Улисс оскалил зубы.

— Во всяком случае, — констатировал мистер Бомарис, — она была, несомненно, довольна тем, что ты был в нашей компании.

Сыграло ли роль это приятное воспоминание или непреодолимое убеждение Улисса в том, что он не должен расставаться с хозяином ни на минуту, но мистер Бомарис стал всегда возить его с собой, в своей коляске. Знакомые, увидев впервые Улисса и оправившись от первого шока, обычно приходили к выводу, что Несравненный решил вновь эпатировать общество. Правда, тут же появился имитатор, который тоже завел себе какую-то псину таинственной породы и превратил ее в своего постоянного спутника.

Идея состояла в том, что если Несравненный ввел новую моду, то вскоре будет уже трудно найти во всем Лондоне подходящую дворнягу. Однако мистер Уоркуорт, человек фундаментального склада мышления, счел эту акцию поспешной и необдуманной.

— Помните, когда Несравненный три дня назад носил в петличке одуванчик? — мрачно заметил он. — Помните эту суматоху, когда все, как оглашенные, ринулись к цветочницам за одуванчиками, которых у тех, естественно, не было? Бедняга Джеффри в поисках одуванчика добрался до Эшера, да так и ничего и не нашел. А Олтрингхэм? Тот сообразил выкопать полдюжины в Ричмонд-парке и хотел разводить их у себя за окнами. Неплохая идея, если бы это действительно стало модой. Но ведь Несравненный просто морочил нам голову! Только мы приукрасились одуванчиками, как он перестал их носить, и все мы оказались в дураках. И на этот раз то же самое, наверное!

И вот, наконец, бал у леди Бридлингтон. Он обещал быть событием экстраординарным. Хотя покойный лорд Бридлингтон, чтобы угодить своей честолюбивой супруге, пристроил к особняку целый зал, да еще и галерею, казалось почти невозможной задачей принять такое огромное количество гостей, чтобы они при этом чувствовали себя свободно, а не толкались, как сельди в бочке.

Был приглашен отличный оркестр; во время ужина слух гостей должны были услаждать волынщики. Наняли дополнительный штат прислуги. Предупредили полицейское начальство, чтобы оно приняло особые меры по поддержанию порядка и безопасности в районе Парк-стрит. Повар сбился с ног… Сверх того, что должны были приготовить под его началом, пришлось заказать закуски из ресторана «Гантер». Уже за несколько дней до этого торжественного события слуги двигали мебель, начищали хрустальные люстры, перемывали сотни бокалов, извлеченных из запасников, считали и пересчитывали столовые приборы — словом, в доме был настоящий бедлам.

Гости приходили и уходили; одни пораньше, чтобы успеть еще на какой-нибудь прием, другие попозже, оставив бал у леди Бридлингтон в качестве заключительного пункта своей вечерней, вернее, ночной программы. Основные гости стали появляться уже после двух часов ночи. Снаружи непрерывно раздавались пронзительные вопли: «Карету милорда такого-то!» (или «миледи такой-то!»), потные полицейские переругивались с лакеями, кучера — с извозчиками. Во всем этом хаосе для Арабеллы было, по крайней мере, одно светлое пятно: Бертрам прибыл ровно в десять и держался, как настоящий джентльмен.

Он плюнул на все и заказал себе новый вечерний костюм у обязательного мистера Свиндона, разумно прикинув, что та простая одежда, которую он носил в Хейтраме, совсем не подходит для такого случая. Мистер Свиндон постарался на славу, и когда Арабелла увидела, как Бертрам идет вверх по лестнице между ящиками с цветами, которые она до того целый день прыскала водой для свежести, ее сердце так и подпрыгнуло от гордости за него. Темно-синий сюртук сидел как влитой, атласные панталоны — без малейшей складочки, чулки и жилетка — ослепительной белизны. Со своими темными кудрями, аккуратно подстриженными а ля Брут — последний стон моды! — изящным орлиным профилем, с легкой нервной бледностью в лице, — еще бы, первый выход в свет! — он выглядел почти как сам Несравненный. Арабелла, пожимая его руку, бросила на брата такой восхищенно-любящий взгляд, что он не мог удержаться от задорной мальчишеской улыбки, которая сделала его еще привлекательнее; какая-то из ранних гостей даже осведомилась у своего спутника:

— Кто этот симпатичный юноша?

Бертрам успел взять несколько уроков у одного известного танцмейстера и поэтому храбро предложил сестре первый вальс протанцевать с ним. В Хэрроу он много занимался спортом и вообще имел неплохую фигуру, прекрасно двигался, так что в вальсе показал себя наилучшим образом. Арабелла даже воскликнула:

— Ой, Бертрам, как здорово ты танцуешь! Давай и кадриль вместе!

На это, однако, он не мог решиться.

Она не видела его с той случайной встречи на Мэлле, которая проходила в окружении нянек, занятых своими младенцами и закупкой парного молока для них, — сиена была несколько пасторальной. Но теперь Арабелла была в тревоге. Некий оттенок ухарства в его лице еще больше ее встревожил. Это все мистер Сканторп — наверняка тот толкает брата на путь, который папа, во всяком случае, не одобрил бы, подумала она, кстати, без всяких оснований, поскольку мистер Сканторп был тут менее всего виновен.

Однако руководствуясь похвальным намерением найти для Бертрама лучшую компанию, она не нашла ничего лучшего, как познакомить его с одним из своих кавалеров, пожалуй, из числа наименее интересных для нее самой, а именно: с молодым лордом Уайвенхоу, наследником богатого состояния, известным в лондонском обществе под прозвищем Чавкало, — такой он был весь круглолицый, добродушный, любитель поесть-попить.

Оба молодых человека сразу же почувствовали взаимную симпатию. Лорд Уайвенхоу был несколькими годами старше, но поскольку не страдал избытком интеллекта, это делало его моложе, а Бертраму из-за его одухотворенного вида обычно давали на несколько лет больше. Они сразу нашли общий язык, и не прошло нескольких минут, как Чавкало и Бертрам уже договорились вместе поехать на ближайшие скачки.

Между тем тот восторг, с которым мисс Тэллант отдалась танцу с каким-то своим йоркширским кавалером, не остался незамеченным. Немало сердец наполнилось по этому случаю печалью; ведь ни один из тех, кто так домогался руки и сердца богатой наследницы, не мог похвастаться, чтобы она когда-нибудь улыбалась им с такой же нескрываемой нежностью, как улыбалась Бертраму, или чтобы так долго и доверительно разговаривала с кем-либо еще. Одному из наиболее внимательных зрителей, мистеру Чоркуорту, пришло в голову, что эта парочка чем-то неуловимо похожа друг на друга.

Он поделился своим наблюдением с лордом Флитвудом, который как раз был на вершине счастья из-за того, что Арабелла пообещала ему кадриль, и не обращал внимания на призывные взгляды дам, не приглашенных на вальс и оживленно переговаривавшихся, сидя в золоченых креслах, расставленных вдоль стен зала.

Лорд Флитвуд минуту-две внимательно изучал Тэллантов, но так и не обнаружил сходства, которое и впрямь было скорее в мимолетном выражении лиц, чем в их чертах.

— Да нет, черт побери! — отрезал он. — У малышки Тэллант нос вовсе не крючком!

Мистер Чоркуорт вынужден был согласиться с этим и признать, что он, видимо, ошибся.

Мистер Бомарис появился только после полуночи, уже безнадежно опоздав на вальс с Арабеллой. Вид у него был какой-то особенно неприступный. Перемолвившись несколькими светскими любезностями с хозяйкой, сделав тур танца с дамой, которой она его представила, и еще один — со своей кузиной, леди Вейнфлит, он начал прохаживаться из одного салона в другой, лениво перебрасываясь несколькими фразами с кем-либо из знакомых и со скучающим видом рассматривая общество через свой лорнет.

Через полчаса, когда начали формироваться две шеренги участников контрданса, он отправился на поиски Арабеллы. Мистер Бомарис успел заметить, что она в конце последнего танца исчезла из зала, направившись в сторону галереи в сопровождении некоего мистера Эпворса, который громко возглашал, что подобной давки он никогда прежде не видывал и что сейчас добудет для своей партнерши стакан лимонада для охлаждения. Выполнил ли он свое обещание или нет, осталось для мистера Бомариса тайной; войдя через минуту в галерею, он обнаружил лишь, что Арабелла, вся вжавшись в спинку кресла и пребывая в состоянии крайнего смущения, пытается высвободить руки из цепкого пожатия мистера Эпворса, романтически расположившегося на коленях у ее ног. Предприимчивый охотник за приданым, воспользовавшись тем, что все устремились в зал для контрданса, и укрепленный в своей решимости изрядной дозой дарового шампанского, явно счел, что пришел его звездный час. Входя, мистер Бомарис услышал как раз развязку этого драматического события: