— Она представилась мне, как Пэтси. Такое, вот простенькое, на ее взгляд, имя — в самый раз для такой заурядной личности, матери и домохозяйки. Одежда на ней была не тюремная, а своя (как обычно у подследственных). Кстати, очень миленькая одежда — юбка в складочку, и розовая блузка с вышивкой по краю рукавов и выреза. Волосы были чистые, аккуратно уложенные, ухоженные ногти. Даже сидя на тюремном стуле, она умудрялась производить впечатление человека, не знающего, что такое предаваться безделью и праздности. Думаю, она отнеслась бы осуждающе к нашей с вами компании, никогда не смогла бы понять тех, кто способен часами травить байки в джакузи, а уж поменявших пол и подавно. «Как же можно просто так сидеть и ничего не делать? — спросила бы она. — Неужели совсем нечем заняться? А бактерии? Они же размножаются миллионами в этом теплом пару!» Думаю, дома у Пэтси повсюду пахло освежителями и средствами дезинфекции.

Временами она вела себя довольно агрессивно, но, думаю, причиной тому были дети. Ей очень не нравилось, что я бездетная.

— Только женщина смогла бы понять меня, — сказала она.

Еще она добавила, что не видит смысла в наших встречах. Дескать, она не сумасшедшая, это закон сумасшедший, если причиняет моральный ущерб ее детям, выставляя ее больной и подвергая психиатрической экспертизе. А если дети узнают об этом и подумают, что она умалишенная? Тогда уж судье следовало пригласить к ней настоящего психиатра, а не какого-то психоаналитика, только и умеющего, что водить душеспасительные беседы. А это все потому, что люди очень разъединены и не понимают друг друга. Она извинилась за грязь в камере, за спертый воздух, пропахший капустой и мочой. Посетовала, что ей отказались дать веник, щетки и моющие средства, чтобы она могла убраться, перед тем как принимать посетителей. Ей объяснили, что для этого существуют уборщики. Только уборщики эти, судя по их виду и состоянию камеры, явно понятия не имеют, что перед мытьем пол нужно подмести.

— Спасибо, хоть мою одежду мне оставили, — сказала она. — И я не должна надевать это грязное заразное тряпье. Утюга у них не допросишься, но я кладу юбку на ночь под матрас, так что складочки сохраняются. Я во всем люблю аккуратность. Ведь важно показывать пример детям, вы не находите? Да нет, где уж вам думать о таких вещах! Вы же заботитесь о карьере, а не о том, как завести детей.

Для нее последние слова считались оскорблением, а для меня наоборот. Ей в голову не приходило, что на ее месте благоразумнее завоевать мое расположение. Она все твердила, как важно обратить внимание судьи на то, что она была в своем уме, когда убивала мужа. И очень боялась, как бы ее детишки — Дженет и Харви — не сочли мать сумасшедшей. Это слишком тяжкий груз для их детских душ. Им уже и так пришлось смириться с потерей отца, а завтра к тому же у Дженет день рождения — ей исполнится восемь — и хватит уже того, что милая мамочка ее не поздравит. Она может даже не поверить, что, как ей сказали, мать уехала в Грецию, дабы оправиться после смерти отца.

— Но это же чистое безумие, — удивилась Брокерша. — Я думала, вы должны сообщать детям правду.

Видите ли, я сама с трудом определила, сумасшедшая она или нет, — пояснила Психологиня. — А сказать спасительную ложь детям, может, и не очень разумно, но это не безумие. Она собиралась поговорить обо всем с детьми, как только выйдет из тюрьмы и эта бестолковая суета закончится. Пока дети находились у больных престарелых родителей ее мужа, а те не могли должным образом позаботиться о них, хотя и вели себя совсем неплохо для людей старого поколения — например им хватало здравого смысла убирать от Дженет газеты, а Харви пока не умел читать — возможно, виной тому потрясение от смерти отца. Ну и к лучшему.

«Жаль, что у нас в стране до сих пор не существует понятия crime maternel, — посетовала она. — Это когда мать убивает ради детей. За такие вещи женщину должны не судить, а почитать. Ведь я просто сделала то, к чему обязывал меня материнский долг. Предпочла интересы детей интересам мужа. Их век только начинается, а в вопросах жизни и смерти молодые имеют преимущество перед старыми. Мы, конечно, можем вернуть свое существование в более или менее нормальное русло, как только меня освободят. Поменять имена, местожительство и школу — ведь чего только не сделаешь, лишь бы избавить детей от душевной травмы!»

Я не стала говорить ей, что дети скорее всего уже получили сильную душевную травму, когда их мать хладнокровно убила отца. Просто попросила подробно рассказать о своей жизни. И она рассказала. В детстве ей приходилось терпеть сексуальные домогательства отца, а мать все знала и не вмешивалась, но инцест в те времена был настолько частым явлением в семьях, что почти признавался нормой или чем-то вроде дурного поведения. В двенадцать лет она попала в приемную семью» Это оказались милые и душевные люди, к которым у нее не было претензий. Тогда Пэтси уже хорошо понимала, что в мире добро соседствует со злом. Она всегда хотела иметь детей и полностью их обеспечивать. Важнее задачи в жизни не видела. Она пошла учиться на медсестру, и медсестра из нее вышла отличная, но думала Пэтси всегда только о своих будущих детях. Мужчинам она нравилась, и многие выражали готовность жениться на ней.

— Да уж, медсестры пользуются у мужчин популярностью. Это мы знаем, — заметила Шиммер.

— Пожалуйста, не перебивайте, — возмутилась Психологиня. — У меня такая профессия, что я должна просто сидеть, слушать и воздерживаться от комментариев, как бы трудно это порой ни было. Но сегодня мне наконец позволено выговориться, и я надеюсь, вы мне это разрешите.

— Простите, — извинилась Шиммер.

— Короче говоря, — продолжила Психологиня, — всякий раз, встречаясь с мужчиной, она решала, что из него не выйдет хорошего отца. Судила их по завышенным меркам. Хотела, чтобы мужчина был добрым, нежным, любящим, терпеливым, умным, чтобы заботился о детях и имел веской слово в семье.

— Да где же вы такое найдете в одном мужчине?! — удивилась Судья. — Ни за что не найдете, уж поверьте мне, я мужчин знаю. Ей нужно было искать себе партнера среди женщин и думать о суррогатном материнстве.

— Ой, пожалуйста! — воскликнула задетая за живое Психологиня и ткнула Судью локтем под ребра, так что та даже заверещала. Психологиня, видать, набралась силенки, катаясь на велосипеде, так что тычок получился ого-го какой ощутимый. В Судье он пробудил что-то мазохистское, поскольку верещала она скорее от восторга. А я вдруг затосковала по временам, когда мужчины были мужчинами, а женщины женщинами и в джакузи расслаблялись по отдельности.

— Как бы там ни было, но Пэтси потихоньку жила, продолжая мечтать о детях. Потом она наконец встретила Питера, познакомилась с ним через Интернет, на сайте будущих родителей. Она искала идеального отца для своих детей, он — идеальную мать. Они поженились и решили сначала обзавестись крепким хозяйством, а уж через годик подумать о детях. Год выдался на удивление удачным. Оказалось, что у Питера было примерно такое же детство, как и у нее, поэтому оба до сих пор воспринимали секс не более чем способ обзаведения потомством. Но теперь узнали его с другой стороны. Весь год прошел в пелене страсти и эротики. Потом, следуя совместному плану, она забеременела и после рождения Дженет полностью потеряла интерес к сексу. «Она засыпала только в нашей постели, — сказала мне Пэтси. — При этом не отрываясь от груди. А у меня тогда была язва. Представляете, что это такое, когда у тебя грудной ребенок?» Я не могла этого представить, поскольку не имела детей. «Как мне жаль вас! — произнесла она. — Тогда я только скажу вам, что Дженет была очень чувствительным младенцем и много плакала, а родившийся затем Харви тоже отличался оперативностью; отношение Питера к вскармливанию начало меняться, попросту не совпадая с моим. Я исключала из их диеты соль, сахар и муку, а он совал, им риталин — вот до чего доходило!»

Питер работал преподавателем и, как считала Пэтси, слишком много времени проводил вне дома. Она понимала, что у него есть долг перед учениками, но долг перед собственными детьми, на ее взгляд, был несоизмеримо больше, Пэтси требовала, чтобы он всегда присутствовал во время купания детей — считала очень важным, чтобы дети привыкли к железному укладу. Но прийти домой вовремя у Питера не всегда получалось. Он звонил и говорил, что вынужден задержаться с учениками, оставленными на дополнительные занятия. Тогда она замечала, что детишки расстраивались — им тоже требовалось, чтобы при купании присутствовал папа.