Догнав своих людей, и с нескрываемой радостью выяснив, что только двое из его десятка легкоранены, Борынчи, не теряя времени, отправился собирать болты для своего почти полностью опустевшего самострела. В настоящем сражении этим бы озаботились интендантские команды, в обязанности которых входило снабжение и снаряжение всем необходимым действующей армии, вплоть до самого последнего солдата. Но все хозяйственные службы по–прежнему оставались в городе, да и сам хшмин не особенно горевал из–за того, что ему приходится самому заниматься подобным делом, даже несмотря на свой статус младшего командира.

За этим процессом Борынчи и застал командующий. Как человек, не растерявший своих охотничьих навыков, десятник стражи сразу же почувствовал внимательный взгляд, направленный в его сторону, и чужое присутствие у себя за спиной, так что обошлось без окликов и вежливых покашливаний. Резко обернувшись, Борынчи замер как вкопанный, невольно чувствуя, как холодный пот с удвоенной силой покатился по его разгоряченному телу. Кровь от лица хшмина напротив почти сразу отхлынула, хотя он сам этого и не замечал. Все внимание беглого ётёкабу было приковано к тому, кто стоял всего в паре шагов от него.

С их первой встречи тайпэн Хань почти не переменился, разве что окончательно перестал выглядеть молодым мальчишкой. А вот его холодный неправдоподобно тяжелый взгляд Борынчи узнал бы даже сквозь закрытые веки. В тот вечер во дворе «Пурпурного лотоса» среди роскоши богатых кварталов Сианя с обезображенного и отекшего лица убийцы проклятого монаха Фуяна на наемника–стрелка тогда смотрели именно эти глаза. Чуть позади Ханя, опиравшегося на копье, замерла одна из его пугающих демонических телохранительниц. Кто–то из подземных порождений или клейменый ну–бэй всегда вертелись поблизости от Ли, но эту кровопийцу Борынчи тоже узнал лично. Красивая юная внешность и тонкие черты лица къёкецуки, столь ценимые в аристократических кругах и почитавшиеся эталонами совершенства, накрепко засели в памяти хшмина. Эта девушка, хотя кто знал, сколько ей на самом деле лет, была виновата в первом и единственном провале Борынчи за всю его карьеру внутри преступного сообщества. До того рокового выстрела с пагоды монастыря лучшему убийце–ётёкабу во всем закатном краю Империи не приходилось еще промахиваться. Но этой парочки удалось невозможное, и сейчас они вновь стояли перед ним, но находились при этом так близко, что Борынчи мог без труда различить каждую крохотную вмятину на броне тайпэна и каплю подсохшей крови в уголке лиловых губ его ручной къёкецуки.

— Десятник, — миролюбиво обратился Хань к человеку, едва сдерживавшему дрожь в коленях. При этом полководец даже не пытался изображать ту пренебрежительную манеру речи, которою Борынчи привык слышать даже из уст своего собственного начальства. Тайпэн даже кивнул ему слегка, без всякого умысла, просто приветствуя, и хшмин как послушный болванчик тут же согнулся в поясе чуть ли не пополам.

— Высокочтимый.

— Как вас зовут?

— Борынчи, без семьи и рода.

— Да теперь я вижу ваше лицо, и имя, разумеется, тоже хшминское. Это кое–что объясняет. Я наблюдал за вами в бою, — спокойно продолжил Ли, на мгновение обернулся и, обменявшись взглядами с къёкецуки, слегка поправился. — На вас обратили мое внимание.

Уважительное окончание по отношению к его персоне, промелькнувшее в последней фразе, окончательно «добила» десятника. В голове у стрелка проскочила шальная идея, что не поздно пока покончить с собой самому, ведь Хань, судя по всему, приготовил для него что–то действительно зверское.

— Вы действовали несогласованно с приказом, но весьма эффективно, хотя и своеобразно.

«Он не узнает меня?! Определенно, нет! Да и как он узнает меня, ведь мы никогда не встречались лицом к лицу, — пронеслась в голове у Борынчи еще одна запоздавшая мысль. — Только если чародейством, но зачем ему тратить такие силы во время беседы с простым стражником? Зачем ему вообще нужна эта беседа?». Только уже после этого, хшмин действительно начал прислушиваться к словам тайпэна.

— Своеобразно и интересно. Определенно подобный подход заслуживает хотя бы некоторого внимания и изучения куда более умудренными мастерами, чем я. Если мы оба уцелеем в этом бою, то мне хотелось бы встретиться с вами и побеседовать чуть дольше. Мне повезло находиться в хороших отношениях с комендантом военной школы Шенчи командиром Уручи из рода Орай. Уверен, у него есть связи и хорошие знакомства в тех гарнизонах, где стрельбе из луков и самострелов уделяют повышенное внимание. Там, наверняка, захотят увидеть на деле ваш подход к использованию стрелкового оружия.

— Как вам покажется уместным, — удивление странным образом вымывало из Борынчи остатки прежнего страха. И даже бледная къёкецуки перестала вызывать у него один лишь животный ужас, неожиданно напомнив о своей довольно привлекательной женской природе. — Участвовать в любом вашем деле будет для меня честью. Если вы объясните мне все подробно, и в том случае если мы, конечно, как вы сказали, останемся в живых.

Ли улыбнулся в ответ, но Борынчи еще не настолько перестал его бояться, чтобы ответить хоть каким–то подобием проявления радости.

— Мне нужно к своим людям, высокочтимый. Вот–вот будем выступать.

— Конечно, идите, — кивнул Хань. — Нам нужно побыстрее помочь тайпэну Гкеню и его солдатам, которые все еще сдерживают в поле основные силы юнь.

Быстро поклонившись, Борынчи поспешно удалился. Ли, проводивший этого странного десятника взглядом, снова обернулся к Ёми.

— Я опять лезу не к месту со своими идеями? — вопрос Ханя содержал подтекст, который къёкецуки все же не уловила.

— Нет, ты как всегда в своем стиле, что так бесит Такату, — блеснула иглами клыков юная кровопийца. — А вот с этим парнем что–то явно не так. Не знаю, когда вы с ним встречались или что он о тебе, слышал, но он боится тайпэна Ханя, причем, очень–очень сильно. Гораздо больше, чем остальные.

— Боится? — искренне удивился Ли. — Ты уверена?

— Уверена, — ответила къёкецуки. — Для меня это довольно ясное и странное ощущение, когда кто–то поблизости вдруг перестает бояться моих добрых алых глаз только потому, что рядом есть нечто, чего этот кто–то боится гораздо сильнее.

— Вернемся к этому вопросу позже. Ты так и не сказала, удалось ли вам спасти Ка»исс?

— То, что от нее осталось, — хмуро бросила Ёми, но тут же пояснила. — Она жива, если ты об этом, а что до остального, то помолись предкам своего Императора. Не знаю никого другого, кто мог бы ей сейчас помочь.

События в этот день развивались стремительно, и о плачевном положении дел их северной группировки в командной ставке Юнь узнали уже только тогда, когда городская стража Таури обходным манером атаковала вдоль линии осадных укреплений во фланг сражающимся. На море ситуация складывалась не менее хаотично и непредсказуемо. Успех кренился то в одну, то в другую сторону, и ярко выраженного преимущества по–прежнему не было ни за Южной эскадрой, ни за флотом царского двора. Дальнейшие действия командиров, принявших на себя руководство армией после смерти генерала Окцу, были запоздалыми, но предсказуемыми.

Три тысячи солдат было брошено к переправам в районе Гункань, с целью перебросить их на помощь северной группировке, остатки которой отступали сейчас с боем к позициям прибрежных артиллеристских батарей. Сами инженеры уже активно разворачивали свои машины и меняли прицелы, готовясь встретить врага не меньшим градом снарядов и стрел, чем тот, которым ряды самих юнь пока поливали со стороны имперцев.

Планомерное действо, давно рассчитанное на бумаге и продуманное до мелочей в вопросах организации логистики и распорядка, было сорвано самым нахальным образом. Через распахнувшиеся Речные ворота Таури в устье Чаанцзянь стали выходить корабли из эскадр Камо и Синцзян. Куай–сё начали активно обстреливать северный берег и батареи, развернутые на Гункань, а также мешать переправе войск. Ответный огонь с острова был не менее плотным и яростным, а вот саперам северной группировки вновь пришлось тратить драгоценное время на то, чтобы в очередной раз перенацелить свои механизмы. Впрочем, камнеметы осаждающих с южного берега тоже вступили в дело, и суда речного флота, по сути, оказались под перекрестным обстрелом, где им оставалось рассчитывать лишь на удачу и собственную выдержку. Но свою главную задачу хайтины Шао Шэн и Ло Гонкэ все же выполнили, полноценная переброска воинов юнь была теперь сорвана, по меньшей мере, на несколько часов.