было в самом слове «друг»!

— Мел, — еле выговорила я, — мы ведем какой-то странный разговор. Ты меня, наверное, не понял. Ты же говорил, мы будем вместе… Всегда вместе.

— Сейчас это просто исключено. Может быть, позднее, когда я получу развод. А сейчас все это крайне несвоевременно, разве ты не понимаешь?

И тут я расплакалась:

— Но я так хочу ребенка! Он столько значит для меня! Ты даже представить себе не можешь.

— В таком случае, я полагаю, это конец.

— О чем ты, Мел? — ледяное предчувствие сжало мое сердце. — О чем ты говоришь?

Я боялась услышать его ответ.

— Я никогда в жизни не имел дела с беременными женщинами и не собираюсь, так что если ты решишь оставить ребенка, мы с тобой расстанемся.

Ни к селу ни к городу мне вдруг пришло в голову, что за этот международный телефонный разговор плачу я. Мел тем временем продолжал:

— Я лично считаю, что ты сделаешь большую ошибку, если оставишь. У тебя нет средств, чтобы в одиночку воспитывать ребенка.

— Но я же работаю, и я зарабатываю…

— Прошу тебя, Кэрри, веди себя как взрослый человек! Это нечестно и по отношению к ребенку! Чистейший эгоизм с твоей стороны! Кстати, и по отношению ко мне это тоже эгоизм. Ты говоришь, что любишь меня? Так вот, я ребенка не хочу, это не мой ребенок, и я отказываюсь признать его.

— Мел, Мел, — закричала я. — Не могу я сделать это, ну просто не могу!

— Радость моя, — его голос умолял меня. — Если бы только ты вела себя разумно! Я совсем не хочу, чтобы мы расстались, я просто прошу тебя вести себя разумно!

— Я хочу ребенка!

— Кэрри, милая, послушайся меня: ты сейчас очень эмоционально все воспринимаешь и не способна принять разумное решение, понять, что лучше для тебя и для нас с тобой. Придет время, и ты увидишь, насколько я был прав, это единственный путь, единственный способ обеспечить нам совместное будущее.

— Мел…

— Сделай это ради меня, мой ангел, ради нас с тобой! Я позвоню тебе через пару дней, и мы все уладим.

— Но я хочу ребенка…

— Будет ребенок, моя радость! — Мел внушал, убеждал, уговаривал. — У нас будут другие дети, наши с тобой дети!

— Каким образом? Ты же уверен, что у тебя, их не может быть! Если ты стерилен, то откуда дети в будущем, если этот ребенок…

— Я соглашусь на операцию. Будет лучше, потому что я не буду сомневаться в том, что ребенок — мой. Возьми себя в руки, Кэрри, и перестань плакать. Мы с тобой будем всегда вместе, и ты это знаешь. Но пока что нужно договориться о твоей операции. А весной — знаешь, что мы сделаем весной? Я возьму тебя с собой в Европу, и мы по-настоящему повеселимся!

— Я не хочу ни в какую Европу, я хочу ребенка.

Я не могла говорить. Зачем Мел рассказал мне о своей стерильности? Я бы приняла меры, я бы предохранялась, но мне же казалось, что в этом нет надобности. А теперь Мел не понимает.

— Лапка, мы обязательно будем вместе, но ты должна сделать то, о чем я тебя прошу. Сейчас мне придется повесить трубку — у меня еще уйма звонков. Я тебе позвоню через несколько дней — узнать, что удалось сделать.

Когда Долорес вернулась домой, я в слезах сидела у телефона. Она спросила, в чем дело, и я ответила.

— Беременна? — переспросила Долорес. — Как тебя угораздило?

— Не знаю.

— Господи, неужели трудно было принять меры?

— Мел сказал, что у него не может быть детей. Что мне незачем тревожиться.

— Сукин сын! Я тебе говорила, что добром не кончится, но мне и в голову не приходило, что может обернуться так… Кисуля, женщина беременеет только когда хочет подловить мужчину. Но Мела на мякине не проведешь — он не из тех, кто позволит захомутать себя. Выродок проклятый! Ну, ты и влипла!

Долорес закурила и сделала глубокую затяжку.

— Первое, что приходит на ум, — уговорить тебя пошантажировать сукиного кота, потребовать тысяч пятьдесят, если не все сто! Но я понимаю, что ты никогда не согласишься. А главное — он же начнет верещать насчет своей стерильности, жена немедленно поддержит его, и вдвоем они сделают из тебя полную идиотку! Остается одно — избавиться поскорее от этого.

— Я не хочу избавляться, я хочу ребенка.

— Исключено.

— Нет.

— Не валяй дурака, Кэрри!

— Нет!

— Надо что-то придумать. Должен быть выход.