* * *

Энни чувствовала себя оскорбленной. Она шла по коридору к своей комнате, по-детски скрестив пальцы в надежде, что ее соседка на лекциях. Ей надо было принять ванну и подумать. Никогда в жизни она так не уставала. За все эти дни в Париже ей ни разу не удалось нормально выспаться.

К счастью, Марии в комнате не оказалось, а в записке на кухонном столе говорилось, что она уехала до понедельника. Еле держась на ногах, Энни направилась в ванную. Ванна была старой, на массивных неуклюжих ножках, с внешней стороны выкрашенная в ярко-голубой цвет. Унитаз — зеленый, а крохотная раковина — коричневая. Бывший хозяин, очевидно, пытался приспособить здесь зеркало, но у него ничего не получилось, о чем и свидетельствовала отбитая кафельная плитка, в которую пытались вогнать гвозди. Хоть как-то оживлял помещение яркий коврик на полу, чудом гармонировавший с занавеской такой невообразимой расцветки, что перехватывало дыхание.

Наполнив ванну, Энни бухнула в воду чуть ли не полбанки соли. Пена поднялась почти до краев, и она с удовольствием погрузилась в нее. Ох, до чего же хороши и как упоительно дороги были ее парижские туалеты! Она едва не оставила всю новую одежду в отеле, решив, что ее взяли где-то напрокат, но Пит лишь рассмеялся, а потом сам упаковал вещи в два чемодана.

— Да, богатство — это здорово, — промолвила Энни, вдыхая неземной запах гардении. Тальк и ароматизированная соль для ванны являлись ее слабостью, от которой невозможно отказаться.

Энни взяла толстое полотенце и положила его себе под шею. Теперь пришло время обдумать поведение Пита и их совместную поездку. Она потянулась к нему, а он ее оттолкнул. Значит, ее предположения на его счет оказались верными.

За спиной у Пита имелся порядочный жизненный багаж, научивший его пропускать через мельчайшее ситечко каждого человека, прежде чем вступить с ним в какие-то отношения. Энни могла подарить ему свою преданность, любовь без границ и условий, но в глубине души понимала, что в настоящий момент он не сможет дать ей взамен то, в чем нуждается она. Пит сам все прекрасно понимал, и именно это ее больше всего беспокоило. Неужели он так и не догадался, что она любит его всем сердцем? «Нет», — сказала себе Энни. Единственный способ объяснить все Питу, это взять его за плечи, посмотреть в глаза и сказать: «Пит, я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж». Ему все нужно разжевывать и класть в рот. Впрочем, сейчас для них обоих главное — свобода. Надо подождать. Если им удастся сохранить дружбу и после университета, кто знает, может быть, наступит день, когда Пит сам сделает ей предложение. А до тех пор она должна молчать и воздерживаться от неосторожных фраз и поступков, вносящих в жизнь излишнюю сумятицу.

Сейчас Энни сожалела о многом. Тогда, в самолете, она буквально расстелилась перед Питом. Проклятье! Она так хранила, так лелеяла их дружбу, а потом взяла и все испортила. Потому что сказала себе, что пришло время. Тогда смешанное чувство усталости и счастья внушило ей, что она поступает правильно. Ей, но не Питу. Неужели она собирается прожить всю жизнь на положении его «лучшего друга»? Б-р-р, от самой этой формулировки, как ни крути, веет ущербностью.

Деннис, тот был парнем ненадежным, из тех, с которыми можно переспать, когда хочешь заполучить в постель мужчину, но и только. Интересно, какое выражение появилось бы на лице у Пита, если бы он увидел их с Деннисом? А какие чувства испытала она, когда увидела его с Каролиной Витерс? Энни не нравилось просыпаться с Деннисом, завтракать с ним; это рождало в ее душе дискомфорт. Просто он был человеком такого же склада, как она. Энни говорила, что не выйдет замуж лет до сорока — сначала надо сделать карьеру, и Деннис соглашался с ней. По большому счету, все, что их связывало, это секс раз в неделю. Да, дела обстоят невесело.

И вдруг Энни позволила себе то, что поклялась никогда не делать из-за Пита Соренсона. Она заплакала, вернее, зарыдала. Потом вышла из ванны, завернулась в любимый махровый халат, который родители подарили ей в четырнадцать лет, и нырнула в постель.

Энни думала о Пите, о Барни. Почему он не рассказывал о нем раньше? У нее самой никогда не было такого по-настоящему близкого друга, и именно сейчас ей его страшно не хватало. Человека, к которому ты можешь обратиться за помощью в любое время дня и ночи.

Она не то что бы солгала, когда назвала свое детство обычным и скучным, но... Просто ее родители совсем не походили на родителей Пита. Так много паз она мечтала о том, чтобы их отношения стали более доверительными, но мечты так и остались мечтами. Возможно, у нее просто не хватало времени. Школа, танцкласс, гимнастический зал, ужин в половине восьмого, домашнее задание и фильм по телевизору перед сном. К учебе она уже тогда относилась очень серьезно и по настоянию родителей с одинаковым упорством вгрызалась во все науки, даже в те, к которым никогда не питала интереса.

«Когда-нибудь ты что-то выберешь, Энни, — говорила ей мать. — Единственный способ сделать правильный выбор, это иметь достаточно широкий кругозор и знания». Энни пыталась возразить, что ей нужны друзья, но в ответ получала лишь очередную лекцию о дурных привычках, заблуждениях и тому подобном. Она играла на фортепиано, пела в хоре, штудировала Библию, изучала французский и испанский для начинающих, а к двенадцати годам уже бегло говорила на обоих.

В старшей школе ее ждало почти то же самое: учеба, две временные работы и присмотр за чужими детьми по выходным, чтобы собрать деньги на колледж. Никаких танцев или вечеринок. Грустная история пай-девочки — мишени для насмешек, обремененной широким кругозором, очками на носу и абсолютной неприспособленностью к жизни. В Гарварде Энни встретила Пита — своего первого настоящего друга.

Господи, как она его любит, до сердечной боли. На глаза опять набежали слезы, и Энни вытерла их рукавом. Все-таки школьная закалка многое ей дала: в университете она легко справлялась с учебой сама и первое время помогала Питу. Не то чтобы Питу не хватало способностей, нет; просто он не любил вникать в казавшиеся ему ненужными детали, да и дисциплина хромала. Но теперь он переменился.

Когда-нибудь Пит добьется успеха — Энни знала об этом и благодарила судьбу за то, что в той стремительной карьере, которую он, несомненно, сделает, будет и ее вклад.

— Я хочу, чтобы ты полюбил меня, Пит, — сказала она громко. — Я хочу, чтобы мы всю жизнь оставались вместе. Мне так хочется каждый вечер обсуждать наши дневные дела дома в гостиной, после того как дети улягутся спать. Читать им комиксы по воскресеньям. Ездить на пикники. Я хочу, чтобы нас связывали самые крепкие на свете путы, чтобы мы любили друг друга беззаветно. Мне хочется заботиться о тебе, и чтобы ты отвечал мне тем же. Я хочу семью и много сыновей — маленьких хорошеньких Питов. Если мы когда-нибудь поженимся, второго сына я обязательно назову Барни. Если бы ты любил меня хоть немного, хотя бы наполовину так сильно, как я люблю тебя, моя жизнь стала бы прекрасной, — тихо добавила она, закрывая глаза.

Скоро наступит новый день. Время бежит быстро. Энни Габриэль всегда останется собой и никогда не согласится встать на место, которое отведет ей кто-то другой, например, Пит или его дядя Лео. Она сделает свою жизнь сама.

— Итак, — пробормотала Энни уже в полусне. — Запомни, милочка, ты позволила себе распустить нюни из-за Пита Соренсона в первый и последний раз. Вот так.

* * *

Они сидели на крыльце кампуса вечером после выпускного. Питу не хотелось отпускать Энни. Прощания ужасны. Неважно, что теперь их будет разделять всего час полета на самолете. Он понимал, что учеба закончена и теперь им обоим предстоит окончательно утвердиться в жизни — каждому в своей, и едва сдерживался, чтобы не заплакать.

— У меня есть небольшой подарок для тебя, — сказал он и протянул Энни конверт с двумя пятисотдолларовыми банкнотами. — Это тебе на костюм для судебных заседаний. Ну ты понимаешь, такие строгие костюмы, которые обычно носят женщины-адвокаты. Даже и не пытайся отказываться. Я хочу, чтобы время от времени что-то напоминало тебе обо мне, и поэтому делаю тебе подарок. Ты знаешь, у меня есть сбережения. Я почти не тратил то, что высылал мне Лео. Я могу дать тебе в долг столько, сколько надо, чтобы расплатиться за учебу. Под два процента. Мне-то никаких процентов не нужно, но я тебя знаю. Обещаю, что не стану преследовать тебя с твоими расписками, если ты просрочишь месяц. Они твои, Энни.