Потом она осторожно высвободила руку из его ладоней и расправила складку на юбке.

— Ну что ж, тогда решено.

— Да. Я скажу об этом Бетси сегодня. — Он улыбнулся. — Уверен, завтра она прилетит ни свет ни заря.

— Прекрасно! С нетерпением жду. — Очень странно, но Миллисент обнаружила, что говорит достаточно искренне.

— О, ну, тогда до свидания!

— До свидания! — он улыбнулся, отчего по ее телу пробежала дрожь возбуждения.

Милли повернулась и поспешно пошла к выходу. В конце концов, ее смущение было естественным, ведь этот визит выглядел достаточно странным. Но сейчас она знала только одно: нужно срочно уйти от Джонатана Лоуренса до того, как она сделает что-нибудь непоправимо глупое.

Глава Х

Миллисент не удивилась, когда на следующее утро Бетси постучала в дверь через секунду после того, как они закончили завтракать. Она пришла на несколько минут раньше условленного срока, но, должно быть, ей не терпелось начать.

Руки и личико Бетси были необычно чистыми, волосы заплетены в две аккуратные косички. Миллисент поразилась внезапному импульсному желанию наклониться и обнять ребенка.

Она улыбнулась девочке, зная, как смягчает улыбка ее лицо, и взяла Бетси за руку, повела через холл в кухню.

— Ты как раз вовремя, — весело соврала она. — Давай наденем фартуки и приступим к делу.

Миллисент повязала длинный фартук, зная, какой грязной будет работа, а другой, поменьше, надела на Бетси. Девочка захихикала и принялась смешно крутиться перед зеркалом, держа фартук за края. Миллисент не могла не посмеяться над ее шалостями.

Но когда они начали консервировать, Бетси стала очень серьезной, наблюдая за действиями Миллисент и копируя их до мельчайших деталей. Миллисент велела ей резать зеленые помидоры. Бетси осторожно двумя руками взяла большой нож, кончик языка она от старания зажала между зубами. Миллисент скоро заметила, что Бетси схватывает все на лету, и хотя ее пальцы были еще медленными и непослушными, она уже неплохо справлялась с заданием. Милли сама удивилась, обнаружив, как приятно обучать других тому, что умеешь сам. Было любо-дорого видеть, как быстро Бетси усваивала ее уроки, и Милли даже испытывала гордость оттого, что передает знания, которые получила сама от матери и тетушек.

День выдался жарким, как и большинство летних дней в этом году, а в кухне было совсем невыносимо от раскаленной плиты. К концу дня и Бетси, и Миллисент были утомленными и мокрыми от пота. Опал Милли отправила с кухни еще несколько часов назад.

Милли слишком устала от жары, чтобы проголодаться, поэтому, когда Бетси ушла домой, она поплелась в свою комнату. Единственное желание, которое неотступно преследовало ее, было облиться холодной водой. Она с тоской вспомнила, как много лет назад она и Алан ходили к пруду недалеко от их дома и прыгали в холодную воду. Если об этом узнавала мать, она выговаривала Миллисент, но летние купания стоили того. С каким наслаждением Милли прыгнула бы в воду прямо сейчас… Но она больше никогда не ходила к пруду, и сейчас не могла и мыслить о том, чтобы раздеться и в одной рубашке нырнуть в чудесную прохладу…

Она расстегнула платье и сбросила его с себя, расстегнула и влажный от пота нарядный бюстгальтер. Затем задумчиво посмотрела на дверь: наверное, это все же нехорошо, неприлично, но ей так жарко…

Милли подошла к двери и замкнула ее на ключ, стянула через голову бюстгальтер и сняла нижние юбки.

Она потянулась и почувствовала себя виноватой за свою наготу: настоящая леди не должна стаскивать с себя всю одежду и стоять абсолютно голой, и не вахно, что ей жарко и что в комнате, кроме нее, никого нет. Хуже того, было так приятно стоять обнаженной… Легкий ветерок, раскачивающий занавески, нежно ласкал ее тело.

Милли взяла широкий китайский таз, осторожно встала в него и, наполнив кувшин водой, начала поливать себе на плечи. Удивительно прохладная вода ручейками сбегала по ее телу. Она закрыла глаза, отдаваясь чувственному наслаждению. Было почти так же хорошо, как раньше, когда она прыгала в холодную гладь пруда. Новый порыв ветерка, играя с занавесками, ворвался в комнату и обжег прохладой влажную кожу Милли.

Она открыла глаза и, повернувшись, посмотрела на свое отражение в зеркале. Фигура все еще хорошая, подумала Миллисент. Ее грудь, целый день стянутая тесным и жарким лифчиком, была высокой, а ноги — стройными. Талия стала немножко шире, чем в ранней юности, но высокая красивая грудь компенсировала этот недостаток. Кожа еще не начала увядать, а сама она вовсе не была склонна к полноте.

Струйки воды приятно ласкали кожу. Одна из них медленно стекла по груди на сосок. Коричневато-розовый бутон набух при прикосновении легкого ветерка. Милли подняла руки к груди и начала поглаживать ее, вытирая последние капли воды. Она замерла, сжав соски пальцами и чувствуя, как они реагируют на это прикосновение. Незнакомое ощущение, смутное и необъяснимое, пронзило все ее тело. Она невидящими глазами смотрела в зеркало.

Внезапно Милли очнулась. Горло сдавил какой-то комок; она быстро отвела в сторону глаза и опустила руки. Что она делает? О чем она думает? Прохладная вода, естественно, освежает в жаркий вечер, но это не значит, что нужно стоять, уставившись в свое отражение в зеркале, да еще в обнаженном виде. Она вытерлась мягким полотенцем и обернула его вокруг тела. Взяв ночную рубашку, через голову надела ее. Это была рубашка без рукавов, с глубоким вырезом, сшитая из белоснежного хлопка, но даже это легкое прикосновение к коже показалось неприятным после нескольких мгновений свободы.

Милли села на стул у окна и начала расчесывать волосы. Она неспешно разбирала каждую из сотни прядок, как делала каждый вечер, сколько себя помнила. Красное солнце садилось за горизонт. Нигде не было видно ни облачка.

Когда солнце, наконец, зашло, Миллисент легла в постель, но никак не могла уснуть. Было слишком душно, и ей не удавалось расслабиться, несмотря на усталость. Она вертелась и переворачивалась с боку на бок, и, наконец, после двух бессонных часов, поднялась с кровати. Подойдя к окну, Милли взглянула в сад. Взошла луна. Огромная, круглая, она рассеянным бледным светом озаряла окрестности. Луна слишком яркая, чтобы можно было уснуть, подумала Миллисент. Боже, как ее измучила жара…

И тут ей пришла в голову мысль спуститься и выйти через заднюю дверь. Что-то в этой теплой, душной ночи настойчиво влекло ее. Милли вдруг поняла, что больше ни секунды не может находиться в помещении. Не накинув поверх рубашки даже халата, она выскользнула из комнаты.

Милли приоткрыла скрипучую входную дверь и, выйдя из дома, вновь осторожно прикрыла, чтобы не разбудить Алана. На цыпочках она пересекла двор и, добежав до пруда, села на берег, поставив ноги на каменные ступеньки. Она внимательно посмотрела на гладь пруда, потом подняла голову, безучастно вглядываясь в яркую серебристо-белую луну.

Вдруг послышались какие-то слабые звуки, и Милли бросила взгляд на сад, таинственный и странно незнакомый в бледном свете луны. Где-то около забора, отделявшего ее двор от соседнего, что-то зашевелилось в темноте. Милли вскочила, сердце забилось от страха.

— Извините! Это всего лишь я, — мягко произнес мужской голос, и в тени кустарника показалась фигура, направляющаяся к ней. Это был Джонатан Лоуренс.

— Я не хотел испугать вас. Просто не мог заснуть и вышел посмотреть на звезды. Потом увидел, как вышли вы, но не хотел помешать… — Он подошел совсем близко. — Вам тоже не спится?

Миллисент судорожно покачала головой, не уверенная в своей способности говорить. Ее сердце колотилось от испуга, но это было еще не все, что она испытывала в эту минуту.

Рубашка Джонатана была надета навыпуск, к тому же наполовину расстегнута так, что обнажала загорелую, в завивающихся волоках, грудь. У Милли закружилась голова. Она прекрасно помнила, что сидит здесь в одной ночной рубашке. Посреди ночи! Слишком интимная ситуация… Если бы кто-то узнал об этом, разразился бы необыкновенный скандал.