— Но ты же не любишь своих родственников.

— Не люблю, — согласилась Сонька. — Но может так случиться, что это будет последняя моя поездка на родину.

— Ты собираешься умирать?

— Я собираюсь жить, — засмеялась Сонька. — Но на могиле мамы я обязана побывать. — Она увидела, как мимо их купе прошел шпик, закрыла дверь.

— Ты думаешь, он нас пасет? — спросила Михелина, тоже заметившая филера.

— А кого же еще? — пожала плечами мать.

— Что будем делать?

Воровка присела рядом с дочкой.

— Надо от него избавиться в ближайшее время. В Варшаве нас могут взять.

— А как избавиться?

— Надо вынудить его поухаживать.

— За тобой? — подняла брови Михелина.

Сонька рассмеялась.

— За мной уже не ухаживают. За мной следят. — Мать приобняла дочку. — Надо, чтобы он обратил на тебя внимание.

— Выйти в коридор?

— Да, возьми журнал и поскучай там. Он непременно к тебе подойдет.

— С ним надо кокетничать?

— Обязательно. Но помни, что это шпик.

— Мама, по-твоему, я полная дура? — обиделась Михелина.

— Наполовину.

— Мам…

— Прости. — Мать поцеловала дочку. — Обязательно надо вывести его в тамбур.

— Зачем?

— Ты должна будешь расположить его к самым непристойным действиям.

— Чтоб он стал хватать меня?!

— Чем больше, тем лучше. И тут появлюсь я.

— А что ты с ним сделаешь?

— Увидишь. — Воровка поднялась, взяла из сумочки длинную пилку для ногтей, предупредила: — Я сейчас.

— А куда?

— Сейчас, сказала.

Она вышла из купе, увидела в проходе филера, глазеющего на проплывающие пейзажи, направилась в конец вагона.

В тамбуре она попробовала приоткрыть одну из дверей, не получилось. Тогда она просунула пилочку в замок, пошевелила ею, подвигала, и вскоре дверь поддалась.

Вернулась. Перед тем как войти в купе, мило улыбнулась шпику и снова присела к дочери.

— Можешь действовать.

Та достала из сумочки модный журнальчик и вышла из купе, закрыв за собой дверь. Остановилась возле окна, стала лениво листать чтиво.

Шпик по-прежнему стоял в проходе. Несколько раз взглянув в сторону скучающей девушки, он с улыбкой направился к ней.

— Не возражаете, если мы поскучаем вместе?

Михелина безразлично тронула плечами.

— Как пожелаете.

— Вы с маменькой?

Девушка удивленно посмотрела на него.

— Можно подумать, вы не видели.

Шпик рассмеялся.

— Разумеется, видел. — Снял котелок, представился: — Кузнецов. Чиновник.

Михелина рассмеялась.

— Смешно.

— Что — смешно?

— Смешно звучит: «Кузнецов. Чиновник».

— Но я действительно чиновник министерства. Еду в Варшаву именно по делам министерства.

— А я — мамина дочка, — капризно сообщила девушка. — Еду неизвестно куда. Поэтому скучно, противно и одиноко.

Она неожиданно обратила внимание на довольно дорогую заколку на галстуке молодого человека, удовлетворенно хмыкнула.

Шпик принял ее реакцию на свой счет, поинтересовался:

— Могу ли я скрасить ваше одиночество?

— Как?

— Попытаюсь поухаживать за вами.

— А мамы моей не боитесь?

— Честно? Боюсь.

Михелина брезгливо отвернулась.

— Какой же вы мужчина, если боитесь мамы?

— Но, по-моему, она у вас строгая и серьезная дама.

— Ну и что? Это вовсе не значит, что она должна помыкать мной!

— Она вами помыкает?

— Поминутно!.. Никакой самостоятельности! Но мне все это надоело, и с сегодняшнего дня я буду поступать так, как мне хочется.

Шпик заинтригован.

— А что вам хочется?

— У вас папиросы есть?

— Да. Могу предложить.

— Вот и предлагайте. Сегодня я решила закурить.

— Прямо здесь?

— С ума сошли? Нам надо выйти!

— Конечно. Лучше в тамбур. Минутку. — Шпик торопливо направился к своему купе.

Михелина заглянула к матери, подмигнула ей.

— Отчаливаем в тамбур! — и закрыла дверь.

Шпик вернулся, почему-то шепотом спросил:

— Готовы?

— А вы?

— Вполне. — Он пропустил девушку вперед, сам засеменил следом, время от времени оглядываясь на купе Соньки.

В тамбуре шпик дрожащими руками раскрыл пачку папирос, выковырял оттуда две штуки.

— Почему-то волнуюсь. — Протянул одну папиросину девушке, поинтересовался: — А вы что, никогда раньше не курили?

— Попробовали бы вы при моей маменьке.

— Меня зовут Антон. Антон Кузнецов.

— Чиновник?

— Чиновник.

Они рассмеялись.

— Анна.

— Очень приятно.

Антон чиркнул спичкой, поднес огонек к папироске девушки.

Она сделала затяжку, от непривычки закашлялась до слез.

— Боже, какая гадость.

Шпик тихонько смеялся.

— Потому что первый раз. Первый раз все малоприятно.

Михелина с удивленным интересом посмотрела на него.

— И поцелуй тоже?

— Ну, нет, — почему-то смутился Антон. — Первый поцелуй всегда приятен, потому и запоминается на всю жизнь.

— А вы целовались? — прошептала девушка.

— Конечно. Мне уже двадцать три года.

— Поцелуйте меня.

Михелина прикрыла глаза, приготовилась. Шпик отбросил папиросу, оглянулся на дверь, осторожно взял девушку за лицо и приблизил свои губы к ее.

Она вдруг оттолкнула его, прошептала:

— Подождите! Я взгляну, чем занимается маменька! Я сейчас!

Михелина оставила обескураженного молодого человека, выскользнула из тамбура. Пробежала по вагонному коридору, влетела в купе.

— Сейчас будет целовать! Можно идти!

— Не рано?

— В самый раз. Я даже закурила по такому поводу!

— Больше не смей!

— Не буду. Противно.

— Поставь его спиной к наружной двери.

— Зачем?

— Надо.

Дочка выскочила из купе, бросилась по коридору, плотно прикрыла за собой дверь тамбура. Взяла шпика за плечи, подвела спиной к наружной двери, произнесла:

— Спит. Целуйте!

Тот немедленно обнял ее, стал покрывать поцелуями шею, плечи, лицо. Михелина страстно прижалась к нему, ловко выдернув из его галстука золотую заколку.

— Боже, какое счастье… какая прелесть, — бормотал шпик. Он почти добрался до губ девушки, как дверь вдруг открылась и в тамбуре появилась Сонька.

От неожиданности она даже отступила на шаг.

— Это что такое? Молодой человек, что вы себе позволяете?

Антон оттолкнул девушку, с испугом пробормотал:

— Они сами пожелали, мадам.

Воровка с ходу съездила дочке по лицу, приказала:

— Пошла вон, в купе, шлюха!

— За что, мама?

— Пошла вон!

Девушка, держась за щеку и всхлипывая, покинула тамбур. Сонька подошла к шпику поближе.

— Вы знаете, что моя дочь несовершеннолетняя?

— Я этого не знал.

— Ей всего лишь четырнадцать лет.

Антон со злостью смотрел на нее.

— Решили подставить?

— На первой же станции я заявлю на вас в полицию, и вас будут судить за растление!

— На первой же станции я сдам вас жандармам, и вас будут судить за все преступления, которые вы совершили! Считайте, что я арестовываю вас!

— По какому праву?

— По праву сыскного отделения департамента полиции! — Шпик отвернул лацкан пиджака, показал воровке свой номерной знак. — Марш в купе, и не сметь покидать его без моего ведома!

И в этот момент Сонька сильно ударила его ногой в живот. От такого толчка дверь вагона распахнулась, и шпик едва не вывалился из вагона. Однако успел зацепиться за край двери, стал подтягиваться внутрь.

Воровка ринулась к нему, навалилась всем телом, стала отдирать его пальцы от двери, давить пальцами на глаза.

В какой-то момент шпик не удержался, разжал руки и на полном ходу поезда рухнул вниз.

Сонька видела, как он скатился по насыпи, как потом попытался подняться, даже пробежать, но, похоже, сломал ногу и потому остался лежать.

Воровка закрыла дверь, вернулась в купе.

Дочка сидела на полке, с улыбкой смотрела на мать. Лицо ее горело. Та обняла ее, поцеловала.