— Нет, повторяю вам!

— А если я сделаю это помимо вас?

— Тогда я разоблачу вас, что бы потом ни случилось!

— Вы неисправимы! Это ваше окончательное решение?

— Да! — сказал Вальдзингам.

— Великолепно! — произнес майор, пожимая плечами. — Если так, делать нечего… Помните же, — добавил он, ударяя пальцами по письмам, которые все еще держал в руке, — что вам уже не придется ждать от меня ни малейшей пощады! Если человек не видит своей собственной выгоды, пусть не воображает, что умные люди будут страдать по его милости. Позовите вашего пасынка, я попрощаюсь с ним и отправлюсь в путь. Бедная Ада, верно, заждалась меня.

Капитан позвал сэра Руперта Лисля, который в один миг прискакал к косогору.

— Сэр Руперт, — сказал майор, — я хочу проститься с вами, потому что я покидаю Бишер-Рид… Помнится, поселяне что-то толковали об этом косогоре, но я до сих пор так и не смог узнать, откуда произошло это название Бишер-Рид. Объясните мне это на прощанье, Артур!

— Отстаньте! — сердито произнес капитан. — Зачем вам история Бишер-Рида?!

— Не будьте же невежливым, мой дорогой Артур, расскажите то, о чем я вас прошу.

Они стояли на вершине косогора — самого высокого в этой местности, перед ними находился почти отвесный спуск.

— Косогор назван Бишер-Ридом, потому что пятьдесят, лет тому назад, какому-то капитану Бишеру, знаменитому спортсмену, вздумалось, заключив пари, проскакать по нему верхом на чистокровной лошади, — сказал Артур Вальдзингам.

— И что же, он разбился? — спросил майор Варней.

— Нет, но его лошадь погибла.

Майор расхохотался.

— Бедняжка! — произнес он. — Он поплатился лошадью! И никто не последовал его примеру?

— Думаю, никто!

Сэр Руперт Лисль напряженно прислушивался к их разговору.

— Я хочу туда подняться, — сказал он, указывая на вершину.

— Что за идея, баронет! — возразил майор. — У вас не хватит смелости, — добавил он смеясь, — вы не такой жалкий трус, как Джеймс Арнольд, но все-таки едва ли вы настолько отважны, чтобы проскакать галопом по Бишер-Риду, клянусь честью, это невозможно!

Упорство было наследственной чертой рода Лисль и нередко заставляло членов этой семьи совершать такие невероятные подвиги, на которые не отважился бы храбрейший из храбрых; и, в самом деле, подобная настойчивость в выполнении задуманного часто приводит к более блестящим результатам, чем дерзкая отвага. Сэр Руперт был настоящим Лислем — апатичным, вялым, но упрямым.

Майор смеялся, и его лицо, обращенное к солнцу, имело самое вызывающее выражение.

— Нет, нет, мой маленький баронет, — продолжал он, — для этого у вас не хватит смелости, к тому же вы умны и должны понять, что это невозможно.

Бледные щеки мальчика запылали от гнева.

— Ах это невозможно? — воскликнул он слабым, но резким голосом. — Ах невозможно?

Он повернул свою лошадь и проехал по одному из бугров, затем, изо всех сил стегнув пони хлыстом, перескочил через перила и начал подниматься на вершину. Майор видел, что мальчик побледнел, а капитан, бросившись за ним, подбежал к краю косогора как раз в тот момент, когда баронет помчался по опасному спуску, который вел к оврагу.

— Он спустится, не получив ни малейшей царапины, — проговорил майор.

— Сатана! — с ужасом воскликнул капитан Вальдзингам. — Это твои проделки!

Лошадь уже достигла подножия косогора, ребенок раскачивался, стараясь всеми силами удержаться в седле, но животное, сделав последний скачок, упало, подмяв под себя всадника. Сверху пони и мальчик казались бесформенной массой, которая шевелилась еще несколько мгновений, а затем стала совершенно неподвижной.

— Скорей ко мне, сюда! — воскликнул капитан, сбегая вниз по тропинке.

Когда он подбежал к баронету, над ним уже стоял майор. Он опустился на колени возле мальчика. Сэр Руперт был придавлен лошадью, которая встала, как только майор распутал ее поводья.

Сэр Руперт Лисль лежал без движения, лишь несколько капель крови на лбу свидетельствовали о полученной им травме.

— Слава Богу! — воскликнул капитан. — Он отделался испугом.

Майор Гранвиль расстегнул жакет мальчика и положил ему руку на сердце. Он вдруг побледнел, и его белокурые усы и бакенбарды словно бы потеряли свой привычный лоск.

— Он умер от ушиба головы, — сказал он печально и торжественно.

— Сатана! — закричал капитан Вальдзингам и схватил его за горло. — Ты убил его!

Майор, все еще бледный, сбросил стиснувшие его руки и спокойно произнес:

— Артур, будьте благоразумны и выслушайте меня. Я так же невиновен в случившемся, как и вы сами. Когда я предложил вам комбинацию, которая могла принести нам богатство, я сказал, что мальчику не будет причинено ни малейшего вреда, я говорил именно то, что думал, но вы взбесили меня своей глупостью, и мне захотелось немножко подразнить вашего пасынка. В том, что случилось, я не виноват. Это игра случая, которую нельзя ни предвидеть, ни предотвратить. Случилось то, что случилось, и мы с вами не в силах ничего изменить! Но мы можем, — он понизил голос почти до шепота, — извлечь из этого пользу! Позволите вы мне поступать, как указывают мой ум и мой рассудок?

— Да, — сказал капитан, закрывая руками помертвевшее от ужаса лицо. — Я поклялся быть покровителем этого ребенка, и вот как я сдержал свою клятву!

Майор снял плед и бережно разостлал его на траве, подняв безжизненное тело баронета, положил его на плед и закрыл его лицо батистовым платком.

— Артур, — сказал он, — оставайтесь здесь и следите за тем, чтобы никто не догадался о катастрофе. Я скоро вернусь.

Он взял под уздцы пони и повел через овраг в поле, не обращая внимания на грязь, которая облепила его лакированные сапоги. Доведя лошадь до стоячего пруда, находившегося в миле от места катастрофы и в шести милях от Лисльвуд-Парка, он, стегая своим галстуком, загнал ее в воду и накинул поводья ей на шею, но пони, выскочив на противоположный берег, во весь опор пустился к сосновому лесу. Майор следил за ним взглядом, пока он не скрылся совсем из вида, и лишь тогда поспешил к Вальдзингаму и телу баронета. Он нашел капитана сидящим возле трупа пасынка.

— Я думал, вы не вернетесь, — сказал капитан, когда майор подошел ближе.

— Здесь кто-нибудь проходил?

— Никто не проходил.

— Хорошо. А теперь отправляйтесь прямо к матери этого несчастного ребенка и скажите ей, что мальчик заблудился. Больше ничего не нужно говорить: пони найдет дорогу в Лисльвуд.

Он взял тело баронета на руки и пошел было с ним к экипажу, но тотчас же отказался от этого намерения.

— Артур, — сказал он, — бегите к повозке и прикажите кучеру подъехать сюда.

Капитан повиновался, и через несколько минут послышался стук колес.

Миссис Варней выглядывала из окна экипажа, в своей изящной шляпке она была прекрасна.

— Что случилось? — спросила она с любопытством.

— Отворите дверцу, Соломон! — приказал майор.

— Вы можете сесть спиной к лошадям, Ада? — спросил он, когда слуга открыл дверцу и опустил подножку.

— Для чего это нужно? — спросила миссис Варней.

Майор не ответил. Взяв за руку Аду, он заставил ее выйти из экипажа, положил тело мальчика на сиденье и, схватив шкуру леопарда, в которую миссис Варней кутала ноги, поспешно накинул ее на труп.

— Что с ребенком? — спросила миссис Варней. — Уж не ранен ли он?

— Да, он опасно ранен, я отвезу его в Брайтон и приглашу к нему лучших докторов… Садитесь скорее, Ада. Закройте дверцу, Соломон!

Майор с женой сели на заднюю скамейку, спиною к лошадям. Капитан схватился за дверцу экипажа.

— Что вы хотите сделать с ребенком? — спросил он у майора.

Варней улыбнулся — в первый раз после разыгравшейся драмы.

— Вы знаете или угадываете это сами, мой друг, — ответил он.

Экипаж укатил, и Вальдзингам, бледный и озадаченный, остался на пустынной дороге.

— Клэрибелль, — прошептал он, пристально глядя вслед удаляющейся карете, — ваша измена, разбившая мне жизнь, теперь, очевидно, падет на вашу голову! Да поможет вам Бог, бедная женщина, а я уже не в силах отвести этот удар…