Разглядывая на экране странно одетых крупного мужчину с наголо обритой головой и худенькую девушку в несуразно широких кожаных штанах, странном картузе с невнятной кокардой над поломанным козырьком, с короткой стрижкой, рядовой Кудряшов вспомнил, что, увлекшись танками, не успел нацепить переговорную гарнитуру, последний писк армейской техники, появившийся во взводе едва ли не одновременно с ним самим: миниатюрный наушник и крошечный направленный микрофон, берущий звуки только на два десятка метров перед бойцом.

Чертыхнувшись на свою рассеянность, Кудряшов первым делом нажал "тревожную кнопку" вызова караулки и, лихорадочно прилаживая гарнитуру под каску, доложил ответившему сержанту Тимохину:

— Тревога! Из склепа появились двое, мужчина и женщина. Кажется, без оружия. Аппаратура ничего не показала до самого их появления…

— Где они сейчас? — переспросил сержант.

— Стоят около схорона, о чем-то говорят, мне тут не слышно, — приободрившись, что всё пока сделал правильно, ответил Николай.

— Думаешь — археологи вернулись на наши головы? — спросил сержант.

Видимо, караульный начальник прилег отдохнуть или просто отошел куда-то, и сержант, замкомвзвода, оставался за старшего в помещении.

— Да не похожи на ученых-то, — засомневался Кудряшов. — Бродяги какие-то по одежде если… может, эти самые — туристы новомодные?

— А чего им тут делать? хотя, все может быть, — согласился сержант. — Давай-ка ты их окликни, мол, стой, кто идет и так далее, только связь с гарнитуры не отключай, что бы здесь, у нас, слышно было.

— Слушаюсь, — отозвался Кудряшов. — Разрешите начинать?

— Начинай, только аккуратно, — попросил сержант.

— Иду…

Рядовой Кудряшов, прихватив из угла штурмгевер и сняв оружие с предохранителя, осторожно приподнял край маскировочного купола и ловко, ужом, выскользнул наружу, тут же подымаясь во весь свой невеликий рост.

— Стой! Стрелять буду!

"Ну, вот, опять вляпался, — пронеслось в голове Кудряшова. — Про "стой, кто идет?" забыл…"

3

От неожиданности появления часового, а еще больше — от его чисто русской речи, Анька вдруг истерично всхохотнула и громко, обращаясь к Паше, с каким-то нарочитым весельем сказала:

— "Стой! Стрелять буду"! "Стою"! "Стреляю"! Помнишь?

Паша, естественно, этот старинный анекдот помнил, но смех Аньки не поддержал, старательно скрываясь за её неширокой, вряд ли пригодной для серьезного укрытия, спиной и пряча сзади, за ремень, свой пистолет. "Хорошо, что часовой лопух и не успел его разглядеть", — подумал Паша. Но Кудряшов в пистолете неизвестного ничего для себя опасного не увидел, тем более, что оружие почти мгновенно исчезло где-то за спиной нарушителя, и теперь Паша дружелюбно демонстрировал пустые ладони.

— Так, хорош ржать, а то и в самом деле выстрелю! — тщедушный часовой грозно взмахнул стволом штурмгевера. — Кто такие? Что вы на полигоне делаете? Тут запретная зона!

— Паша, а что мы и вправду тут делаем?

Паша покачал головой, артистические способности Аньки он всегда ценил, но, кажется, тут она переигрывает, повторяя вопрос часового и изображая из себя блондинку. Кто ж поверит в это, взглянув на её прожаренное пустынным солнцем лицо, грязные, с растрескавшейся кожей руки, да еще и на широченные кожаные штаны и короткую курточку кустарного пошива. И всё это — при условии, что человек сослепу не заметит огромную деревянную кобуру её маузера.

Кудряшов слепым не был, за научников-археологов принять такую экзотическую парочку не мог, а вот в бесшабашные туристы-путешественники они годились полностью, даже быстро спрятанный пистолет только поддерживал эту версию. Ну, не были туристы любителями "помахать шашками", и оружие в большинстве своем просто терпели, как предмет первой необходимости в некоторых диких местах.

— Да вы вообще откуда взялись-то? Кино что ли снимаете? — Кудряшов задавал вопросы наобум, стараясь разговорить задержанных, едва услышав в наушнике короткое сержантское: "Жди, выезжаю…"

— Ага, а как ты догадался? — поддержала Анька.

— Да тут бывало раньше снимали, до нас, место тут красивое и дикое, — сказал часовой. — А теперь — полигон. И давно уже. А вы чего ж, заблудились что ли?

— Точно-точно, — неторопливо вступил в разговор Паша. — Пошли прогуляться, да вот — заплутали, тут же один песок, да скалы эти непонятные, все на одно лицо, не то что в лесу…

— А что за фильм снимаете? — уточнил часовой, отводя в сторону ствол своего оружия, но ближе к псевдоактерам не подходя и штурмгевер на плечо не закидывая. — Художественный? или документальный? и давно тут? в смысле снимаете?

— Игровой, — согласилась Анька, игнорируя вопрос про сроки их пребывания в пустыне. — Про войну.

— Ну, насчет "про войну" я уже понял, — солидно сказал часовой, кивая на маузер Аньки. — А как называется?

— "Белое солнце пустыни", — вздохнул Паша, выдвигаясь чуток вперед. — Так мы что ж — пойдем себе дальше? ничего ведь не нарушили…

— Куда пойдем? — искренне удивился часовой. — Сейчас дежурная смена с караулки прибудет, отвезут вас в часть, пусть там разбираются…

— Так мы ж с кино, нас съемочная группа…

Анька не успела закончить жалобную фразу, как откуда-то сбоку, со стороны скалистых нагромождений, вдоль которых только что стреляли танки, вздымая пыль, выскочил длинный гусеничный вездеход, плоскостью своей очень похожий на спичечную коробку с торчащим впереди стволом-спичкой крупнокалиберного пулемета.

— Так, артисты-туристы! — скомандовал появившийся в боковой передней двери вездехода усатый мужичок в таком же, что и часовой, камуфляже с парочкой бледных полосок на с трудом различимом погончике. — Залезай сюда, до штаба корпуса домчим с ветерком!

— Я не хочу в штаб корпуса, — тихо сказала Анька.

И хотя фраза её предназначалась только Паше, усатый услышал и сказал:

— Хочу-не хочу это вам в кино будет. А тут закрытый объект. Залезайте, пока по-хорошему приглашают…

И, выскочив на песок, распахнул перед неожиданными гостями поста дверь в десантный отсек. И тут же отвлекся от задержанных, подмигнул часовому:

— Молоток, Колька! Так держать! Считай, благодарность от комдива ты уже схлопотал…

Кудряшов едва не зарделся, как девчонка, от удовольствия, ну, еще бы, без году неделя во взводе и уже с хорошими новостями в сводку попал. Но сержантская благодарность была только началом:

— Продолжай службу бдить, да и "химку" сразу приготовь, из штаба звонили, говорят, через пару часов зарином зальют тут всё…

Рядовой невольно передернул плечами, сидеть упакованным в "резину" химзащиты в схороне, а потом еще и дегазацию проходить — удовольствие ниже среднего, вот ведь, как повезло ему в этот день с приключениями. Но Тимохин успел перед отъездом успокоить подчиненного:

— Не тушуйся, может, успеешь смениться, у нас ведь, сам знаешь, как… объявили, потом отложили… главное, "химку" на готове держи, что б потом по госпиталям не валяться напрасно. Бывай, бдительный!

Сержант заглянул в десантный отсек, удостоверившись, что псевдоартисты или натуральные туристы успели пристроиться на сиденьях, и подбодрил и их:

— Теперь — только держись покрепче! С ветерком прокатимся…

Дверь гулко хлопнула, отрезая от Аньки с Пашей цвета и запах пустыни. Загудел, сначала лениво, потом всё громче и громче, двигатель, и через пяток секунд вездеход резко, как лошадь, а не механизм, взял с места.

Самым важным с момента неожиданного задержания для Аньки Паши было то, что никто не только не стал их обыскивать, но даже не предложил сдать оружия, видимо, целиком поверив в несуразную "актерскую" версию случившегося. А значит, и маузер при Аньке сочли за муляж. А пистолет за поясным ремнем Паши никто, кажется, и не заметил вовсе.